Продадим дачу невестки, а себе купим квартирку на юге — подслушала разговор свекров Юля

— Коль, а Коль, — Вера Петровна осторожно тронула мужа за плечо, пока тот изучал газету за воскресным чаем. — У меня тут идея появилась…

— М-м? — промычал Николай Иванович, не отрываясь от статьи про новые правила садоводства.

— Помнишь, как Машка, невестка наша, всё причитала, что дача ей от бабки досталась? Ну та, в Озёрном? — Вера Петровна придвинула стул ближе. — А что если…

Юля замерла у приоткрытой двери кухни, где собиралась попросить у свекрови форму для кекса. Рука так и застыла на дверной ручке.

— Что если нам помочь им её продать? — продолжала Вера Петровна. — А на вырученные деньги купим себе квартирку в Геленджике. Или в Анапе. Помнишь, как нам там понравилось в прошлом году?

Юля почувствовала, как земля уходит из-под ног. Дача Маши, жены младшего сына свекрови Петра, была для той единственной памятью о бабушке. Там прошло всё Машино детство, каждый куст смородины был высажен её руками…

Юля тихонько отступила от двери. В голове вихрем проносились мысли. Как свекровь может так поступать? И ведь не с чужим человеком — с невесткой, женой младшего сына! Первым порывом было немедленно позвонить Маше, предупредить. Но Юля сдержалась. Сначала нужно во всём разобраться.

А разбираться было в чем. Отношения в их большой семье всегда складывались непросто. Юля, жена старшего сына Андрея, честно пыталась соответствовать негласному статусу «главной невестки». Работала учительницей в школе, воспитывала троих детей, держала дом в чистоте, каждое воскресенье пекла фирменный яблочный пирог для семейных обедов.

Маша была полной её противоположностью. Художница-иллюстратор, она вечно витала в облаках, забывала про важные семейные даты и могла заявиться на ужин с опозданием на час, потому что «так красиво закат над городом разливался, не могла не зарисовать». Но свёкры почему-то всегда относились к её чудачествам снисходительно.

«Творческая натура», — говорила Вера Петровна, когда Маша в очередной раз пропускала семейный праздник из-за какой-нибудь художественной выставки.

«Весь в бабку пошла», — добавлял Николай Иванович, с гордостью показывая гостям Машины иллюстрации в детских книжках.

Юлю это задевало. Она-то, в отличие от золовки, всегда была идеальной невесткой. Вовремя приходила на семейные сборища, помнила про дни рождения, возила детей к бабушке с дедушкой каждые выходные. А благодарности не видела.

Особенно обидно было за мужа. Андрей, старший сын, работал на заводе инженером, брал дополнительные смены, чтобы обеспечить семью. А младший, Пётр, устроился каким-то креативным директором в рекламное агентство, целыми днями придумывал слоганы для йогуртов и шампуней. И ничего — родители гордились обоими одинаково.

Когда год назад Машина бабушка умерла, оставив внучке в наследство дачу в Озёрном, Юля думала — ну всё, теперь-то свекровь поймёт разницу между невестками. У Маши ни дети, ни нормальная работа не предвиделись, одни только картинки в книжках. Какой из неё дачник?

Но получилось иначе. Маша неожиданно увлеклась садоводством. Каждые выходные пропадала на участке — полола грядки, сажала цветы, реставрировала старую беседку. Пётр только посмеивался:

— Моя жена в любом деле художника найдёт. Видели, как она забор раскрасила? Теперь вся улица любоваться приходит.

И действительно, простой деревянный забор Маша превратила в произведение искусства — расписала сценками из деревенской жизни. Тут тебе и котики на завалинке, и птички на ветках, и румянолицые бабушки с пирогами.

«Александра Сергеевна так любила народные мотивы», — объясняла она всем, кто спрашивал про забор. Александрой Сергеевной звали её бабушку, тоже художницу.

Вера Петровна часто ездила к Маше на дачу — помогать с огородом, как она говорила. Возвращалась вечером уставшая, но довольная:

— Машенька такую красоту наводит! И помидоры уже цветут, и клубника поспевает. А какие у неё георгины — прямо как у Александры Сергеевны!

Юля только хмыкала про себя. Подумаешь, пару грядок прополола. А то, что она, Юля, каждый день готовит, стирает, проверяет уроки у троих детей — это как будто и не считается.

