Кровь застывала в жилах от того, насколько быстро меняется жизнь.
Ещё вчера я лежала на операционном столе, стискивая зубы от схваток, а сегодня смотрю в глаза существу, которое стало продолжением меня самой.
Такие крохотные пальчики, прозрачные веки — Андрюша спал, сжав кулачки, словно готовился к бою. К бою с миром, в который я его вытолкнула против воли его отца.
Максим пообещал приехать в два. Я смотрела на часы каждые пять минут, глотая ком предчувствия. За три дня, проведённых в роддоме, он не позвонил ни разу.
Только сухое сообщение: «Буду в 14:00». Только цифры, холодные, как наши последние месяцы вместе.
Палата наполнилась запахом дождя и дорогого парфюма, когда он наконец вошёл. Взгляд Максима скользнул по мне — опухшей, с кругами под глазами, растрёпанной — и остановился на прозрачной больничной кроватке.
— Хочешь взять его на руки? — голос дрожал как натянутая струна.
Тишина застыла между нами густым сиропом. Максим подошёл к кроватке, чуть наклонился. Я видела, как дрогнули его зрачки, как из глубины зрачков поднялось что-то тёмное.
— Это он? — спросил так, будто ожидал увидеть в кроватке инопланетянина.
— Это Андрей, — я попыталась улыбнуться. — Он похож на тебя, посмотри на…
— Это конец, Вера, — оборвал он меня, распрямляясь. — Я говорил тебе. Я с самого начала говорил!
Его лицо исказилось, словно маска треснула. Под ней оказалось что-то незнакомое и жуткое.
— Я не хотел этого ребёнка. Не хотел этой ответственности. Я хотел свободы, путешествий, жизни для себя, пойми ты! — голос взвился до неприличной громкости. — А теперь что? Кормить, менять подгузники, не спать ночами?
— Я не просила тебя…
Резкое движение — и я почувствовала влагу на лице. Плевок, скользкий и горячий, медленно сползал по моей щеке.
Время остановилось. Я будто наблюдала за нами со стороны: молодая женщина с мокрым от чужой слюны лицом, разъярённый мужчина, спящий младенец. Абсурдная, невозможная сцена.
И тогда я рассмеялась. Сначала тихо, потом громче, до хрипоты, до слёз. Смех выходил из меня потоком, вымывая страх, боль и унижение.
Максим замер, словно налетел на стену.
— Ты… ты сумасшедшая, — его голос дрогнул.
— Нет, — вытирая слёзы и плевок с лица, я всё ещё смеялась. — Я просто прозрела. Господи, какой же ты… никакой.
Что-то в моём смехе его испугало. Он попятился к двери, схватил куртку.
— Бумаги о разводе получишь на следующей неделе.
Дверь закрылась. За окном шёл дождь. Андрюша проснулся и тихо запищал, словно почувствовав перемены в нашей маленькой вселенной.
Я взяла сына на руки, прижала к груди и тихо сказала:
— Ничего, малыш. Мы справимся.
Телефон завибрировал. Мама: «Еду к вам, буду через час. Держись, доченька».
Я прислонилась лбом к тёплой головке сына и закрыла глаза. Всё только начиналось.
***
— Мамочка, смотли, я собрал луну!
Андрей, едва научившись говорить, уже шепелявил, глотал звуки, но каждое слово его крохотного словаря звучало как музыка. Он протягивал ко мне ладошки, в которых действительно будто светилась луна — желтый пластилиновый шарик, слегка приплюснутый с боков.
— Какая красивая, — я осторожно приняла его подарок. — Давай поставим её на подоконник, чтобы настоящая луна видела, какой у неё появился маленький брат?
Три года. Три года без Максима, которые оказались и тяжелее, и легче, чем я могла представить.
Маленькая, но уютная квартира на окраине города, бесконечные ночные дежурства в клинике, куда меня взяли медсестрой. И мама, моя каменная стена, без которой мы с Андреем просто не выжили бы.
— Он начал отжиматься сегодня, представляешь? — мама вошла на кухню, вытирая руки о фартук. — Увидел какое-то видео на телефоне и давай повторять. Три раза отжался, красный весь, но гордый такой!
Она постоянно рассказывала мне о достижениях Андрея, словно собирала драгоценные камни, каждый из которых блестел ярче предыдущего.
Моя мама, Ирина Александровна, профессор университета, отдала всю себя нашему спасению.
— Я взяла отгулы на следующей неделе, — сказала я, помешивая суп. — Сводим его в зоопарк, он давно просит.
