Восьмое марта она ненавидела всеми фибрами души, боялась его приближения, мечтала перепрыгнуть через него, как через опасную канаву.
— Спишь? — пробормотала она, поворачиваясь к пустой половине кровати.
Тишина. Гришино одеяло отброшено. Ушёл. Испарился. Сбежал.
В молодости этот праздник Ольгу радовал, нес веселье, цветы, вино и поцелуи. Потом превратился в странную лотерею: либо получишь нормальный букет и конфеты, либо что-то настолько дикое, что потом месяц будешь краснеть при встрече с соседями.
Ольга спустила ноги с кровати, поморщилась, нащупывая тапочки. В прошлом году Гриша нанял «цыганский ансамбль», который пел под окнами с шести утра. Позапрошлым — устроил «романтический завтрак в честь 8 марта» на крыше с друзьями, откуда их снимали пожарные. Но в этом году он клялся, что всё будет по-другому.
— Оля, я тебя так люблю, — шептал он вчера вечером, гладя её по волосам. Глаза смотрели честно-честно, как у ребёнка, выпрашивающего конфету. — Всё будет по высшему разряду. Ты будешь гордиться мной.
Она смотрела на него, прищурившись, чувствуя, как внутри поднимается тревога.
— Только без идиотизма, Гриша. Пожалуйста. Никаких цыган, фейерверков, голубей и прочей чепухи.
— Конечно, дорогая! — воскликнул он, прижимаясь губами к её руке. — Я же не дурак какой-нибудь. Всё будет солидно, как ты любишь.
Она поверила. Посмотрела в его искренние глаза, вздохнула и поверила.
На кухне было пусто.
Ни завтрака, ни цветов, ни записки — ничего, что говорило бы о помнящем о празднике муже. Ольга налила себе кофе, глотнула горячую жидкость и поморщилась от горечи. Добавила сахар, размешала, снова отпила. Внутри разливалось смутное предчувствие катастрофы.
Она зевнула, потянулась за телефоном, брошенным на стол и тут же нахмурилась.
8:43. Гриша в статусе онлайн. 8:50. Новое видео в соцсетях.
Внутри всё сжалось. Она нажала на значок, уже понимая, что ничего хорошего не увидит.
И застыла с чашкой в руке.
На экране красовался он. В строительной каске, с вымазанным чем-то чёрным лицом, среди каких-то подпитых мужиков. Все ухмылялись в камеру, показывая большие пальцы. Гриша стоял в центре, гордо задрав подбородок, как полководец перед решающей битвой.
И подпись крупными буквами: «Оля, любимая! Специально для тебя! Жди сюрприз!»
Фоном играла песня: «Яблоки на снегу».
Ольга опустила чашку на стол с такой силой, что кофе выплеснулся на скатерть. Тёмное пятно расползалось, как предвестник надвигающейся бури. Она даже не потянулась за тряпкой, чтобы его вытереть.
В этот момент женщина поняла , что день определенно испорчен. Испорчен безвозвратно, как портится неудачно сваренное варенье или пересоленный суп. Ничего не исправишь, не сгладишь, не переделаешь.
Она смотрела в окно на солнечный мартовский день. Капель свисала с крыши сосульками, глухо ударяясь о подоконник. Где-то щебетали воробьи. Где-то праздновали весну, но только не здесь, не в их квартире.
***
Она позвонила, муж ответил не сразу. В трубке послышалась какая-то возня, смех, звон инструментов.
— Гриша, ты что творишь?! — Ольга даже не поздоровалась, сразу перешла к делу.
— Оля, ты чего, это же сюрприз! — его голос звучал приглушенно, словно он говорил в перчатку. На заднем фоне кто-то гоготал.
— Где ты?
— В городе… С мужиками… Празднуем…
— Ты же обещал без идиотизма, Гриша.
— Да не кипятись ты! Подожди, сюрприз ещё не закончен! Ты будешь в восторге! Я уже почти… Тихо вы там! — крикнул он куда-то в сторону. — Оль, мы скоро будем! Жди!
В трубке послышались гудки.
Она подозревала, на этот раз будет хуже, чем всегда.
