Всё началось с того телефонного звонка в среду вечером. Я стояла у стола нарезая овощи для рагу, когда Андрей прижал телефон к груди и виноватым голосом произнёс:
— Лен, это мама. Они хотят приехать погостить. Тётя Валя с дядей Сашей тоже. Ну и Маринка с детьми.
Я медленно выключила конфорку.
— Когда?
— В пятницу. На недельку, может, чуть больше.
Недельку. Чуть больше. Я закрыла глаза и сосчитала до десяти. Мы уже проходили это дважды за последний год. «Неделька» растягивалась на три. «Погостить» означало, что я буду готовить завтраки, обеды и ужины для семи человек, включая двух детей-школьников, которые постоянно хотели то пельменей, то блинов, то котлет с макаронами.
— Андрей, у нас однушка, — я старалась говорить спокойно. — Куда мы их разместим?
— Ну как в прошлый раз. Родители на нашей кровати, тётя с дядей на диване, Маринка с детьми на раскладушках. Мы с тобой на полу.
На полу. Я вспомнила, как после прошлого визита у меня болела спина две недели. Как я каждое утро вставала в шесть, чтобы всех накормить. Как тратила наши с Андреем отложенные деньги на продукты, потому что никто даже не заикался о том, чтобы скинуться.
— А на продукты кто будет скидываться? — я всё-таки задала этот вопрос, хотя знала ответ.
Андрей замялся.
— Лен, ну они же родственники. Неудобно как-то.
Неудобно. Им не неудобно жить у нас за наш счёт, а нам неудобно попросить хотя бы помочь с расходами.
В пятницу они приехали с тремя огромными сумками. Не с продуктами — с вещами. Свекровь Нина Петровна сразу прошла на кухню, окинула взглядом холодильник и цокнула языком:
— Андрюша говорил, что вы хорошо зарабатываете, а холодильник-то полупустой.
Я стояла в коридоре, сжимая в руках пакеты с продуктами на ужин, которые успела купить по дороге с работы. Пять тысяч рублей только на сегодня — мясо, овощи, фрукты, сок для детей.
— Нина Петровна, я не знала точно, когда вы приедете, поэтому не закупалась заранее.
— А что это за запах? — тётя Валя принюхалась. — Ванная у вас что ли затхлостью пахнет?
— Протечка была месяц назад, — буркнула я, проходя на кухню. — Ремонт делаем постепенно.
Я начала разгружать пакеты, чувствуя, как внутри разливается знакомое ощущение бессилия. Андрей суетился рядом с родителями, расспрашивал о дороге, помогал устроиться. Меня будто не существовало.
Первые три дня я держалась. Вставала в половину седьмого, готовила завтрак. Сырники, омлеты, каши, нарезки. Маринкины дети — Дима и Настя — каждый день требовали что-то новое. Блины надоели, хотим пиццу. Суп не едим, давай пельмени. Маринка при этом лежала на диване с телефоном:
— Лена, а ты не могла бы сбегать в магазин? У нас сок кончился.
Не «нам нужен сок, давай я схожу» или «давайте скинемся, я куплю». А «у нас кончился», как будто это наш общий дом и общее хозяйство, в котором я играю роль бесплатной прислуги.
К вечеру четвёртого дня я поймала себя на том, что мою посуду и плачу. Просто стою над раковиной, тру сковородку и плачу от усталости и обиды. На работе аврал — срочный проект, дедлайн горит. Я приползла домой в восемь вечера после десятичасового рабочего дня, а свекровь встретила меня с порога:
— Лена, а ужин? Мы уже все проголодались.
Я посмотрела на неё, потом на Андрея, который сидел за компьютером и играл в какую-то игру. На Маринку с телефоном. На тётю Валю, которая смотрела сериал.
— Я сейчас приготовлю.
Голос прозвучал чужим, механическим. Я зашла в ванную, заперлась и села на край ванны. Руки тряслись. В голове стучала одна мысль: «Я так больше не могу. Я просто не могу».
Телефон завибрировал. Сообщение от подруги Оксаны: «Ленк, я тут горящий тур нашла. Круиз по Волге, пять дней, вообще копейки. С послезавтра. Поехали вместе? Мне одной скучно, а тебе отдых нужен позарез».
Я посмотрела на сообщение. Пять дней. Без готовки. Без «Лена, а где то», «Лена, а сделай это». Просто река, каюта, тишина.
Я открыла банковское приложение. На счёте лежали мои деньги — премия, которую я честно заработала. Не наши с Андреем общие, а мои. За прошлый месяц я потратила на содержание его родственников больше двадцати тысяч. Ни разу никто не сказал спасибо, не предложил помочь.
Пальцы сами набрали ответ Оксане: «Еду. Скинь ссылку.
