В глухой провинции, за тысячи километров от Москвы, толпа окружила автомобиль. Люди скандировали имя пассажира, прижимались к стеклам, а потом машину начали раскачивать.
Сидевшая внутри женщина испугалась, что автомобиль сейчас перевернут, но сам пассажир — пожилой мужчина с добрым лицом — сохранял спокойствие, хотя ситуация напоминала штурм рок-звезды. Это не был певец или политик. В машине сидел Владимир Ухин, которого вся страна знала просто как «дядю Володю».
Он улыбался с экрана тридцати миллионам детей, укладывая их спать, но в его собственной жизни далеко не всегда всё было хорошо. В ней были предательства коллег, доносы, сложные отношения с алкоголем и отцовство, которое пришло тогда, когда другие уже нянчат внуков.
Владимир Ухин вырос в интеллигентной семье. Его отец, Иван Иванович, блестящий ученый, выпускник Тимирязевской академии, в конце тридцатых годов стал жертвой классического советского сюжета: коллега, завидовавший карьере молодого профессора, написал лживый донос. Разбираться не стали — лишили звания и отправили в ссылку в Сибирь.
Владимир родился в Омске и внешне был копией родителей: от матери достались густые волнистые волосы и артистизм, от отца — пронзительно голубые глаза. Ирония судьбы: спустя десятилетия сын повторит путь отца, пострадав от кляузы завистника, мечтавшего занять его место.
Но до телевидения было далеко. Ухин долго искал себя, петляя между совершенно разными профессиями. Сначала, следуя наставлениям отца, он три года проучился в сельскохозяйственном институте, но быстро понял, что работа на земле — не его призвание. Позже он вспоминал: «В военные годы школьником до изнеможения сажал и копал картошку на бескрайних полях, помогая фронту, и, видимо, тогда навсегда отбил охоту к аграрному труду».
Следующим этапом стал диплом спортивного психолога — он даже имел разряды по волейболу, лыжам и шахматам. Но и здесь душа не лежала к делу. Только в двадцать семь лет Владимир решился на резкий поворот: уехал в Москву и поступил в эстрадное училище.
Мать, Александра Васильевна, переживала, что фамилия «Ухин» звучит слишком простовато для артиста, и предлагала сыну взять её девичью — Олеандров. Владимир отказался наотрез, боясь обидеть отца, чью фамилию носил с гордостью.
Попасть на телевидение в те годы было крайне сложно. Отбор был жесточайшим: проверяли здоровье, дикцию, внешность, «от» и «до» изучали биографию. Любая оговорка в эфире грозила штрафом, повторная — увольнением. Ухина взяли, но долго не могли найти ему применение. Новости он читал плохо — слишком сильно волновался в кадре.
Его звездный час пробил в 1964 году, когда запустили программу «Спокойной ночи, малыши!». Ухину, с его природным обаянием и теплотой, эта роль подошла идеально. Он стал первым ведущим и почти двадцать лет оставался единственным мужчиной в женском коллективе телепередачи.
Вторая волна славы настигла его неожиданно — в Японии. В середине семидесятых годов советских дикторов начали отправлять за границу вести передачи на русском языке. Ухин поехал одним из первых. Японцы пришли в восторг от советского диктора.
Он вёл передачу «Говорим по-русски» с куклами Катей и Петей, и этот формат настолько полюбился местной аудитории, что после возвращения Ухина в Москву японские телезрители завалили руководство письмами с просьбой вернуть «Володю-сан».
С японским периодом связана история, которая превратилась в анекдот, но самому Ухину стоила немалых нервов. Оказавшись в японском универмаге, он, привыкший к довольно скудному советскому ассортименту, растерялся от изобилия товаров. Когда к нему подошла продавец, Ухин от неловкости схватил первый попавшийся серый галстук и поспешил к кассе.
На кассе выяснилось страшное: невзрачный на вид аксессуар стоил баснословных денег — он оказался эксклюзивным изделием от Ива Сен-Лорана, выпущенным лимитированной серией. Отказываться было стыдно — советская гордость не позволяла «терять лицо» перед иностранцами. Владимир расплатился, отдав больше половины месячной зарплаты, и потом месяц жил впроголодь. Зато японцы, для которых галстук был важнейшим маркером статуса, решили, что этот русский диктор — невероятно богатый человек.
Успех имел и обратную сторону. Коллеги, наблюдавшие за японскими командировками Ухина, не могли скрыть раздражения. В Гостелерадио полетели анонимки. «Доброжелатели» писали, что товарища Ухина нельзя выпускать за границу, потому что он запойный алкоголик и позорит страну.
Слухи о пьянстве преследовали его всю жизнь. Его первая жена, Нина Зубкова, с которой они познакомились ещё в Омске, рассказывала журналистам страшные вещи: о запоях, избиениях, лечении в клинике, откуда он раз за разом сбегал. Она утверждала, что именно алкоголь разрушил их брак.