Мама кивнула, но взгляд её смягчился:
— Ты совсем себя не жалеешь, Верочка. Тебе бы отдохнуть…
Слова застыли в воздухе, недосказанные. Мы обе знали — отдыха не будет. Не в ближайшие годы точно.
Кафе «Бристоль» на углу Садовой и Невского считалось модным местом. Я никогда не бывала там, но именно там я впервые увидела Максима после нашего расставания.
Мы с Андреем проходили мимо, возвращаясь из детской поликлиники, когда сквозь панорамное окно я заметила знакомый профиль.
Сердце сделало кульбит, но не от боли или обиды. От удивления — насколько этот человек стал мне чужим.
Он смеялся, держа за руку светловолосую девушку. В другой руке — бокал с чем-то янтарным. Загорелый, в белой рубашке, свободный. Ни разу не спросивший о сыне.
Андрей дёрнул меня за руку:
— Мам, я хочу мороженое.
Его голос выдернул меня из оцепенения. Я отвела взгляд от окна, наклонилась к сыну:
— Сегодня можно, но только после обеда.
Андрей вскинул руки в победном жесте, и мы пошли дальше, оставляя Максима и его новую жизнь за спиной. Где-то глубоко внутри зародилась странная, почти невесомая мысль: «Спасибо тебе. За то, что ушёл».
***
— Мам, а почему у Мишки есть папа, а у меня нет? — спросил Андрей, когда ему исполнилось пять.
Мы сидели на скамейке в парке, ели мороженое. Вопрос прилетел как камень — неожиданно и больно. Я знала, что когда-нибудь он спросит. Готовила ответы, репетировала перед зеркалом, советовалась с психологом. И всё равно слова застряли в горле.
— У тебя есть папа, — наконец сказала я. — Просто он… не смог стать настоящим папой. Некоторые люди не умеют любить детей.
— Даже своих? — Андрей смотрел на меня огромными глазами, в которых застыло недоумение.
— Даже своих, — я провела рукой по его волосам. — Но зато у тебя есть я и бабушка. И мы любим тебя за троих.
Андрей потер подбородок в задумчивости — этот жест он унаследовал от меня. Что-то промелькнуло в его глазах, а потом он посмотрел на меня так, что у меня перехватило дыхание:
— Знаешь, если бы там, до рождения, мне дали все варианты… всех пап и мам на выбор — я бы всё равно выбрал тебя.
Его слова прошили меня насквозь, как луч света — темную комнату.
Внутри словно оборвалась струна, долго звеневшая фальшивой нотой.
Я вдруг осознала, что все эти годы втайне ждала — не возвращения Максима, нет, а скорее оправдания нашего прошлого, признания ценности того, что никогда не имело цены. А теперь я была свободна. По-настоящему свободна.
Жизнь входила в новое русло постепенно, незаметно. Я сдала экзамены и получила повышение в клинике. Мы переехали в квартиру побольше.
Андрей пошёл в школу, и учительница не могла нахвалиться его усидчивостью и тягой к знаниям.
Я встречала Максима ещё дважды за эти годы. Однажды он стоял в очереди в супермаркете, не замечая меня. В следующий раз — проезжал мимо на новом внедорожнике.
Каждый раз внутри что-то вздрагивало, но уже без боли, лишь с тихим удивлением: «Неужели когда-то я жила с этим человеком?»
Андрей рос, выстраивая свою вселенную из книг, конструкторов и футбольных матчей во дворе.
Иногда я ловила в его жестах или мимике что-то от Максима, но эти черты, как ни странно, не вызывали отторжения. Они просто были частью моего сына — единственного настоящего подарка, который оставил мне бывший муж.
— Мам, не паникуй, это просто пиджак, а не скафандр для высадки на Марс!
Андрей, уже почти на голову выше меня, отбивался от моих попыток поправить бабочку.
Семнадцать лет — когда это успело случиться? Каштановые волосы, упрямый подбородок, внимательные глаза. Мой сын, выпускник, золотой медалист, будущий студент медицинского.
— Дай мне насладиться моментом, — отмахнулась я, разглаживая невидимые складки на его плечах. — Когда ещё я смогу тебя вот так тискать?
Мама вошла в комнату, неся коробку с новыми туфлями для Андрея:
— Оставь ребёнка в покое, Вера. Он и так нервничает.
— Вовсе нет, — возразил Андрей, но кадык дёрнулся, выдавая волнение.
Сегодня был выпускной. Конец одной главы и начало другой. Я смотрела на сына и видела в нём всё то, чего никогда не было в его отце — надёжность, глубину, умение любить.
