Вечер выдался тихим, спокойным — именно таким, какие любила Валентина Петровна. Она неторопливо помешивала ложечкой заваривающийся чай, вдыхая аромат смородиновых листьев. Давно уже стемнело, а за окном моросил мелкий осенний дождик. Самое время укутаться пледом, взять недочитанную книгу и забыть обо всем на свете.
Звонок в дверь раздался так неожиданно, что Валентина вздрогнула. На пороге стояла Галина — младшая сестра, с которой они не виделись уже месяца два.
— Ой, Валюша, как хорошо, что ты дома! — Галина улыбалась так широко, что сразу стало понятно — пришла не просто так.
— Проходи, — Валентина посторонилась, пропуская сестру в прихожую. — Чайник только вскипел.
Галина быстро сбросила туфли, повесила плащ на крючок и прошла на кухню, уверенно, по-хозяйски. Она всегда так делала — будто весь мир принадлежал ей, а всем остальным разрешалось в нем существовать на правах временных жильцов.
— У тебя так уютно, — Галина сразу плюхнулась на стул, — всегда завидовала твоей квартирке. И район спокойный, и до метро рукой подать.
Валентина молча составила на стол чашки. Галина никогда не приходила просто так, с пустыми руками и без умысла. И точно — не успела она разлить чай, как сестра наклонилась вперед и положила руку на ее запястье:
— Слушай, у меня к тебе дело. Знаешь, Оленька с малышом… ну, с Кириллом… им сейчас так тяжело после развода, — Галина говорила быстро, словно боялась, что ее перебьют, — А ты тут одна в двушке. Вот я и подумала — пусть они у тебя поживут немного, пока не устроятся. Ты же не против?
Валентина замерла с чашкой в руках. В животе что-то неприятно сжалось. Племянница Оля, дочь Галины, никогда не была с ней особенно близка. Да и ребенок у нее совсем маленький, шумный…
— Галя, но я же…
— Валюш, ну ты что! Ты же у нас добрая душа. И квартира большая. Чего тебе одной-то маяться? А так и компания будет, и помощь по хозяйству.
Валентина смотрела в чай и чувствовала, как краснеет. Как сказать «нет», когда на тебя смотрят с такой уверенностью, будто отказ просто невозможен? Будто тебя и не спрашивают, а просто ставят перед фактом.
— Ненадолго, да? — спросила она тихо, понимая, что уже сдается.
— Ой, конечно! — Галина расцвела. — Максимум месяц-другой. Они уже на днях переедут. Спасибо, сестренка! Я знала, что на тебя можно положиться.
Валентина кивнула, чувствуя, как что-то важное ускользает из ее рук. Ведь это ее квартира, ее тихий уголок. Но как отказать родной сестре? Как не помочь племяннице с ребенком?
— Только предупреди Олю, чтобы она… — начала было Валентина, но Галина уже вскочила, чмокнула ее в щеку и потянулась за плащом.
— Обязательно! Все будет хорошо, вот увидишь! — она улыбнулась и добавила уже из прихожей: — Ну все, побежала я. Созвонимся!
Дверь захлопнулась, и Валентина осталась одна на кухне, с остывающим чаем и ощущением, что ее только что очень ловко обвели вокруг пальца.
Непрошенные перемены
Прошла неделя. Валентина сидела на кухне, крепко сжимая в руках чашку с остывшим чаем, и прислушивалась к звукам, доносившимся из большой комнаты. Оля громко разговаривала по телефону, смеясь так, будто ее должны были услышать не только собеседник, но и весь дом.
— Да забей ты на всё! Устроились отлично. Квартира — огонь! — голос племянницы разносился по всем комнатам. — Тётка? Да она тихая как мышь, почти не видно её.
Валентина вздохнула. «Тётка». Не «тётя Валя», не «Валентина Петровна», просто — «тётка». Как прислуга какая-то, как человек без имени.
Первые дни Оля ещё старалась соблюдать приличия: спрашивала разрешения, извинялась за шум и беспорядок. А потом… Валентина окинула взглядом кухню. На подоконнике появились какие-то баночки с травами, которых она никогда не покупала. В углу — яркий пластиковый стульчик для кормления Кирилла. В раковине громоздилась гора немытой посуды — и вся не её.