И вот теперь этот разговор… Юля металась по квартире, не находя себе места. Рассказать Маше? Промолчать? С одной стороны, та имеет право знать. С другой — вдруг она всё неправильно поняла?

Вечером позвонил Андрей:

— Представляешь, родители на семейный совет всех собирают. В следующую субботу, прямо с утра. Говорят, важный разговор.

— Какой ещё разговор? — насторожилась Юля.

— Не знаю. Мать загадочно улыбается, отец в газету прячется. Что-то затевают.

Всю неделю Юля жила как на иголках. На работе рассеянно отвечала на вопросы учеников, дома механически проверяла тетрадки. В голове крутились обрывки подслушанного разговора.

В субботу они приехали к свёкрам первыми. Дети сразу убежали в сад — качаться на старых качелях. Юля помогала свекрови накрывать на стол, искоса поглядывая на неё. Вера Петровна была непривычно оживлена, то и дело поправляла новую брошку на блузке.

Пётр с Машей опоздали — как всегда.

— Простите! — Маша влетела в комнату, рассыпая листки из папки. — Я тут такое придумала! Сейчас покажу…

— Сначала поговорим, — неожиданно твёрдо сказала Вера Петровна. — Садитесь все.

Юля затаила дыхание. Сейчас начнётся… Сейчас свекровь объявит о своих планах, и разразится скандал…

— Мы с отцом должны вам кое-что рассказать, — начала Вера Петровна. — Точнее, признаться…

— Дело в том, — Вера Петровна расправила несуществующую складку на скатерти, — что мы с Александрой Сергеевной… В общем, мы дружили.

— С моей бабушкой? — удивлённо переспросила Маша. — Но почему вы никогда…

— Не говорила? — Вера Петровна грустно улыбнулась. — Потому что это долгая история. Мы познакомились ещё до твоего рождения, в художественной школе. Я там уборщицей работала, подрабатывала после основной смены на заводе. А она преподавала живопись.

Юля почувствовала, как напрягся рядом Андрей. За двадцать лет совместной жизни свекровь ни разу не упоминала об этой работе.

— Я тогда только-только в город переехала, — продолжала Вера Петровна. — Молодая была, глупая. Всё мечтала выучиться на художника. Александра Сергеевна заметила, как я на уроки её заглядываюсь. Предложила позаниматься после занятий.

— Мама, ты рисовала? — изумлённо протянул Пётр.

— Пыталась, — махнула рукой свекровь. — Да только таланта не хватило. Зато подружились мы крепко. Она меня на этюды с собой брала, пленэры устраивала… А потом я забеременела Андрюшей, пришлось бросить. Работа, дом, дети — не до живописи стало.

Николай Иванович впервые за вечер подал голос:

— Я её тогда еле от этой блажи отговорил. Куда нам художества? Детей поднимать надо было.

— Да, — кивнула Вера Петровна. — Правильно всё сложилось. Но Александра Сергеевна… Она не бросила меня. Всё приходила, рассказывала про выставки, про учеников своих. А потом и внучку стала приводить — Машеньку.

— Погодите, — Маша подалась вперёд. — Так вот почему у вас дома была моя детская работа! Тот натюрморт с подсолнухами… Я всё думала — откуда?

— Бабушка подарила, — улыбнулась Вера Петровна. — Сказала — талант у девочки, далеко пойдёт.

Юля почувствовала, как к горлу подступает комок. Она-то считала, что свекровь просто по необъяснимой прихоти выделяет младшую невестку. А тут такое…

— Но при чём здесь дача? — спросил Андрей.

— А при том, — Вера Петровна достала из серванта старый альбом. — Что у нас с Александрой Сергеевной была общая мечта. Мы хотели открыть художественную студию. Не простую — для детей из детских домов, из малообеспеченных семей. Чтобы учились бесплатно.

Она раскрыла альбом — на пожелтевших страницах теснились эскизы, наброски, какие-то расчёты.

— Видите? Мы даже план составили. Александра Сергеевна говорила — выйду на пенсию, продам московскую квартиру, куплю дом у моря. Там и студию откроем. Я ей: какая из меня учительница? А она смеялась — будешь директором, организатором. У тебя же всё по полочкам…

— И что? — тихо спросила Маша.