Школьный актовый зал утопал в цветах. Родители заполнили все ряды, шуршали праздничные платья, щёлкали фотоаппараты.
Я сидела между мамой и Сергеем — моим коллегой, который за последние два года стал гораздо больше, чем просто друг. Его рука нашла мою в полумраке зала, когда заиграла музыка и на сцену стали выходить выпускники.
— Он похож на тебя, — шепнул Сергей, когда Андрей поднялся за дипломом. — Такой же упрямый взгляд.
Я сжала его пальцы в ответ, не в силах говорить. Горло перехватило от нахлынувших воспоминаний — крохотный комочек в больничной кроватке, первые шаги, разбитые коленки, ночные кошмары, школьные проекты, первая влюблённость, первые разочарования…
Мы прошли это вместе, только вдвоём. Нет, вчетвером — я, Андрей, мама и наш смех. Смех, начавшийся в той больничной палате.
После церемонии мы вышли на улицу, щурясь от яркого июньского солнца. Андрей был окружён одноклассниками, они смеялись, обнимались, обещали не терять друг друга. Я стояла поодаль, наблюдая, как сын прощается с детством.
И тогда я увидела его. Максим стоял через дорогу, у ограды парка, глядя прямо на нас. Постаревший, но в дорогом костюме. Он смотрел на Андрея, и во взгляде читалось что-то похожее на голод.
Сердце пропустило удар, но не от страха или ненависти. От удивления — впервые за семнадцать лет он появился там, где был его сын. Откуда он узнал? Зачем пришёл?
— Вера, всё в порядке? — Сергей заметил перемену в моём лице.
— Да, я… Подожди минутку.
Не задумываясь, я пересекла улицу. Максим не двинулся с места, только выпрямился, как будто готовясь к удару.
— Здравствуй, — его голос стал ниже, чем я помнила.
— Зачем ты здесь? — спросила я без предисловий.
Он помолчал, затем повёл плечом, словно сбрасывая невидимый груз:
— Хотел увидеть его. Хоть раз.
— Почему сейчас? Прошло семнадцать лет, Максим.
— Я… — он замялся, глядя поверх моего плеча на группу выпускников. — Я развёлся. Второй раз. Она тоже хотела детей, а я… — он невесело усмехнулся. — Я снова не смог.
Я молчала, ожидая продолжения.
— Мне пятьдесят, Вера. Я один. И вдруг понял, что единственный человек в мире, связанный со мной кровью — вон тот парень в чёрном костюме, который никогда не называл меня отцом.
Что-то дрогнуло во мне — не жалость, но понимание. Вот оно. Максим искал не сына. Он искал себя.
— Он прекрасный мальчик, — тихо сказал бывший муж. — У него твоя улыбка.
— И твой подбородок, — неожиданно для себя ответила я.
Мы помолчали. Где-то зазвонил телефон, засмеялись дети, прошуршала по асфальту метла дворника.
— Ты не хочешь… познакомить нас? — спросил он наконец.
Я покачала головой:
— Нет, Максим. Не сегодня. Это его праздник.
Он кивнул, опустив глаза.
— Я понимаю.
— Но он взрослый человек, — добавила я после паузы. — Если ты действительно хочешь войти в его жизнь… это должен быть его выбор, не мой.
Я достала из сумочки ручку, нашла в кармане чек из магазина, написала номер телефона на обороте:
— Позвони. Через неделю. Я поговорю с ним.
Он принял бумажку с таким благоговением, будто это была реликвия. Его пальцы дрожали.
— Спасибо, — сказал он, и впервые за все годы я увидела в его глазах что-то настоящее. — Мне жаль, Вера. За всё.
— Мне — нет, — я улыбнулась, и это была честная улыбка. — Всё сложилось именно так, как должно было.
Я оглянулась. Андрей стоял в окружении друзей, смеясь над чьей-то шуткой. Мама и Сергей переговаривались, поглядывая на меня с беспокойством. Мой новый мир, выстроенный из руин старого.
— Прощай, Максим, — я развернулась и пошла назад через дорогу.
Семнадцать лет — и вот этот мужчина невольно преподал мне урок, стоивший всех университетов мира: прочные стены растут только после того, как рухнут карточные домики иллюзий.
А я тогда рассмеялась. Рассмеялась, потому что где-то глубоко внутри уже знала — это начало, а не конец.
Андрей заметил меня, помахал рукой. Я помахала в ответ и рассмеялась. На этот раз — от счастья.
