Людмила Сергеевна позвонила в среду, около трёх часов дня. Я как раз вернулась с работы и собиралась приготовить обед. Увидев на экране имя свекрови, я поморщилась — обычно её звонки не предвещали ничего хорошего. Но трубку взяла. Нужно было взять.
— Леночка, привет, дорогая, — голос Людмилы Сергеевны звучал подчёркнуто бодро. — Как ты? Работа как?
— Здравствуйте, Людмила Сергеевна. Всё нормально, спасибо.
— Слушай, мне нужно с тобой серьёзно поговорить. Может, я сейчас подъеду? Или ты после работы ко мне заглянешь?
У меня екнуло сердце. «Серьёзно поговорить» в исполнении свекрови обычно означало, что она хочет мне что-то навязать или в чём-то упрекнуть. Но отказать было неловко.
— Давайте я к вам подъеду, — согласилась я. — Часам к шести смогу.
— Отлично, дорогая. Я приготовлю чай. Жду.
Остаток дня я провела в тревожном ожидании. Что ей понадобилось? Мы с Максимом были женаты два года, и я уже успела хорошо изучить особенности характера своей свекрови. Людмила Сергеевна была женщиной властной, привыкшей всё контролировать. Максим был у неё единственным ребёнком, и она относилась к нему как к драгоценности, которую я, недостойная невестка, каким-то образом умудрилась у неё отобрать.
В шесть я позвонила в дверь её двухкомнатной квартиры в центре. Людмила Сергеевна встретила меня приветливо, усадила за стол, налила чай, выставила печенье и конфеты. Мы поговорили о погоде, о моей работе в рекламном агентстве, о здоровье Максима. И только когда я допила первую чашку чая, свекровь перешла к главному.
— Леночка, я давно хотела с тобой поговорить об одной важной вещи, — начала она, складывая руки на столе. — Вот вы с Максимом живёте в твоей квартире. В этой… как её… в бабушкиной.
— Да, та и есть, — я напряглась. Квартира была моей болевой точкой в отношениях с семьёй Максима. Однокомнатная, в старом доме на окраине, досталась мне от бабушки по наследству. Я получила её ещё до знакомства с Максимом, когда училась на третьем курсе института. Квартира — моя единственная собственность, моя крепость, моя страховка.
— Понимаешь, Максим уже не мальчик. Ему тридцать. Ему нужно думать о семье, о будущем. О детях, в конце концов. А вы ютитесь в этой однушке, где и развернуться негде.
— Нам вполне хватает места, — осторожно возразила я. — Мы пока не планируем детей, так что…
— Вот именно — «пока». А когда решите, что делать будете? Кроме того, дом-то старый. Послевоенной постройки! Там же коммуникации все износились, стены трещат. Максим мне рассказывал, что у вас зимой холодно, батареи еле греют.
Это была правда. Дом действительно был старым, и проблемы имелись. Но я выросла в этой квартире, проводила здесь лето у бабушки, и каждый угол был мне дорог.
— Да, дом старый, но квартира хорошая. Просто нужен ремонт, — сказала я.
— Ремонт! — Людмила Сергеевна махнула рукой. — Ты понимаешь, сколько нужно вложить, чтобы привести её в порядок? Проводку менять, трубы, батареи. Окна, наверное, тоже древние?
— Старые, — признала я.
— Вот видишь! А ремонт косметический — это ещё минимум полмиллиона. Плюс мебель. В итоге ты вложишь огромные деньги в квартиру, которая всё равно останется в старом доме. И стоимость её не вырастет никогда.
Я молчала, чувствуя, как сжимается желудок. Куда она клонит?
— Поэтому я предлагаю вот что, — Людмила Сергеевна придвинулась ближе и посмотрела мне в глаза. — Давай ты продашь свою квартиру. Да, она маленькая, да, в старом доме, но всё-таки стоит прилично — метро рядом, инфраструктура. Я прикину, думаю, миллиона три точно получишь. А я добавлю свои два миллиона, и вы с Максимом купите нормальную двушку в новом доме. В хорошем районе. Там и дети будут где играть, и школа рядом. Вот это будет по-настоящему вашей семейной квартирой!