Когда я вышла из ванной, ужин я всё-таки приготовила. Макароны с котлетами, салат, чай. Молча накрыла на стол, молча поела вместе со всеми. Андрей что-то рассказывал про работу, свекровь поддакивала. Меня словно не было.
После ужина я подошла к Андрею.
— Мне нужно срочно уехать. По работе. Командировка. Послезавтра, на пять дней.
Он обернулся, удивлённо приподнял брови:
— Серьёзно? А как же… — он кивнул в сторону комнаты, где расположились родственники.
— Справишься, — я пожала плечами. — Это твоя ведь родня, не моя.
— Лен, ну это несерьёзно. Ты же видишь, что у нас гости.
— Ага. Четыре дня кормила, убирала, стирала. Теперь твоя очередь.
— Но я же не умею так готовить, как ты!
— Научишься. Или закажете доставку. Или сходите в кафе. Варианты есть.
Лицо Андрея покраснело:
— То есть ты бросаешь меня одного со всеми моими гостями?
— Я не бросаю. Я еду в командировку. По работе. Которая, кстати, позволяет нам всех этих твоих родственников кормить.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но я развернулась и ушла. Сердце стучало как бешеное. Я только что сделала что-то немыслимое. Отказала. Это было страшно и одновременно невероятно облегчающе.
Утром я собрала чемодан. Свекровь вышла на кухню, когда я пила кофе:
— Андрей говорит, ты уезжаешь? Как же так, Леночка? Мы так редко видимся.
— По работе, Нина Петровна. Ничего не поделаешь.
— Ну хоть оставь чего-нибудь готового. А то Андрюша совсем не умеет.
Я допила кофе и поставила чашку в раковину:
— В холодильнике есть продукты. В интернете есть рецепты. Думаю, все взрослые люди.
Я видела, как её лицо вытянулось от удивления. Наверное, впервые за все годы знакомства я позволила себе сказать что-то такое.
Оксана встретила меня у теплохода с широкой улыбкой и двумя стаканчиками кофе:
— Ну что, беглянка, готова к приключениям?
Я рассмеялась — впервые за много дней:
— Готова. Более чем.
Теплоход отчалил в полдень. Я стояла на палубе, смотрела на берег и чувствовала, как с каждым метром удаления становится легче дышать. Телефон завибрировал — сообщение от Андрея: «Лена, мама спрашивает, где у нас хранится крупа для каши».
Я посмотрела на сообщение и выключила телефон.
Пять дней были как сон. Я спала по десять часов, ела, когда хотела, читала книги на палубе, гуляла по прибрежным городкам во время стоянок. Оксана была идеальной компаньонкой — не лезла с расспросами, просто была рядом, когда нужно было поговорить, и исчезала, когда мне хотелось побыть одной.
На третий день я всё-таки включила телефон. Тридцать два сообщения от Андрея. Первые были раздражёнными: «Почему ты не отвечаешь?», «Это несерьёзно, Лена», «Мама в шоке от твоего поведения». Потом растерянными: «Лен, ну хватит уже дуться», «Я понимаю, что ты устала, но это моя семья». А последние были почти паническими: «Где ты вообще?», «Ты хоть жива?», «Позвони срочно».
Я написала одно сообщение: «Всё нормально. Вернусь через два дня. Решай свои вопросы сам». И снова выключила телефон.
— Правильно делаешь, — одобрила Оксана, когда я рассказала ей. — Пусть почувствует, каково это — тянуть всё на себе.
— Боюсь, что когда вернусь, там будет ад.
— И что? Если он не понимает, что ты человек, а не кухонный комбайн, может, оно и к лучшему.
Эти слова крутились у меня в голове весь остаток круиза. Может, и к лучшему. А что если Андрей вообще не поймёт, почему я уехала? Что если он решит, что я предала его, бросила в трудную минуту?
Но с другой стороны — почему трудная минута? Это же его родственники. Его ответственность. Почему она автоматически стала моей?
Теплоход причалил к пристани в десять утра. Я села в такси с чемоданом, и с каждым километром приближения к дому тревога нарастала. Что я там найду? Разгром? Скандал? Холодное молчание?
Я поднялась на свой этаж, достала ключи, открыла дверь.
Тишина.
Не та обычная тишина пустой квартиры, когда ты просто понимаешь, что дома никого нет. А какая-то другая — пустая, выхолощенная.
Я прошла в комнату. На диване, аккуратно сложенное, лежало моё постельное бельё. Никаких раскладушек. Никаких детских игрушек. Никаких пакетов и сумок родственников.
Кухня была чистой. Непривычно чистой — каждая поверхность протёрта, посуда вымыта. На столе лежал белый конверт с моим именем.
Руки задрожали, когда я взяла его. Внутри был листок, исписанный знакомым почерком Андрея:
«Лена.