Хуже, чем цыгане. Хуже, чем крыша. Хуже, чем поездка на лошадях с песнями по центру города в прошлом году, когда их остановила полиция. Ольга тогда чуть сквозь землю не провалилась от стыда.
Женщина оглядела кухню, словно в последний раз. Сегодня что-то сломается окончательно. Она это чувствовала кожей, нутром, каждой клеточкой своего существа.
Ольга вскочила, забегала по квартире. Набрала маму, но сбросила, не дождавшись ответа.
Нахлынула тревога, она металась по комнатам, не зная, куда себя деть. Заглянула в шкаф, достала чемодан, но тут же засунула его обратно. Почему-то вспомнилось, как они познакомились, Гриша тогда показался таким надежным, таким обычным. Без этих дурацких выходок. Когда он успел превратиться… в это позорище?
Часы показывали двенадцать. Надо, пожалуй, уйти из дома. Сбежать. Переждать в кафе или у подруги. Она резко повернулась к двери, схватила ключи, но опоздала.
С лестницы донеслись голоса: громкие, веселые, нетрезвые. Пьяная компашка была уже здесь.
Муж заявился домой с молотком. Вломился в квартиру, весело насвистывая что-то под нос. Нетрезвый, с раскрасневшимся лицом, в строительной каске и комбинезоне. Вся одежда в странных темных пятнах, похожих на копоть. За ним шумно ввалились трое таких же веселых мужиков.
— Оленька, а вот и мы! — радостно проорал Гриша.
Ольга медленно поднялась с дивана, скрестила руки на груди. Застыла в дверном проеме, не пускала гостей дальше прихожей. От них нестерпимо разило перегаром и каким-то металлом.
— Что ты собираешься делать? Сразу говорю, лучше не надо.
Гриша подмигнул собутыльникам и расплылся в пьяной улыбке:
— Пошли, Ольк! Покажем! Твой подарок! Мы старались!
Он схватил её за руку и потащил к выходу, распахнул входную дверь. Ольга машинально вышла на площадку и застыла, глядя на собственную дверь. Муж ловким движением достал какую-то дощечку и, шарахнув по двери, моментально пригвоздил ее чуть пониже дверного глазка.
«ЗДЕСЬ ЖИВЁТ ПРИНЦЕССА ОЛЯ!»
Огромные буквы, вырезанные явно неумелой рукой, покрытые золотистой краской. По краям нелепые сердечки. Орлы. Какие-то чёртовы цветочки. Всё кривое, всё блестит.
— Та-дам! — гаркнул он на весь подъезд, гордо разводя руками, как фокусник, показавший свой лучший номер.
Ольга закрыла глаза. Так вот чем они занимались, пили и мастерили эту безвкусицу. Она досчитала до пяти, чтобы успокоиться.
Соседи по этажу испуганно выглянули на шум. Молодая пара сверху, вышедшая с коляской, пыталась сдержать смех. Тамара Петровна спустившаяся с третьего этажа перекрестилась и покачала головой.
— Гриша, убери это, — процедила Ольга сквозь зубы.
— Оль, ты чего?! — Он искренне расстроился, словно ребенок, чей подарок не оценили. — Мы два дня делали! Вон, сходи к Петровичу в цех, спроси, как мы старались! Это ж с любовью!
— Сними. Прямо сейчас.
— Это ж подарок!!! — в его голосе звучала обида. — Я же для тебя! А ты…
— Дурацкий подарок, впрочем как и наш брак, — тихо ответила она, возвращаясь в квартиру.
Гриша остался на площадке, растерянно хлопая глазами. Его дружки мялись рядом, не зная, что делать.
Она вызвала плотника. Через Тамару Петровну: у той муж в ЖЭКе работал, знал толковых мастеров. Даже не обсуждала это с Гришей, а тот сидел на кухне, шумно выдыхая, время от времени бормоча что-то о неблагодарности и потраченном времени. Его товарищи благоразумно испарились, прихватив недопитую бутылку.
Через пару часов пришёл немолодой мужчина в потёртой спецовке.
Серьёзный, с глубокими морщинами и руками, покрытыми мозолями. Поздоровался, взглянул на дверь. Оглядел табличку со всех сторон, словно оценивая музейный экспонат, постучал по доске пальцем.