— А ничего, — вздохнула Вера Петровна. — Не успели. Она заболела, потом я с работой закрутилась, с внуками… Так и осталась мечта мечтой.

— А дача? — напомнила Юля.

— Дача… — свекровь переглянулась с мужем. — Понимаете, мы с отцом подумали… Может, не просто так всё сложилось? Машенька теперь художница известная, опыт преподавания есть. Мы с дедом на пенсии, можем помочь. А на юге студию открыть куда проще — и жильё дешевле, и дети круглый год на пленэры ходить смогут…

— Вы хотите продать дачу? — Маша как-то странно улыбнулась.

— Если ты согласна, конечно, — поспешно добавила Вера Петровна. — Это же твоё наследство, твоя память…

Маша молча встала, подошла к своей брошенной папке, достала листы:

— А теперь смотрите, что я принесла показать.

На листах были эскизы — десятки эскизов. Прибрежное кафе, переоборудованное под художественную студию. Светлые классы с мольбертами. Дети рисуют на набережной. Вывеска: «Художественная студия ‘Озёрное'»…

— Я уже месяц об этом думаю, — призналась Маша. — Бабушкин дом… он хороший, тёплый. Но в нём слишком много прошлого. А она всегда говорила — художник должен идти вперёд.

— Так значит… — Вера Петровна растерянно заморгала.

— Значит, будем открывать студию, — твёрдо сказала Маша. — У меня уже и помещение присмотрено в Геленджике. Как раз на набережной, с видом на море. И договорённость с местным детским домом есть.

— И с интернатом надо связаться, — неожиданно для себя добавила Юля. — У меня в школе столько талантливых детей из малообеспеченных семей…

Все посмотрели на неё с удивлением.

— А что? — Юля упрямо вздёрнула подбородок. — Я, может, тоже о чём-то таком мечтала. Надоело тетрадки проверять. Хочу… хочу быть директором. Организатором. У меня же всё по полочкам.

Вера Петровна всхлипнула и крепко обняла обеих невесток.

— Ну вот, разревелась, — проворчал Николай Иванович, украдкой вытирая глаза. — Женщины…

— Пап, а ты что молчишь? — спросил Андрей.

— А чего говорить? — хмыкнул отец. — Я давно понял — если в семье три художницы, сопротивляться бесполезно. Поехали смотреть ваше помещение.

— Какие три? — удивился Пётр. — Маша и мама…

— И Юля, — подмигнул Николай Иванович. — Ты её школьные стенгазеты не видел? Настоящие произведения искусства.

— Точно! — оживилась Маша. — Юль, а помнишь, как ты в прошлом году декорации для школьного спектакля делала? У тебя же настоящий талант к оформительству!

Юля почувствовала, как краска заливает щёки. Она думала, никто не заметил, сколько труда она вложила в те декорации…

— Так, — Вера Петровна решительно встала. — Предлагаю завтра же ехать смотреть помещение. Надо же понять, куда мольберты ставить будем.

— А дача? — спросил Андрей.

— А дачу пока оставим, — сказала Маша. — Будем приезжать летом. Устроим там творческую базу для пленэров.

— И огород не пропадёт, — проворчал Николай Иванович. — Я только помидоры посадил…

Все рассмеялись. Напряжение последних дней растаяло без следа.

А через полгода на набережной Геленджика появилась новая вывеска: «Художественная студия ‘Озёрное'». В светлых классах стояли мольберты, на стенах висели детские рисунки, а в директорском кабинете соседствовали два стола — аккуратный Юлин, с идеально разложенными папками, и творчески захламлённый Машин, с разбросанными эскизами и кисточками.

Вера Петровна часто приходила в студию по утрам, когда занятия ещё не начались. Садилась в уголке с чашкой чая, наблюдала, как невестки готовятся к новому дню. Юля просматривала расписание, раскладывала методички, проверяла наличие материалов. Маша развешивала новые работы учеников, подправляла композиции на мольбертах.

— Представляешь, — сказала как-то Юля, — к нам сегодня комиссия из департамента образования приезжает. Хотят наш опыт изучать — как частная студия может работать с детскими домами и интернатами.

— А что тут изучать? — пожала плечами Маша, протирая палитры. — Просто надо детей любить. И верить в них.

Юля хмыкнула: — Ага, а ещё уметь составлять сметы, писать программы, согласовывать графики. Думаешь, почему к нам очередь на полгода вперёд?