Я смотрела на свекровь и не могла поверить своим ушам. Она предлагала мне продать мою квартиру — моё единственное имущество, моё наследство от бабушки — чтобы купить новую, куда она вложит свои деньги. То есть я окажусь совладельцем жилья, купленного не только на мои деньги.
— Людмила Сергеевна, — я постаралась говорить спокойно, — я понимаю вашу логику, но… моя квартира — это моя собственность. Добрачная. И я не вижу причин её продавать.
— Но вы же семья! — воскликнула свекровь. — Какая разница, чья квартира? Вы молодожёны, вам нужно жильё получше.
— Мы можем сделать ремонт, — повторила я. — Постепенно. Сначала самое необходимое, потом остальное.
— И сколько это будет длиться? Годы? — Людмила Сергеевна поджала губы. — Нет, Леночка, это не выход. К тому же, — она сделала паузу, и я почувствовала, что сейчас прозвучит главный аргумент, — ты должна подумать о Максиме. Если, не дай бог, вы разведётесь, он останется вообще ни с чем. Он ведь ничего не получит от твоей квартиры.
Вот оно. Вот что её на самом деле волновало.
— Людмила Сергеевна, мы не собираемся разводиться, — я старалась держать себя в руках.
— Никто не собирается. Но жизнь непредсказуема. И я, как мать, должна думать о своём ребёнке. Если вы купите квартиру вместе, куда я вложу деньги, то она будет делиться. Максим хотя бы не останется на улице.
Я смотрела на эту хорошо одетую женщину с аккуратной укладкой и безупречным маникюром, и внутри меня всё кипело. Она даже не скрывала, что рассматривает наш брак как временное явление. Она заранее планировала раздел имущества.
— Почему я должна продавать добрачную квартиру, чтобы купить с вашим сыном новую? — выпалила я, не сдержавшись.
Людмила Сергеевна выпрямилась, и её лицо стало жёстким.
— Потому что ты замужем, — отчеканила она. — Потому что ты жена моего сына. И должна думать о его интересах так же, как о своих. Я не позволю, чтобы мой Максим после развода остался ни с чем. Ты понимаешь? Не позволю!
Её слова ударили меня, как пощёчина. Значит, она не только допускала развод — она его ожидала. Планировала. И хотела, чтобы я подготовила «запасной аэродром» для её драгоценного сыночка.
— Ваш сын взрослый мужчина, — сказала я медленно, чувствуя, как дрожат руки. — Ему тридцать лет. Если ему нужна квартира, пусть сам на неё заработает. А моя квартира — моя. И я не собираюсь её продавать. Тем более ради такой… такой схемы.
— Схемы?! — Людмила Сергеевна вспыхнула. — Это забота о семье называется! Но ты, конечно, думаешь только о себе. Я так и знала, что ты эгоистка. Максим заслуживает лучшего!
Я встала из-за стола.
— Если вы так считаете, может, ему не стоило на мне жениться, — я взяла сумку. — Спасибо за чай, Людмила Сергеевна. Мне пора.
Я вышла из квартиры, не дожидаясь ответа. Руки тряслись, внутри всё горело. Я доехала до дома в каком-то тумане, не помня дороги.
Максим вернулся с работы около восьми. Я уже успела приготовить ужин и немного успокоиться, но внутри всё ещё кипело. Мы поужинали, и я рассказала ему о разговоре с его матерью.
Максим слушал, хмурясь всё больше.
— Она это серьёзно сказала? — переспросил он. — Про развод и всё остальное?
— Абсолютно серьёзно, — я посмотрела ему в глаза. — Макс, она заранее планирует, как делить имущество после нашего развода. Ты понимаешь?
Он провёл рукой по лицу.
— Лен, я знаю, мама иногда перегибает палку. Но она просто волнуется. Ей кажется, что она обо мне заботится.