Понял всё без слов. В глазах промелькнуло что-то похожее на сочувствие, но тут же скрылось за профессиональной невозмутимостью.
— Сколько стоит убрать табличку? — спросила Ольга, доставая кошелёк. Голос дрожал, но она старалась держать себя в руках.
— Пустяки, — усмехнулся он, вытирая руки. — Вам важнее, чтобы дверь нормально держалась, — усмехнулся он, доставая из потёртого чемоданчика инструменты.
Она впервые за день улыбнулась. Что-то в этом мужчине располагало к себе, возможно, его спокойствие, уверенность, отсутствие лишних вопросов.
— Уберите это. Пожалуйста, — кивнула она и отошла в сторону, давая мастеру пространство.
Тот орудовал ловко. Гриша вышел из квартиры, наблюдая за процессом со смесью обиды и возмущения.
— Думаешь, этим всё закончится? — прошипел он, наклоняясь к её уху. — Я для тебя старался, а ты…
— Закончится, — отрезала Ольга. — Всё закончится. Иди проспись.
Плотник деликатно делал вид, что ничего не слышит, молча снял табличку.
— Спасибо, — Ольга протянула ему деньги, но мужчина покачал головой.
— В честь праздника бесплатно, — он улыбнулся уголком рта. — Берегите себя, ну и дверь тоже.
Вечером, когда Гриша уже храпел в спальне, она сидела на кухне и смотрела на ночной город в окне. Накрапывал мелкий дождь, смывая остатки снега. Пружина внутри, которая сжималась все эти годы, наконец-то лопнула, освобождая место для чего-то нового.
А на следующее утро жена подала на развод.
Гриша даже не понял поначалу, о чем говорила супруга.
— Ты же не серьёзно? — пробормотал он. — Из-за какой-то таблички? Оль, я же для тебя…
— Не из-за таблички, — она покачала головой. — Из-за всего. Но особенно — из-за того, что я тебе уже тысячу раз говорила, что не хочу этих дурацких сюрпризов.
Он моргал, словно не понимая ни слова.
— Собирай вещи, Гриш, — вздохнула она. — Переночевать можешь здесь, но завтра — всё. Хватит.
— Оля… Ты серьезно? — он переминался с ноги на ногу, глядя на нее щенячьим взглядом. — Может, поговорим? Я ж не со зла, правда. Я думал, тебе понравится.
Она стояла у окна, скрестив руки на груди. Смотрела мимо него на стену с фотографиями, на пустой стакан на столике, на блестящую ручку двери. Куда угодно, только не на мужа.
— Я же люблю тебя, — он шагнул ближе, попытался взять её за руку. — Мы всё исправим. Я буду другим, обещаю.
Она кивнула. Коротко, сухо, без улыбки.
— Ты уже сто раз обещал, Гриш. Помнишь, в прошлом году? И в позапрошлом? И до этого?
— Теперь по-настоящему исправлюсь, — он попытался улыбнуться, но вышло жалко. — Никаких сюрпризов, никакого креатива. Буду как все, обычные цветы, конфеты, украшения. Чего ты хочешь?
— Да ничего я уже от тебя не хочу.
— А куда я теперь?.. — он растерянно оглядывался, словно ища подсказку. — Куда идти? К маме, что ли?
Она молча прошла к двери, открыла её, стараясь не задеть его плечом.
— Сам решай, Гриш, — сказала она тихо. — Ты взрослый человек. Пора научиться принимать решения, которые не выглядят как цирковой номер.
Он смотрел на неё с непониманием. Всё ещё не верил, что это происходит. Что она не шутит, не разыгрывает, не делает ему ответный сюрприз.
— Прощай, — она отступила, освобождая проход.
Он медленно вышел, волоча за собой клетчатый чемодан. На площадке обернулся, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но она молча закрыла дверь.
***
Через час в дверь позвонили. Ольга открыла, а на пороге стоял тот самый плотник, что снимал табличку.
— Пришёл проверить дверь, — сказал он, улыбаясь. — Как она держится?
— Прекрасно держится, — ответила Ольга, впуская его внутрь. — Как и я сама.