Из комнаты донёсся грохот. Валентина вздрогнула и пошла посмотреть, что случилось. Оля, стоя на стремянке, снимала любимые занавески Валентины — те самые, бледно-голубые, с мелкими цветочками, которые она выбирала с такой любовью три года назад.
— Оля, ты что делаешь? — растерянно спросила Валентина.
— А, тётя Валя! — Оля даже не обернулась. — Эти занавески — прошлый век. Я купила новые, смотри какие стильные! — она кивнула на пакет, лежащий на диване.
Валентина подошла и вытащила тяжёлые шторы тёмно-вишнёвого цвета. Такие плотные, что солнца точно не будет видно.
— Но мне нравились мои…
— Брось ты! — отмахнулась Оля. — Здесь же и моя комната теперь. Должно быть красиво! К тому же эти старые пропускают слишком много света, Кирюша плохо днём спит.
— Но ты ведь говорила, что ненадолго…
Оля наконец спустилась со стремянки и повернулась к Валентине. В глазах мелькнуло что-то холодное.
— Тётя Валя, а куда нам торопиться? Тут и тебе не скучно, и нам хорошо.
Валентина заметила, что в углу стоит новая тумбочка, а её старое кресло исчезло. Вместо него появилось другое — широкое, раскладное. Книжная полка тоже изменилась — исчезли любимые романы, стояли какие-то глянцевые журналы и детские книжки.
— Оля, ты бы хоть спросила меня, прежде чем…
— Да ладно тебе, тётя Валя! — снова перебила её Оля. — Тут так было старо и неуютно. Я просто навожу порядок. Тебе же лучше будет!
В этот момент в комнату вбежал маленький Кирилл с фломастером в руке. На обоях коридора красовался зигзаг ярко-красного цвета.
— Ой, опять нарисовал! — беззаботно воскликнула Оля. — Творческий ребёнок, что поделаешь!
Оля наклонилась к сумке, лежавшей на диване, чтобы достать салфетку. Из кармашка выпала связка ключей. Новенькая, блестящая. Валентина замерла. Три ключа — от подъезда, от квартиры и от кодового замка на первом этаже. Она же не давала Оле свои ключи!
— Это… — начала Валентина, но в этот момент зазвонил телефон Оли.
— Ой, Маринка звонит! — Оля схватила трубку и, не обращая внимания на тётю, пошла на балкон. — Привет! Представляешь, я тут такой ремонт затеяла…
Валентина смотрела на ключи, сжимая и разжимая кулаки. В груди кипела смесь обиды и злости, но она не знала, как выразить это. Как сказать человеку, что он ведёт себя нагло в твоём собственном доме? Что-то подсказывало, что спокойный разговор теперь вряд ли поможет.
На кухне запищала микроволновка — Оля разогревала что-то своё. Запах незнакомой еды заполнял квартиру. Чужой запах в её доме.
Непрошеный разговор
Дверной звонок раздался резко и настойчиво, когда Валентина только-только собралась выпить чашку чая. Последние две недели она всё чаще пряталась на кухне — единственном месте, которое Оля ещё не успела полностью переделать под себя.
Открыв дверь, Валентина увидела сестру. Галина стояла на пороге с большой сумкой и довольной улыбкой.
— Валюша, привет! Решила заглянуть, проведать вас. Как вы тут? — она бесцеремонно прошла в прихожую, скинула туфли и сразу же направилась в комнату.
— Здравствуй, Галя, — тихо ответила Валентина, закрывая дверь. — Оли сейчас нет, она на прогулке с Кириллом.
— Ничего, я подожду, — Галина осмотрелась. — О, вы уже ремонт начали! Молодцы какие.
— Это не ремонт, — Валентина вздохнула. — Это Оля… переставляет всё.
— И правильно делает! — Галина плюхнулась на диван. — У тебя тут как в музее было. Сколько лет уже обои не меняла? Пятнадцать? Двадцать?
Валентина поморщилась. Эти обои выбирал ещё Сергей, до того как слёг с инфарктом. Последний совместный выбор.
— Галя, может, чаю? — попыталась она сменить тему.
— Давай, — кивнула сестра. — Только покрепче. И сахару побольше.
