После ЗАГСа Элем Климов привел молодую жену в просторную родительскую квартиру. Его отец Герман Степанович, занимавший ответственный пост в партийном контроле, как-то обмолвился за ужином:
— Сегодня подписал реабилитацию еще двадцати трех человек.
Только тогда Лариса поняла, в какую семью попала…
«Я ПРИШЛА СНИМАТЬ КИНО…»
Лариса Шепитько родилась на Украине в 1938 году в небольшом городке Артемовск в семье НКВД-шника Ефима Анисимовича и учительницы Ефросиньи Яновны. Но своего отца девочка почти не помнит, он бросил жену и троих детей, когда ей не было и четырех лет.
После окончания войны Шепитько переехали во Львов. А затем в Киев, куда Ефросинью Яновну отправили на курсы в Высшую партийную школу. Именно здесь Лариса впервые столкнулась с кинематографом не как зритель, а как потенциальный творец. Наблюдая на Крещатике за съемками фильма «Овод» с участием супругов Стриженовых, девушка почувствовала странное родство с этим искусством.
И после окончания школы отправилась в Москву поступать во ВГИК. В маленьком чемоданчике аттестат с пятерками и… больше ничего. Ни рекомендаций, ни подготовленных работ. Только упрямая уверенность, что ее место за режиссерским пультом, а не перед камерой.
Когда во ВГИКе завели привычную пластинку про «актерские данные», Лариса вдруг четко, почти вызывающе выкрикнула:
— Я пришла учиться снимать кино. Не играть в нем.
В зале повисла тишина. Потом кто-то из членов приемной комиссии, кажется, сам Довженко, вдруг рассмеялся:
— Ну что ж, раз так, пусть пробует на режиссерском.
ИСПЫТАНИЕ НА ПРОЧНОСТЬ
В тот год Александр Довженко набрал на режиссерский факультет шесть девушек. Случай для того времени беспрецедентный. На первой встрече мастер откровенно предупредил:
— Не уверен, что из вас выйдут режиссеры, но постараюсь сделать вас образованными людьми.
Для Шепитько слова учителя стали вызовом. Она буквально впитывала каждое его слово. Оставалась после лекций, чтобы переспросить, перепроверить, понять глубже. Обычно скупой на похвалы Довженко однажды заметил коллегам:
— Эта девочка смотрит на мир как на незаконченный сценарий.
Смерть учителя стала для Ларисы личной трагедией. А первая лекция нового преподавателя добила ее окончательно. Вместо вдумчивого разбора он начал занятие с пошлого анекдота. Тогда Шепитько молча поднялась со своего места и покинула аудиторию. Ее решительный жест стал сигналом, за ней последовала большая часть курса.
— Это было не просто несогласие, а инстинктивное отторжение всего, что противоречило духу Довженко, — объясняла она позже.
В ее дневнике даже появилась записи о намерении покинуть институт: «Без Учителя здесь больше нечему учиться…»
К счастью, совсем скоро пришло и осознание: настоящая дань памяти Довженко — не уход, а продолжение его дела. Вместо того, чтобы подать заявление об отчислении, девушка заперлась в монтажной и сутками пересматривала учебные работы, пытаясь сохранить каждую крупицу знаний, полученных от мастера.
МАГНЕТИЧЕСКАЯ ПРИТЯГАТЕЛЬНОСТЬ
Уже тогда Лариса обладала особой магнетической притягательностью, заставляющей обращать на себя внимание. Хотя свидетельства о ее внешности противоречивы.
Киновед Виктор Демин описывал Шепитько как «высокую пластичную украинку с гипнотическими изумрудными глазами», чей облик буквально завораживал окружающих.
Сценарист Наталья Рязанцева, видела ее совсем другой:
— Во ВГИКе Лариса еще не была красивой. Она выглядела длиннорукой школьницей — в коричневом платье, сначала с косой, потом с пепельными кудряшками надо лбом.
Сергей Герасимов отмечал плотную фигуру Шепитько, но считал, что в ней была какая-то необыкновенная природная сила, притягивавшая взгляды.
— Когда она появлялась во ВГИКовских коридорах, пространство вокруг нее как-то само собой преображалось, — уверял режиссер.
Как бы там ни было, поначалу вгиковская братия не верила, что эта миловидная девушка с украинским говорком сможет чего-то добиться. И даже в открытую над ней посмеивалась:
— Приняли за красивые глазки…
— Провинциалка с претензиями…
— Долго ли продержится?
Однако очень скоро насмешки сменились недоуменным молчанием. Когда Шепитько представила свои первые учебные работы, стало ясно: за этой внешностью скрывается железная воля и редкая творческая зрелость. Ее этюды выделялись даже на фоне работ более опытных однокурсников.