— Потому что у нас лучшие преподаватели! — гордо заявила Маша.

— И это тоже, — согласилась Юля. — Кстати, об учителях. Помнишь Светлану Николаевну из третьего интерната? Она предлагает провести совместную выставку — их детские работы и наши.

— О, отличная идея! — оживилась Маша. — Можно в городской галерее, я договорюсь. А ещё…

— Так, стоп, — перебила Юля. — Сначала комиссия, потом выставка. Всё по порядку.

Вера Петровна улыбнулась, слушая их перепалку. Кто бы мог подумать, что эти две такие разные женщины найдут общий язык? А ведь поначалу было непросто.

Первый месяц работы студии выдался особенно тяжёлым. Юля с её перфекционизмом требовала идеального порядка во всём. Маша, привыкшая к творческому хаосу, не понимала, зачем заполнять десятки бумажек и составлять подробные планы занятий.

— Нельзя загонять творчество в рамки! — возмущалась она.

— Нельзя работать с детьми без системы! — парировала Юля.

Дошло до того, что однажды вечером обе невестки приехали к свекрови — жаловаться.

— Я так больше не могу! — заявила Юля. — Она срывает все сроки, теряет документы, а потом ещё и возмущается, что я её контролирую!

— А ты превращаешь студию в казарму! — возмутилась Маша. — Детям нужна свобода самовыражения, а не твои графики и отчёты!

Вера Петровна молча слушала их препирательства, а потом достала из серванта старую фотографию:

— Узнаёте?

На снимке две девушки — совсем молоденькие, лет по восемнадцать — стояли у мольберта. Одна что-то увлечённо рисовала, вся перепачканная красками, другая аккуратно записывала что-то в блокнот.

— Это… это же бабушка! — ахнула Маша. — А рядом…

— Я, — кивнула Вера Петровна. — Знаете, мы тоже не сразу сработались. Александра Сергеевна всё порывалась нарушать школьное расписание — то свет особенный, то настроение у детей творческое. А я, как завхоз, требовала соблюдать правила. Однажды так разругались, что неделю не разговаривали.

— И что потом? — спросила Юля.

— А потом поняли — мы друг друга дополняем. Она учила меня видеть красоту в беспорядке, а я её — находить гармонию в правилах.

Маша с Юлей переглянулись.

— Точно как мы с тобой, — хмыкнула Маша. — Ты меня всё время организуешь…

— А ты меня учишь быть гибче, — улыбнулась Юля.

С того дня дела пошли на лад. Юля взяла на себя всю организационную работу, а Маша полностью сосредоточилась на творческом процессе. И неожиданно оказалось, что именно такое сочетание и нужно было студии.

Дети это чувствовали. Они знали — если нужно решить какой-то практический вопрос, идти надо к тёте Юле. Она всё разложит по полочкам, найдёт выход из любой ситуации. А если хочется помечтать, пофантазировать, обсудить новую идею — тут поможет Маша Сергеевна.

Постепенно у каждой появились свои особые ученики. К Маше тянулись мечтатели и фантазёры, те, кто хотел выразить в рисунках свой внутренний мир. К Юле — прагматики, будущие дизайнеры и архитекторы, те, кому важна была техническая сторона творчества.

А потом случилось неожиданное. Юля, всегда считавшая себя человеком исключительно практическим, вдруг увлеклась батиком. Началось всё с того, что она помогала Маше готовить реквизит для занятия по росписи ткани.

— Слушай, а это интересно, — сказала она, разглядывая причудливые разводы красок на шёлке. — Тут же можно целую систему создать — как краски смешиваются, как ткань себя ведёт…

— Ага, — усмехнулась Маша. — А ещё можно просто получать удовольствие от процесса.

Юля фыркнула, но кисточку не отложила. А через месяц её работы уже висели в выставочном зале студии наравне с Машиными акварелями.

— Смотри-ка, — сказал как-то Андрей жене. — А ведь ты изменилась.

— В каком смысле?

— Ну, раньше ты всё пыталась соответствовать какому-то образу идеальной жены и матери. А теперь…

— А теперь что?

— Теперь ты просто счастлива. И нам с детьми от этого тоже хорошо.