На кухне Галина сразу же принялась рыться в сумке.
— Вот, я тут кое-что принесла, — она достала папку с бумагами. — Надо обсудить один важный вопрос.
Валентине сразу стало не по себе. Она медленно поставила чашки на стол и села напротив сестры.
— Какой вопрос?
Галина отхлебнула чай и поморщилась — видимо, недостаточно сладкий.
— Валя, ты подумай сама, — начала она, размешивая в чашке вторую ложку сахара. — Тебе уже шестьдесят пять, живёшь одна, здоровье шалит. А квартира хорошая, двушка в центре. Сейчас она просто простаивает.
— Простаивает? — удивилась Валентина. — Я здесь живу! И, кстати, твоя дочь с внуком тоже.
— Вот именно! — Галина подняла указательный палец, будто отмечая важный момент. — Оля с Кириллом… им сейчас так тяжело. У неё работа нестабильная, жильё снимать дорого. А ты одна в такой квартире. Мы с Олей подумали — может, тебе уже не до собственности? В твоём возрасте что нужно? Покой, забота, уход. Вот если бы ты оформила квартиру на Олю…
Валентина крепко сжала чашку. Пальцы побелели от напряжения.
— А я куда? — тихо спросила она.
— Как куда? — удивилась Галина. — Никуда! Будешь жить здесь. Просто оформим дарственную, и всё. Оля будет о тебе заботиться, готовить, убирать. А когда… ну, когда придёт время… квартира останется ей. Всё по-родственному, всё по совести.
Валентина смотрела в свою чашку, где плавали чаинки. В голове стучала одна мысль: «Они ждут, когда я умру. Уже и наследство поделили». Во рту пересохло.
— Или вот ещё вариант, — Галина достала ещё один листок. — Можно договор пожизненной ренты заключить. Будет всё официально. Оля обязуется за тобой ухаживать, а квартира — ей. Вот, юрист всё подготовил уже.
Она протянула бумаги Валентине. Типовой договор, в котором уже были вписаны её данные и данные Ольги. Где они взяли копию её паспорта? И когда всё это планировали?
— Галя, я… мне надо подумать, — выдавила из себя Валентина.
— О чём тут думать? — Галина нахмурилась. — Это же для твоего блага! Ты что, на старости лет хочешь одна остаться? Кто за тобой будет ухаживать? Мы — твоя семья, мы о тебе позаботимся.
Валентина молчала, глядя в стол. Перед глазами почему-то мелькнула картина: Оля с упаковкой новых штор, ключи в её сумке, чужие вещи вместо её любимых книг.
— Я подумаю, — твёрдо сказала она.
Галина вздохнула, будто разговаривала с капризным ребёнком.
— Ладно, подумай, — она встала, бросив недопитый чай. — Только не затягивай. Документы оставлю, почитаешь на досуге.
Она прошла в прихожую, быстро обулась.
— И вот ещё что, — добавила она на прощание. — Я тебе добра желаю. А если упрямиться будешь — останешься одна. Так и знай.
Дверь захлопнулась. Валентина сидела неподвижно, только пальцы, держащие чашку, подрагивали. В груди что-то сжималось — не то обида, не то гнев. Но одна мысль становилась всё яснее: этот дом ей больше не принадлежал.
Разговор на скамейке
Валентина сидела на лавочке у подъезда, рассеянно наблюдая за голубями, клевавшими хлебные крошки. Последние дни ей было трудно находиться дома. Каждый уголок, казалось, кричал: «Ты здесь лишняя!» Дверь подъезда хлопнула, и рядом опустилась Тамара Сергеевна — соседка с первого этажа.
— День добрый, Валентина Петровна! Давненько не виделись, — Тамара поправила шарф на шее. — Сидите одна?
— Здравствуйте, Тамара Сергеевна, — Валентина слабо улыбнулась. — Да вот, вышла воздухом подышать.
— А я гляжу, у вас гости? — Тамара кивнула в сторону окон. — Племянница с ребёнком, кажется?
— Да, — вздохнула Валентина. — Оля с сыном. Временно живут у меня.
— Временно? — Тамара хмыкнула. — А мне Зинаида из третьего подъезда сказала, что ваша Оля всем рассказывает, будто квартиру вашу скоро на себя перепишет.