— О тебе заботится? — я не поверила своим ушам. — Макс, она хочет, чтобы я продала мою единственную квартиру! Квартиру, которую мне оставила бабушка. Чтобы я осталась вообще ни с чем, если мы разведёмся.
— Ну, это… это действительно странно, — признал он. — Но, может быть, у неё есть резон? Квартира правда маленькая. И дом старый. Мы могли бы жить лучше.
— На её деньги? — я почувствовала, как снова закипаю. — Макс, ты понимаешь, что если мы купим квартиру, куда она вложит деньги, она будет считать её своей? Будет диктовать, как нам жить, когда приходить, как делать ремонт. Она будет у нас хозяйкой!
— Ты преувеличиваешь, — Максим покачал головой. — Мама не такая.
— Твоя мама именно такая, — я встала из-за стола. — И если ты этого не видишь, то я уже не знаю, что тебе сказать.
Он тоже встал и обнял меня.
— Лен, давай не будем ссориться. Мама просто предложила вариант. Мы можем его не принимать. Я на твоей стороне, честно.
Я хотела ему поверить. Очень хотела.
В следующие дни Людмила Сергеевна звонила Максиму каждый вечер. Я слышала обрывки его разговоров с ней: «Мам, мы ещё не решили… Да, я понимаю… Нет, Лена не хочет… Мам, давай не будем сейчас об этом…»
Она давила. Методично и настойчиво. И я видела, как Максим начинает колебаться. Он стал говорить, что, может, и правда стоит подумать о квартире побольше. Что дом действительно старый. Что деньги мамы — это хорошее подспорье.
— Макс, я не продам свою квартиру, — сказала я однажды вечером, когда он в очередной раз завёл этот разговор. — Даже не надейся. Это последнее, что осталось от бабушки. И это моя страховка.
— Страховка? — он нахмурился. — От чего?
— От всего, — я посмотрела на него. — Я работаю, я зарабатываю, но квартира — это моя гарантия, что я никогда не окажусь на улице. Что бы ни случилось.
— Ты что, правда думаешь, что мы разведёмся? — в его голосе прозвучала обида.
— Нет, — я вздохнула. — Но твоя мама думает. И она хочет подстелить тебе соломку. За мой счёт.
Максим замолчал. И в этом молчании я почувствовала, что он не полностью на моей стороне. Что часть его понимает логику матери.
Через неделю Людмила Сергеевна пригласила нас на семейный обед. Максим сказал, что нельзя отказываться, что маме будет обидно. Я согласилась, хотя и чувствовала, что это ловушка.
За столом, кроме нас, сидел брат Людмилы Сергеевны, дядя Максима — Виктор Сергеевич, солидный мужчина лет шестидесяти, директор какой-то фирмы. Он смотрел на меня оценивающе, и я поняла, что его позвали не просто так.
Обед прошёл натянуто. Людмила Сергеевна была подчёркнуто любезна, но я чувствовала фальшь в каждом её слове. И когда мы допили чай, она снова завела разговор о квартире.
— Леночка, я понимаю, что ты привязана к бабушкиной квартире, — начала она мягко. — Но ты молодая, умная девушка. Ты должна понимать, что это просто неразумно — сидеть в старой однушке, когда можно жить нормально.
— Людмила Сергеевна, мы уже обсуждали это, — я старалась говорить спокойно. — Я не буду продавать квартиру.
— Но почему?! — она всплеснула руками. — Что в ней такого особенного? Старые стены, старые трубы, плесень!
— Дом в нормальном состоянии, — возразила я. — И квартира тоже. Просто нужен косметический ремонт.
— Вот именно — ремонт! — подхватил Виктор Сергеевич. — Я, кстати, в строительном бизнесе много лет. И могу тебе сказать точно: вкладывать деньги в ремонт старого жилья — это выбрасывать их на ветер. Лучше продать и купить новое.
— Спасибо за совет, — сухо сказала я. — Но это моё решение.