Юля задумалась. Действительно, когда она последний раз переживала из-за того, что кто-то может осудить её домашние обеды или не идеально выглаженные рубашки? Теперь у неё были другие заботы — и другие радости.

Дети тоже изменились. Раньше она требовала от них только отличных оценок и идеального поведения. Теперь появилось что-то более важное — умение видеть красоту в мелочах, радоваться творчеству, верить в себя.

А на днях старшая дочь вдруг заявила:

— Мам, а я, кажется, поняла, кем хочу быть.

— И кем же?

— Хочу открыть свою художественную школу. Как вы с тётей Машей. Только в другом городе.

— Почему именно в другом? — удивилась Юля.

— Потому что здесь у вас уже всё есть. А где-то ещё есть дети, которые тоже хотят рисовать, но не могут себе этого позволить.

Юля обняла дочь, пряча навернувшиеся слёзы. Всё-таки Вера Петровна была права — мечты имеют свойство передаваться. Как эстафетная палочка — от Александры Сергеевны к Маше, от Маши к ней, а теперь вот и к следующему поколению.

Прошло три года. Художественная студия «Озёрное» превратилась в настоящий культурный центр Геленджика. Теперь здесь не только учились рисовать — проводились выставки, творческие встречи, мастер-классы. Два раза в год устраивались большие пленэры, на которые съезжались дети со всего края.

Дача в Озёрном не пустовала. Летом там действительно организовали творческую базу — с мастерскими в старых хозяйственных постройках, с уютными беседками для занятий на свежем воздухе. Николай Иванович с Андреем всё-таки взялись за ремонт — постепенно, без спешки обновили крышу, укрепили фундамент.

А недавно Маша обнаружила на чердаке старый сундук с бабушкиными вещами. Среди пожелтевших газет и старых рамок нашёлся альбом с набросками — проект той самой художественной студии, о которой мечтали Александра Сергеевна и Вера Петровна.

— Представляешь, — сказала Маша Юле, листая альбом, — они ведь тогда придумали почти то же самое, что мы сделали. Даже расположение классов похожее.

— Значит, правильно всё придумали, — отозвалась Юля, не отрываясь от составления нового учебного плана. — Слушай, а может, пора филиал открывать? А то у нас уже очередь на год вперёд.

Вера Петровна, по обыкновению сидевшая в своём уголке с чашкой чая, только улыбнулась. Она давно поняла — иногда нужно просто не мешать. Пусть даже для этого придётся придумать историю про продажу дачи.

— Мам, — окликнула её Маша, — а ты ведь специально тогда так громко с отцом разговаривала? Знала, что Юля услышит?

— Да кто ж теперь упомнит, — лукаво отмахнулась Вера Петровна. — Дело-то житейское…

Юля подняла голову от бумаг:

— А я вот думаю… Может, и правильно, что так получилось. А то бы до сих пор друг друга настороженно разглядывали — идеальная невестка и творческая личность.

— Ага, — хмыкнула Маша. — А теперь у нас идеально творческая студия. Или творчески идеальная?

— Главное, что наша, — сказала Юля. — И детям в ней хорошо.

За окном шумело море, в классах слышался детский смех и звон кисточек в стаканах с водой. На стенах висели новые работы учеников — яркие, смелые, непохожие друг на друга. Совсем как их авторы.

А на самом видном месте в директорском кабинете стояла фотография: две девушки у мольберта — одна с кистью, другая с блокнотом. И рядом с ней — снимок двух женщин на фоне вывески «Художественная студия ‘Озёрное'» в тех же позах.

Потому что мечты сбываются. Пусть не всегда так, как планировалось. Пусть иногда для этого требуется хитрость свекрови, упрямство невестки и немного везения. Главное — не бояться идти за своей мечтой.

И да, дача в Озёрном всё-таки осталась в семье. Теперь там подрастают новые художники, а по вечерам в старой беседке собираются все вместе — пить чай, строить планы и любоваться закатом над озером. В такие минуты Вера Петровна достаёт старый альбом, и начинаются рассказы — о двух подругах, которые когда-то придумали эту историю. О том, как мечты передаются по наследству. И о том, что иногда самые важные перемены в жизни начинаются с подслушанного разговора на кухне.

Оцените статью
Продадим дачу невестки, а себе купим квартирку на юге — подслушала разговор свекров Юля
Аделаида Демюлен. Любовь к Карлу Брюллову стала для нее роковой