Все уехали позавчера. Я их отвёз на вокзал. Они обиделись — особенно мама. Сказали, что больше к нам не приедут, раз мы такие негостеприимные.
Я много думал эти пять дней. Пытался готовить — у меня получалось хуже некуда. Мама постоянно возмущалась. Маринка ныла. Дети капризничали. Тётя Валя каждый день намекала, что при тебе было лучше.
И я понял, каково тебе было. Все эти дни. Все эти месяцы, когда они приезжали.
Но я понял и другое. Ты не доверяешь мне настолько, чтобы просто сказать: «Мне тяжело, давай поговорим». Ты предпочла сбежать, оставив меня разбираться с этим в одиночку. Не попросила о помощи — просто исчезла.
И не отвечала на звонки. Я не знал, где ты, что с тобой, жива ли вообще. Я переживал, злился, потом снова переживал.
Мы с тобой — семья. Или я так думал. Семья — это когда проблемы решают вместе, а не сбегают от них. Даже если эти проблемы — моя навязчивая родня.
Я не могу быть с человеком, который при первой же настоящей трудности выбирает молчание и побег вместо разговора.
Мои вещи уже у Коли, я живу у него временно. Ключи от квартиры оставлю у консьержки через пару дней, когда заберу последнее.
Прости. Или не прощай. Но я больше не могу.
Андрей».
Я опустилась на стул, всё ещё держа письмо. В голове был полный хаос. Развод. Он хочет развестись. Из-за того, что я… я что? Отдохнула? Не дала ему и дальше использовать себя как прислугу?
Или из-за того, что сбежала, не объяснив, не поговорив, просто бросив его одного?
Я перечитала письмо ещё раз. «Ты не доверяешь мне настолько, чтобы просто сказать: «Мне тяжело, давай поговорим»».
А говорила ли я? Я намекала. Закатывала глаза. Вздыхала. Но садилась ли я с ним рядом и говорила прямо: «Мне невыносимо тяжело. Твои родственники живут за наш счёт, никто даже спасибо не говорит, я вкалываю как проклятая, а потом ещё и на работе аврал. Я на грани срыва»?
Нет. Не говорила.
Я надеялась, что он сам увидит. Сам поймёт. Сам догадается.
Но откуда ему было знать, если я молчала?
С другой стороны — разве не очевидно? Разве нужно объяснять взрослому мужчине, что нельзя свалить на жену семерых человек и ждать, что она будет их обслуживать с улыбкой?
Телефон ожил в моих руках — я машинально включила его. Сразу посыпались уведомления. Среди них — одно от Оксаны: «Ну что, дома? Как всё?»
Я набрала ответ: «Он ушёл. Хочет развестись. Говорит, что я сбежала вместо того, чтобы разговаривать».
Ответ пришёл почти мгновенно: «Что за бред? Ты ГОДАМИ с этим мирилась! Он что, серьёзно?»
Да, серьёзно. И знаете что? Я не уверена, что он не прав.
Я встала, прошлась по квартире. Заглянула в спальню — на кровати лежала книга, которую читал Андрей. Закладка на середине. В ванной не было его бритвы, зубной щётки, геля для душа. В прихожей пустовал угол, где обычно стояли его кроссовки.
Он и правда ушёл.
Я вернулась на кухню, села за стол, положила голову на руки.
Правильно ли я поступила, уехав? В тот момент — да, мне казалось, что иначе я просто сломаюсь. Что мне нужен этот побег, чтобы не взорваться, не наломать дров, не наговорить лишнего.
Но вместо того, чтобы взорваться там, я взорвала всё здесь. Взорвала наш брак.
Телефон снова завибрировал. Номер Андрея. Я смотрела на экран, не решаясь ответить. Третий гудок. Четвёртый.
Я нажала на зелёную кнопку:
— Алло.
— Лена. — Голос был усталым, без эмоций. — Ты получила письмо?
— Да.
— И что ты хочешь сказать?
Я закрыла глаза. Что я хочу сказать? Что мне жаль? Что я не хотела до этого доводить? Что я просто устала и не знала, как ещё достучаться до него?
— Андрей, мне было очень тяжело. Все эти визиты. Я не выдержала.
— Почему ты не сказала? — в его голосе прозвучала боль. — Почему просто не села со мной и не сказала: мне плохо, давай что-то решим?
— Я думала, что ты и так видишь.
— Я не экстрасенс, Лена. Я видел, что ты устаёшь. Но я думал, ну устаёт, но справляется. Терпит. Я не знал, что ты на грани. Потому что ты молчала.
— А тебе не приходило в голову, что твои родственники — это твоя ответственность? Что не я должна их кормить и развлекать?
— Приходило, — он устало выдохнул. — Конечно, приходило. Но для меня это всегда было «мы». Наша квартира, наши гости, наша семья. Я не думал делить на «твоё» и «моё».