Валентина вздрогнула и посмотрела на соседку округлившимися глазами.
— Что?
— Ой, простите, если чего не так сказала, — Тамара смутилась. — Думала, вы в курсе.
— Нет, я… — Валентина замолчала, собираясь с мыслями. — То есть, Галя, сестра моя, намекала на что-то подобное, но…
— Валентина Петровна, — Тамара повернулась к ней всем корпусом. — Можно я вам прямо скажу? Без обиняков?
Валентина кивнула, комкая в руках платок.
— Я вас сколько знаю? Лет пятнадцать уже, да? И все эти годы вижу — вы добрая, мягкая… слишком мягкая. Всё родным уступаете. Но родные ваши — простите старуху за прямоту — пользуются этим, — Тамара говорила тихо, но твёрдо, глядя Валентине прямо в глаза. — Я на днях видела, как ваша племянница с подружкой мебель новую заносила. Комод такой здоровенный. Будто навсегда въехала.
— Комод? — удивилась Валентина. — Я не знала…
— Вот-вот! — Тамара покачала головой. — Она вас ни о чём не спрашивает. А вы молчите. Знаете, что мой покойный муж говорил? «Кто свои границы не охраняет, тот в чужих границах жить будет». И ведь правда!
Валентина опустила глаза. На душе стало горько.
— Но она же родная племянница… И Галя — сестра…
— Родные, не родные — какая разница? — Тамара махнула рукой. — Я своей дочери сразу сказала: хочешь жить со мной — по моим правилам. Хочешь по своим — снимай квартиру. И всё! Никаких обид, всё честно.
Она помолчала, наблюдая за воробьями, дерущимися за хлебную корку.
— Знаете, Валентина Петровна, я войну ещё помню, хоть и маленькая была. Так вот, тогда люди друг за друга держались. А сейчас — каждый сам за себя. Особенно когда о жилье речь заходит. Тут, милая моя, родственные чувства быстро улетучиваются.
Валентина смотрела на свои руки, на маленькие старческие пятнышки, проступившие за последние годы. Всю жизнь она старалась быть доброй, уступчивой, не конфликтовать. И вот к чему это привело.
— Я не знаю, как быть, — призналась она. — Мне неловко их выгонять. Всё-таки ребёнок маленький…
— А они не стесняются вас из собственного дома выживать, — Тамара покачала головой. — Валентина Петровна, защищайте себя. Потом поздно будет. Знаю я таких, как ваша племянница. Сегодня комод привезла, завтра — вашу одежду выбросит, а послезавтра скажет, что вам в доме престарелых самое место. Уже видала такое, не раз.
Валентина вздрогнула. Слова соседки, резкие и прямые, вдруг пробились сквозь пелену нерешительности.
— Что же мне делать? — спросила она тихо.
— Для начала — решить, что это ваш дом, и вы в нём хозяйка, — Тамара похлопала её по руке. — А дальше — поговорить с ними. Честно, прямо. Сказать: срок такой-то, и будьте добры съехать. Поверьте, уважать станут больше. Тех, кто себя уважает, и другие уважают.
Валентина задумчиво кивнула. Внутри что-то менялось, будто давно застрявший камень наконец сдвинулся с места.
— Спасибо вам, Тамара Сергеевна, — она благодарно коснулась руки соседки. — Вы… помогли мне.
— Не за что, — улыбнулась Тамара. — Главное, помните: сколько волка ни корми, а перепись квартиры он всё равно потребует.
Валентина впервые за долгое время искренне рассмеялась.
Горькая правда
Тихое позвякивание чайной ложки о стакан отдавалось в ушах Валентины, как удары колокола. Полночь давно миновала, но сон не шёл. Мысли крутились вокруг разговора с Тамарой Сергеевной, вокруг документов, оставленных Галиной, вокруг комода, о котором она ничего не знала.
В своей собственной квартире Валентина чувствовала себя незваной гостьей. Даже перекусить на кухне она выходила украдкой, когда Оля с ребёнком уже спали. Как вор в собственном доме.
«Надо выпить воды и попробовать уснуть», — подумала Валентина, осторожно отодвигая скрипучий стул. В горле пересохло от волнения и бессонницы.