— Максим, скажи ей! — Людмила Сергеевна повернулась к сыну. — Ты же мужчина, глава семьи. Ты должен принимать решения!
Максим покраснел.
— Мам, это квартира Лены. Она решает.
— Но вы же семья! — взвилась свекровь. — Это решение должно приниматься вместе! Ты что, позволишь жене помыкать собой?
— Никто никем не помыкает, — я встала из-за стола. — Макс, пойдём домой.
— Постой, — Людмила Сергеевна тоже встала. — Я ещё не закончила. Я хочу, чтобы ты поняла одну вещь. Я мать. И я никогда не позволю, чтобы мой сын оказался обманутым или использованным. Если ты держишься за свою квартиру так, значит, ты не доверяешь Максиму. Значит, ты уже готовишься к разводу.
— Или я просто хочу сохранить то, что мне дорого, — ответила я. — И что по закону принадлежит мне.
— Закон! — фыркнула она. — Вот мы и добрались до сути. Ты прячешься за законом, а о муже не думаешь.
— Я думаю о муже, — я посмотрела на Максима, который сидел с несчастным лицом. — И хочу, чтобы мы жили отдельно от его мамы, которая не может смириться с тем, что он женат.
— Да как ты смеешь! — Людмила Сергеевна побледнела.
— Пойдём, — я взяла Максима за руку, и мы вышли из квартиры.
В машине Максим молчал. Я тоже молчала. Только когда мы подъехали к дому, он наконец заговорил.
— Ты была слишком резка, — сказал он. — Это всё-таки моя мать.
— А она была права? — я повернулась к нему. — Макс, открой глаза. Она не хочет, чтобы у нас была хорошая квартира. Она хочет контролировать нас. Хочет, чтобы ты зависел от неё. И хочет, чтобы я осталась ни с чем, если мы разойдёмся.
— Зачем ты всё время говоришь про развод? — он раздражённо тряхнул головой. — Мы же не собираемся разводиться!
— Твоя мать собирается! — я не выдержала. — Она только об этом и думает. И строит планы, как обезопасить тебя. Ты правда этого не видишь?
Максим выдохнул и положил голову на руль.
— Вижу, — тихо сказал он. — Просто не хочу в это верить. Она моя мать. И она привыкла меня защищать. С детства. Может, она просто не умеет по-другому.
— Тебе тридцать лет, — я положила руку ему на плечо. — Ты взрослый мужчина. И нам нужно научиться жить своей жизнью. Без её вмешательства.
Он молча кивнул.
В следующий месяц мы с Максимом составили план ремонта. Решили начать с самого необходимого: поменять трубы, батареи, сделать проводку. Окна оставили на потом. Я взяла небольшой кредит, Максим добавил свои накопления. Мы договорились с бригадой.
Людмила Сергеевна узнала об этом от Максима и позвонила мне. Не ему — мне.
— Ты втягиваешь моего сына в долги! — прошипела она в трубку. — Вместо того чтобы продать эту развалюху и купить нормальное жильё!
— Людмила Сергеевна, повторяю в сотый раз — это наше решение, — устало сказала я. — И я вас прошу не вмешиваться.
— Я его мать! Я имею право вмешиваться! Ты губишь его жизнь! Он мог бы жить в новой квартире, а ты заставляешь его жить в трущобах!
— Никто его не заставляет, — я почувствовала, что теряю терпение. — Если ему так плохо со мной, пусть съезжает. К вам, например.
Она замолчала. Потом положила трубку.
Максим был растерян.
— Она просто волнуется, — говорил он. — Ей кажется, что ты меня эксплуатируешь.
— Эксплуатирую? — я не поверила своим ушам.
— Ну, она считает, что мы вкладываем деньги в твою собственность…
— И это правда, — резко сказала я. — Но, во-первых, мы делаем её пригодной для жизни. Для нашей жизни. А во-вторых, если тебя это не устраивает, можешь не участвовать в ремонте. Я справлюсь сама.
— Лен, не говори так, — он обнял меня. — Конечно, я буду участвовать. Это наша квартира. Наша семейная квартира.