Однако вторая супруга диктора, Наталья, рисует совершенно иную картину. По её словам, за тридцать лет жизни она ни разу не видела мужа пьяным, хотя он и мог позволить себе пару-тройку рюмок по праздникам. Она была уверена: доносы писали завистники, желавшие занять место Ухина в заграничных поездках.
Как бы то ни было, власти сработали безжалостно. Разбираться, правдивы ли доносы, никто не стал — Ухина срочно отозвали из Японии в Москву, перестраховавшись по принципу «дыма без огня не бывает». Вместо него в страну Восходящего солнца позже стали отправлять Ангелину Вовк.
После болезненного развода с первой женой «дядя Вова» больше десяти лет ходил в холостяках. С Натальей, которая стала его главной женщиной, он знакомился дважды.
Первый раз — на «Мосфильме», где молодая Наташа работала секретарем. Ухину тогда было чуть за сорок — подтянутый, с густыми волосами и ярко-голубыми глазами, он был похож на Есенина. Он зашел в приёмную, попросил телефон, они пару раз сходили в ресторан, но роман не задался. Владимир, видимо, решил не морочить голову молодой девчонке и исчез.
Вторая встреча случилась через десять лет на премьере какого-то фильма. Теперь это были отношения двух взрослых людей: ему за пятьдесят лет, ей тридцать. Уже через месяц Ухин вручил Наталье ключи от своей квартиры.
Его холостяцкое жилище оказалось проходным двором. Когда поклонники останавливали его на улице и просили дать автограф, он считал своим долгом пригласить их к себе домой на чай.
Телефон в его квартире раскалялся от звонков поклонниц. Женщины звонили, оскорбляли Наталью, требовали, чтобы она убралась. Однажды Наталья вышла из ванной и застала на кухне картину: Владимир спокойно пил чай с какой-то девушкой. «Наташа, знакомься, это Лена. А это Наташа, моя жена», — невозмутимо представил их Ухин. Наталья, вместо того чтобы устроить скандал, села пить с ними чай. Возможно, именно это её спокойствие и покорило Ухина.
Они поженились тихо, отметив свадьбу в квартире с роднёй, самыми близкими друзьями и несколькими салатиками. Свидетелем на свадьбе был актёр Александр Белявский.
Детей у пары не было десять лет. Они уже смирились с мыслью, что старость встретят вдвоем, планировали, как будут гулять и читать книги, когда Владимир выйдет на пенсию. Ему было уже за шестьдесят лет, когда после одного из застолий Наталье стало плохо. Врач огорошил диагнозом: это не отравление, а беременность. «Поздновато…» — только и сказал Ухин, узнав новость.
Рождение сына Ивана перевернуло его сознание. Радость смешивалась с диким страхом: хватит ли сил вырастить? Успеет ли он поставить парня на ноги? Этот страх стал навязчивой идеей.
Владимир Иванович полностью отказался от спиртного, решив, что даже несколько рюмок могут сократить его жизнь, а он не имеет права так рисковать. Сына он любил безумно. Когда Ваня, будучи уже подростком, задерживался на улице с друзьями, знаменитый диктор не ложился в постель, а сидел на стульчике в прихожей, карауля дверь.
Покой, о котором мечтал Ухин, так и не наступил. В начале девяностых годов отдел дикторов расформировали, и Владимир Иванович оказался не у дел. Телевидение стремительно молодело, новые форматы вытесняли «старую гвардию». В 1994 году его попытались вернуть в эфир «Спокойной ночи, малыши!», но через два месяца он ушёл сам — время изменилось, и он чувствовал себя лишним на современном телевидении.
Чтобы кормить семью, 65-летний Ухин мотался по гастролям. Судьба занесла его в совершенно неожиданную компанию: он стал ведущим концертов группы «Ласковый май». Продюсер Андрей Разин вспоминал, что «дядя Вова» стал для детдомовцев Шатунова и Серкова кем-то вроде отца, наставлял их, советовал книги.
Это было странное время. Доверчивый Ухин часто становился жертвой мошенников. Организаторы концертов кидали на деньги, знакомые брали в долг крупные суммы и исчезали. Однажды аферисты уговорили его вложиться в покупку земли в Крыму — в итоге исчезли и деньги, и «продавцы». Когда жена ворчала на его простодушие, он лишь разводил руками и виновато говорил: «Вот такой вот я. Что поделать?».
Здоровье сдавало. Инсульт, а потом и проблемы с памятью заставили его окончательно уйти со сцены. В последние годы он с трудом передвигался по квартире. Но даже после смерти телевидение не оставило его в покое.
На съемках программы памяти Ухина вдруг появилась его первая жена и снова начала рассказывать о его пьянстве. Наталью, вдову, это ранило. Она не понимала, зачем современному телевидению нужна эта грязь, вместо того чтобы рассказать, как он сутками работал и как его любили дети.
Для неё он так и остался идеальным мужчиной, который ждал сына до полуночи на табуретке в коридоре, покупал дорогущие галстуки, чтобы не потерять лицо перед иностранцами, и приводил домой совершенно незнакомых людей, чтобы выразить благодарность лишь за то, что они его узнали.