Стараясь не шуметь, она прошла по коридору к кухне. Свет включать не стала — и так знала, где что лежит. Возле кухни остановилась, услышав приглушённый голос. Оля не спала — говорила по телефону, стоя у окна. В щель приоткрытой двери падала узкая полоска света.
— Да, мам. Конечно, она подпишет, — голос Оли звучал раздражённо и нетерпеливо. — Куда она денется? Это же тётя Валя. Она всю жизнь для всех хорошей быть пытается.
Валентина замерла, боясь пошевелиться. Сердце заколотилось о рёбра, как птица в клетке.
— Юрист говорит, что дарственная надёжнее, чем завещание, — продолжала Оля. — Сразу перепишем на меня, и квартира моя. Потом уже никто оспорить не сможет.
Пауза. Видимо, Галина что-то говорила в трубку.
— Да какие варианты? — Оля фыркнула. — Тётку бы куда-нибудь пристроить, и всё моё. Я уже присмотрела дом престарелых в области. Вполне нормальный. Её пенсии хватит на оплату.
Валентина прижала руку ко рту, чтобы не выдать себя. Ноги стали ватными, и она прислонилась к стене, чтобы не упасть.
— Нет, мам, не жалко, — в голосе Оли зазвучали стальные нотки. — Она всё равно одна, детей у неё нет. А мне с Кирюшкой квартира нужнее. Будет справедливо, если она достанется мне, а не государству или каким-нибудь дальним родственникам.
Снова пауза.
— Ой, да ладно тебе! — Оля негромко рассмеялась. — Никто ничего не заподозрит. Все знают, какая она добрая и отзывчивая. Скажем, что сама решила нам помочь. Взрослая женщина, в своём уме. Кто будет разбираться?
Валентина почувствовала, как по щеке скатилась слеза. Внутри что-то оборвалось — будто последняя ниточка, связывавшая её с семьёй. Родная сестра и её дочь… они просто ждали, когда она умрёт. Нет, хуже: они планировали выставить её из собственного дома. «Тётку бы куда-нибудь пристроить, и всё моё» — эти слова эхом отдавались в голове.
— Ладно, мам, пора спать. Завтра созвонимся, — Оля зевнула. — Не переживай, я всё устрою. От неё нужна только подпись. А потом решим, что делать дальше.
Она закончила разговор и, судя по звуку, поставила чашку в раковину. Валентина отпрянула от двери и, стараясь ступать неслышно, вернулась к себе в комнату.
Закрыв дверь, она прислонилась к ней спиной и медленно сползла на пол. Предательство обожгло душу, как кипяток. Выходит, всё это время она была для них просто помехой? Досадным препятствием на пути к квартире?
Валентина обхватила колени руками и сидела так, раскачиваясь взад-вперёд, как делала в детстве, когда было страшно или больно. Слёзы текли по щекам, но она не издавала ни звука.
Сколько так прошло — час, два? — она не знала. Но постепенно на смену боли и обиде пришло что-то новое. Что-то, чего она давно не испытывала. Гнев. Глухой, спокойный, но от этого не менее сильный.
«Я не позволю, — подумала Валентина, медленно поднимаясь и вытирая слёзы. — Не для того я всю жизнь работала. Не для того берегла эту квартиру».
Она подошла к комоду, достала шкатулку с документами. Аккуратно перебрала их: свидетельство о праве собственности, завещание — старое, ещё на Галю, паспорт. Всё, что подтверждало её право на эту квартиру. Её законное и неоспоримое право.
За окном занимался рассвет, и в его неверном свете лицо Валентины казалось лицом совсем другой женщины — решительной и непреклонной.
Решительный шаг
Было часов шесть утра. Валентина сидела на кухне, перебирая документы на квартиру. Она почти не спала, но странное дело — в голове была ясность, какой давно не бывало. Ночью, после подслушанного разговора, она проплакала часа два, а потом будто отрезало. Внутри что-то окаменело, и теперь она точно знала, что делать.
Солнце только-только показалось из-за соседней многоэтажки, заглянуло в окно кухни. Валентина подумала, что давно не встречала рассвет. А ведь когда-то любила… Она заварила себе крепкого чаю — с ромашкой, для спокойствия, хотя странно, но руки почти не дрожали. Накрыла стол: масло, хлеб, варенье из яблок, которое сама варила прошлой осенью.