— Мы ожидали миленькие картинки, а увидели философские притчи, — вспоминал позже один из преподавателей. — Она смотрела на мир глазами не студентки, а сложившегося художника.
«ТЕМНОЕ ПЯТНО» БИОГРАФИИ
Фильм «Зной», созданный по мотивам повести Чингиза Айтматова «Верблюжий глаз», принес нашей героине первые награды, включая премию за режиссуру на Всесоюзном кинофестивале и дебютную награду в Карловых Варах. Но за внешним успехом скрывалась непростая история, которая до сих пор вызывает вопросы.
Изначально у картины было два автора: Шепитько и ее однокурсница Ирина Поволоцкая. Вместе они разрабатывали сценарий, вместе отправились на съемки в казахстанскую полупустыню Анархай, где обе тяжело заболели гепатитом. Производство заморозили на год.
По воспоминаниям актрисы Аллы Демидовой, после больницы Поволоцкая не решилась вернуться в пустыню. И Ларисе пришлось завершать картину в одиночку.
Когда же фильм вышел на экраны, в титрах значилась только одна фамилия: Шепитько.
— Это был поступок, — отмечала Демидова. — Я так не сделала бы, и Ира не сделала бы. А вот Лариса смогла.
Сама Поволоцкая никогда публично не комментировала эту ситуацию. Вскоре она ушла из кино, занялась литературой, вышла замуж за поэта Олега Чухонцева. Шепитько же, как известно, картина «Зной» открыла дорогу в большое кино.
Эта история — не просто «темное пятно» в биографии режиссера. Она как нельзя лучше отражала ее натуру: железную волю, готовность идти до конца… И да — определенную безжалостность, когда дело касалось главного…
ЗАВИДНЫЙ ЖЕНИХ
После возвращения из Казахстана истощенная Шепитько вновь оказалась в больнице. Завершать работу пришлось Элему Климову, который, хотя и был старше, (успел окончить МАИ и поработать инженером) учился на курсе младше.
Их отношения начались не сразу. Лариса поначалу откровенно скучала на первых свиданиях с Климовым. Ее сердце тогда принадлежало другому — Георгию Шенгелая, харизматичному грузину с курчавыми волосами и темпераментом, который сводил с ума половину института.
Но Элем оказался настойчив. Он не пытался ухаживать. Вместо этого приносил свои учебные работы, которые один за другим становились событиями. Его «Смотрите, небо!» обсуждал весь ВГИК.
Их сближение было медленным, почти неосознанным. На вечеринках Лариса по-прежнему танцевала с Шенгелая, но уже ловила себя на том, что ищет в толпе взгляд Климова. Немаловажную роль сыграл и его статус коренного москвича. Для провинциалки этот брак означал возможность остаться в столице…
После ЗАГСа Климов привел молодую жену в просторную родительскую квартиру. Его отец Герман Климов, занимавший ответственный пост в партийном контроле, как-то обмолвился за ужином:
— Сегодня подписал реабилитацию еще двадцати трех человек.
Только тогда Лариса поняла, в какую семью попала.
Ее старшая сестра Эмилия позже вспоминала свой первый визит в Москву с украинской прямотой:
— Элем ходил по квартире, как павлин: в клетчатых брюках, с томиком Камю под мышкой. Я привезла в подарок пуховые подушки, вышитые рушники. В ответ — снисходительные улыбки. А завтрак! Половина сосиски, картофелина с перепелиное яйцо и.. кефир. Я после такого «пира» сбегала к метро и накупила пирожков с капустой!
ВЗЛЕТ И ПРИЗНАНИЕ
Фильм «Крылья» стал ключевой работой Шепитько и принес ей известность не только в СССР, но и за его пределами. История бывшей летчицы в исполнении малоизвестной тогда актрисы Майи Булгаковой, потерявшей себя в мирной жизни, затронула зрителей глубже, чем ожидалось. Ефросинья Яновна, посмотрев фильм дочери, решила, что та «подсмотрела» ее собственную послевоенную тоску.
В конце 1966 года Шепитько отправилась представлять «Крылья» на Неделе молодых режиссеров в Париже. И буквально сразила там всех своей строгой элегантностью и пронзительным взглядом.
Французские газеты сравнивали ее с Гретой Гарбо. А на одном из приемов даже случился курьез: председатель Совмина Алексей Косыгин, указывая на Ларису, спросил французского коллегу:
— Это ваша новая кинозвезда?
— Нет, это ваш советский режиссер.
Сама Шепитько, впрочем, оставалась верна своим принципам. В заметке для «Советского экрана» она с удивлением писала о Париже, украшенном красными флагами к визиту советской делегации:
— Елисейские Поля напомнили первомайскую демонстрацию. Нам казалось, что мы дома…
Лариса Ефимовна всегда оставалась советским режиссером и советским человеком. Ее расхождения с властями касались не идеологии, а эстетики. Она не бунтовала против советского строя, но требовала права говорить о нем правду, без лакировки.