Я хотела ему верить. Но внутри сидела заноза сомнения.
Ремонт начался. Это был кошмар — грязь, шум, строители, которые постоянно что-то спрашивали. Мы с Максимом ночевали у моих родителей, а днём ездили на квартиру контролировать процесс.
Людмила Сергеевна ни разу не поинтересовалась, как идут дела. Она вообще перестала звонить Максиму. Он пытался ей названивать, но она сбрасывала или отвечала односложно.
— Она обиделась, — говорил он грустно. — Считает, что я выбрал тебя, а не её.
— Так и есть, — сказала я. — Ты выбрал жену. И это нормально.
Но ему было тяжело. Я видела, как он переживает. И понимала, что это испытание для нашего брака. Пройдём мы его или нет — покажет время.
Ремонт закончился к концу весны. Мы вложили больше, чем планировали — почти миллион. Но квартира преобразилась. Новые окна, белые стены, светлый ламинат, современная ванная. Из маленькой убогой однушки она превратилась в уютное гнёздышко.
Когда мы впервые переночевали в обновлённой квартире, Максим обнял меня и сказал:
— Знаешь, мама была не права. Это действительно прекрасное место. Наш дом.
Я прижалась к нему, чувствуя облегчение и нежность.
— Наш дом, — повторила я.
Через месяц Людмила Сергеевна всё-таки позвонила. Попросила разрешения прийти в гости — посмотреть, что получилось.
Она пришла в субботу утром, с букетом цветов и тортом. Обошла квартиру молча, останавливаясь у окон, трогая стены. Потом села за стол и посмотрела на нас.
— Хорошо получилось, — сказала она наконец. — Светло. Уютно.
— Спасибо, — сказала я осторожно.
Она помолчала, потом вздохнула.
— Я, наверное, была не права, — произнесла она с трудом. — Слишком… давила на вас. Просто я привыкла всё контролировать. А тут сын женился, и я почувствовала, что теряю его.
Максим взял её за руку.
— Мам, ты меня не теряешь. Я просто вырос. У меня теперь своя семья.
— Понимаю, — она кивнула, и в её глазах блеснули слёзы. — Но мне тяжело. Ты ведь у меня один.
Я смотрела на эту женщину — властную, сильную, привыкшую добиваться своего — и видела её страх. Страх одиночества. Страх ненужности. И почувствовала что-то похожее на жалость.
— Людмила Сергеевна, — сказала я мягко, — вы всегда будете частью нашей семьи. Но именно частью. А не главой. Вы понимаете разницу?
Она посмотрела на меня долгим взглядом. Потом медленно кивнула.
— Понимаю. И постараюсь… привыкнуть.
Мы пили чай, и атмосфера постепенно оттаивала. Людмила Сергеевна рассказывала про работу, про знакомых, спрашивала о наших планах. И ни разу не упомянула о продаже квартиры или разводе.
Когда она уходила, Максим проводил её до лифта. Я осталась на пороге и слышала, как она говорит ему:
— Ты выбрал правильную женщину. Сильную. Не то что некоторые размазни. Береги её.
— Берегу, мам, — ответил он.
Я закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Внутри всё дрожало — от напряжения, от усталости, от облегчения. Мы прошли через это. Устояли. И, может быть, даже стали крепче.
Максим вернулся, обнял меня и поцеловал в макушку.
— Прости за всё, — сказал он тихо. — За маму. За сомнения. За то, что не сразу встал на твою сторону.
— Ничего, — я улыбнулась. — Главное, что встал.
Мы стояли посреди нашей светлой квартиры — не новой, не огромной, но нашей. И я знала, что это только начало. Будут ещё испытания, ещё конфликты, ещё сомнения. Но мы справимся. Потому что мы научились главному — защищать свою семью. От всех. Даже от тех, кто думает, что желает нам добра.
И моя квартира осталась моей. Не потому что я не доверяю мужу. А потому что каждая женщина должна иметь под ногами твёрдую почву.