— Но они же твои родственники!
— Да. И мне нужна была твоя поддержка. Не молчаливое героическое вкалывание с последующим побегом. А разговор. Ты могла сказать: давай закажем доставку еды. Или: давай я уйду работать в библиотеку, а ты тут разбирайся. Или: давай скажем им, что нам тяжело, пусть снимут гостиницу. Что угодно. Но ты молчала, а потом просто исчезла.
Слёзы потекли по моим щекам. Потому что он был прав. Отчасти. Я действительно молчала. Я копила обиду, вместо того чтобы говорить.
Но и он…
— А ты не видел? — мой голос сорвался. — Ты сидел за компьютером, пока я одна мыла гору посуды! Ты играл в игры, пока я готовила ужин после десяти часов работы!
— Я не думал, что ты против. Ты же сама всё делала. Если бы ты попросила о помощи…
— ПОПРОСИЛА? — я повысила голос. — Андрей, мне нужно было попросить тебя помочь в твоём же доме с твоими же родителями?
Тишина. Долгая, тягостная тишина.
— Наверное, не нужно было, — тихо сказал он. — Наверное, я сам должен был предложить. Увидеть. Понять. Ты права.
Ещё одна пауза.
— Но ты всё равно сбежала вместо того, чтобы поговорить. И это то, чего я не могу понять. Не могу простить. Я не знал, где ты. Я думал, что ты попала в аварию. Что ты лежишь где-то в больнице. Или что ты меня просто бросила. Я места себе не находил.
— Я написала, что вернусь через два дня.
— Через три дня после отъезда! Три дня я не знал, что с тобой!
Я вытерла слёзы. Он тоже был прав в этом. Я могла хотя бы написать сразу. Хотя бы короткое сообщение: «Мне нужно отдохнуть. Уехала с подругой на несколько дней. Вернусь в среду».
Но я этого не сделала. Потому что хотела, чтобы он почувствовал то же, что чувствовала я — бессилие, растерянность, одиночество.
— Мне жаль, — выдохнула я. — Правда жаль. Я не хотела, чтобы ты переживал. Я просто… Я просто устала и не знала, как иначе.
— Я понимаю, — его голос стал мягче. — Я правда понимаю. Эти пять дней я пожил твоей жизнью. И мне было кошмарно. Мама постоянно критиковала, Маринка требовала внимания, дети ныли. Я хотел всех выгнать к чертям уже на второй день.
Я рассмеялась сквозь слёзы:
— И как ты продержался?
— С трудом. С большим трудом. Я даже накричал на маму в какой-то момент. Сказал, что хватит садиться нам на шею. Она обиделась, но… знаешь, после этого стало легче.
— И что теперь? — я задала главный вопрос. — Ты правда хочешь развода?
Долгая пауза. Я слышала его дыхание в трубке.
— Я не знаю, Лен. Честно. Я злюсь. Я обижен. Я чувствую себя преданным. Но одновременно я понимаю, что сам виноват. Что просмотрел многое. Что перекладывал на тебя то, что должен был взять на себя.
— Так что нам делать?
— Я не знаю. Мне нужно время. Подумать. Разобраться в себе. Понять, смогу ли я тебе доверять снова. Сможешь ли ты мне. Сможем ли мы вместе справляться с проблемами, а не убегать от них.
— А если не сможем?
— Тогда развод. Потому что брак без доверия — это не брак.
Я кивнула, хотя он меня не видел:
— Хорошо. Я согласна. Это справедливо.
— Ещё увидимся, Лена.
— Ещё увидимся.
Я положила трубку и осталась сидеть на кухне в тишине. За окном садилось солнце, окрашивая стены в золотистый цвет.
Правильно ли я поступила, уехав? Я до сих пор не знаю ответа. С одной стороны — я наконец сказала «нет», позаботилась о себе. Это было важно. Необходимо.
С другой — я сделала это так, что разрушила всё, что было между нами. Могла ли я поступить иначе? Могла ли сначала поговорить, объяснить, попытаться решить вместе?
Наверное, могла.
Но когда ты на грани, когда тебя держит только тонкая ниточка, выбирать способы уже не получается. Ты просто выживаешь как умеешь.
Я встала, подошла к окну. Внизу во дворе играли дети, молодая пара гуляла с собакой. Жизнь продолжалась.
И моя тоже продолжится. С Андреем или без него. Я справлюсь.
Но глубоко внутри теплилась надежда — хрупкая, робкая — что мы найдём способ вернуться друг к другу. Уже другими. Научившимися говорить. Слышать. Видеть друг друга.
А пока я просто стояла у окна и смотрела, как садится солнце над городом, в котором мне предстояло заново учиться жить.
Должны ли герои остаться вместе или должны расстаться? Поделитесь, что вы думаете по этому поводу?