БЕСКОМПРОМИССНАЯ
А вот следующий фильм Шепитько — «Родина электричества» по рассказу Андрея Платонова ждала невеселая участь. По мнению чиновников из Госкино, он оказался «идейно порочным». В нем усмотрели не просто аллегории, а прямую критику советской системы.
История о крестьянах, пытающихся построить самодельную электростанцию, была воспринята как насмешка над «светлым будущим», а религиозные мотивы (например, кадры с иконой) сочли пропагандой мистицизма.
И только благодаря оператору Павлу Лебешеву фильм уцелел. Будущий классик советского кино, работавший с Тарковским и Данелией, упросил монтажеров спрятать пленку, закатав в чужой материал.
Картина увидела свет только спустя 20 лет. Ее показали в Доме кино на 10-летие гибели режиссера. А тогда Лариса переживала этот удар глубоко и остро. Для нее, с ее обостренным чувством правды, цензурное вмешательство было не просто досадной помехой, а настоящим актом насилия над художественной совестью.
К тому моменту ее муж уже тоже прочно числился в «неблагонадежных». В его дипломной работе о пионерлагере, где процветают бюрократия и лицемерие, «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен…» чиновники Госкино узрели карикатуру на советскую систему. Фильм спас лишь случай. Его посмотрел Хрущев и, к удивлению многих, рассмеялся.
Однако эта победа оказалась пирровой. Следующая картина Климова — «Похождения зубного врача», где Андрей Мягков сыграл талантливого врача, сломленного системой, была признана опасной аллегорией и легла на полку на два десятилетия.
Тем временем, в 1967 году Шепитько и Климов стали героями репортажа о «Мосфильме» в американском журнале Life. На тех снимках Лариса Ефимовна выглядела совсем иначе, чем в юности: исхудавшая, почти болезненная, с короткой стрижкой и ярко подведенными глазами.
— Куда исчез прежний праздник юной цветущей плоти? — удивлялась актриса и документалист Джемма Фирсова. — Но сквозь бледные, изможденные черты неузнаваемого лица светился, мерцал бесплотный дух. Потеряв былую яркость и здоровую полноту, оно обрело удивительную, утончённую красоту.
Еще больше поражались те, кто вдруг узнавал, что «Ларисочка» могла работать с исступленной страстью, проявляя не просто категоричность, а жесткую нетерпимость. Многие удивлялись, узнав, что на съемках Шепитько не знала снисхождения ни к себе, ни к тем, кого считала близкими по духу.
Ее бескомпромиссность проявлялась во всем: например, съемки «Крыльев» она начала с того, что без раздумий уволила второго режиссера. А те, кто у нее снимался, откровенно ее побаивались.
— Шепитько могла устроить на съемках скандал, а потом разрыдаться от нахлынувших эмоций,- рассказывали актеры. — Правда, потом всегда извинялась.
ПОРХАНИЕ В ПРОФЕССИИ
С актером на главную роль в фильме «Ты и я» Шепитько определилась заранее.
— Я прошу тебя освободить весь 1970 год. Весь,- уговаривала она Юрия Визбора. — Мы займемся настоящей работой. С кем мне нужно поговорить об этом? С твоим начальством? С женой?
Визбор не смог отказать.
На роль героини была приглашена Алла Демидова, в то время занятая в театре. Актрисе приходилось буквально выкраивать время для съемок. Однажды из-за непогоды самолет не мог лететь в Киев, и Демидова, поменяв билеты на Одессу, приняла решение добираться до Ялты на попутных машинах.
Измученная, но готовая к работе актриса прибыла на площадку. А уже через два часа ей нужно возвращаться в Москву.
Фильм вышел на экраны, но оказался для Шепитько тяжелым испытанием. Изначальная концепция картины была грубо искажена вмешательством худсовета. Ларисе буквально на ходу приходилось переписывать сценарий и монтировать уже отснятый материал. В результате фильм вызвал недоумение у зрителей и… провалился в прокате.
Шепитько восприняла это как личную катастрофу. Она была убеждена, что фильм сознательно замалчивают и окружают интригами. В отчаянии режиссер искала виноватых. Критиков она обвиняла в поверхностных суждениях, заявляя, что те «пишут по касательной», не пытаясь понять суть ее художественных поисков. К зрителям относилась с открытым пренебрежением:
— Я снимаю кино прежде всего для себя. Мне не важно, поймут ли.
После премьеры Шепитько оказалась в кардиологическом отделении. Позже она признавалась:
— Мое порхание в профессии закончилось кризисом. Я ударилась, в кровь разбилась, но сумела хоть на карачках выбраться… Тогда я впервые поняла: кино — это и есть вся моя жизнь».