Протопали босые ноги. Оля вошла на кухню, зевая и потягиваясь, в длинной футболке с каким-то английским словом, которое Валентина не понимала.
— Ты чего так рано? — буркнула она, запахивая халат. — Сколько времени вообще?
— Начало седьмого, — ответила Валентина, отхлебнув чай. — Садись, разговор есть.
Оля посмотрела с подозрением, но плюхнулась на стул напротив. На столе лежали документы — те самые, что оставила Галя в прошлый раз, с договором дарения. Оля скользнула по ним взглядом и опустила глаза.
— Что за разговор с утра пораньше? — она потянулась за хлебом, намазала его маслом. — Случилось что?
Валентина сделала глубокий вдох. Во рту пересохло, но она все равно начала:
— Две недели вам даю, чтобы съехать. После этого — ключи на стол и до свидания.
Оля так и застыла с бутербродом в руке. Несколько секунд она молчала, хлопая глазами, будто не расслышала.
— Чего-чего? — наконец переспросила она нервным голосом.
— Ты все поняла, — Валентина смотрела прямо на неё. — Вам с Кириллом нужно найти другое жильё. Две недели — срок достаточный.
— Тетя Валя! — Оля вскочила, чуть не опрокинув стул. — Ты… ты в своем уме? Мы же договаривались! Мама сказала…
— Что сказала? — спокойно перебила Валентина. — Что я подпишу дарственную? Что поеду в дом престарелых? Что тетку надо куда-нибудь пристроить?
Оля побелела. На секунду в глазах мелькнуло что-то похожее на стыд, но тут же исчезло.
— Не понимаю, о чем ты, — она отвернулась, схватив телефон. — Я маме сейчас позвоню!
Она выскочила из кухни, и Валентина услышала приглушенный разговор из комнаты:
— Мам, приезжай срочно! Тетя Валя нас выгоняет! Да, совсем с катушек съехала! Говорит, две недели нам — и все! Приезжай, я не знаю, что с ней делать!
Валентина допила чай. Убрала со стола, помыла чашку. Достала из шкафа блузку — свою любимую, в мелкий цветочек. Подумала и заменила домашние тапочки на туфли. Почему-то казалось важным выглядеть прилично.
Галя примчалась через сорок минут, запыхавшаяся и встрёпанная, будто бежала всю дорогу.
— Сдурела совсем?! — с порога заорала она, даже не разуваясь. — Ты что творишь, Валя?!
Валентина стояла в коридоре, скрестив руки на груди.
— То же самое могу у тебя спросить, — сказала она негромко. — Это ты что творишь, Галя?
— Я?! — сестра театрально округлила глаза. — Я добра тебе желаю! А ты родную племянницу с ребенком на улицу выставляешь!
— Не на улицу, — Валентина качнула головой. — У вас две недели, чтобы найти жилье. И документы свои забери, — она кивнула на папку с дарственной. — Не нужны они мне.
Галя подлетела к сестре — лицо покраснело, на шее вздулись жилы:
— Да ты… да как ты… — она задыхалась от возмущения. — Мы ей добра желаем, а она! Да кто о тебе позаботится на старости лет? У кого ты жить будешь?
— В своей квартире и буду, — отрезала Валентина. — Пока жива. А потом — не твоя забота.
— Да ничего ты без нас не сможешь! — Галя перешла на крик. — Кто тебе таблетки принесет? Кто в больницу отвезет? Помрешь тут одна, никто и не хватится неделю!
В дверях комнаты появилась Оля с зареванным лицом, прижимая к себе Кирилла. Мальчик, разбуженный криками, хныкал и терер глаза кулачками.
— Мама, хватит, — прошептала она. — Соседи услышат…
— Плевать на соседей! — рявкнула Галя. — Пусть знают, какая она неблагодарная тварь! Родную сестру обижает! Племянницу выгоняет!
— Это ты на меня плевала, — вдруг сказала Валентина, и в кухне повисла странная тишина. — Все эти годы. Являлась, только когда тебе что-то было нужно. А теперь решила, что моя квартира — твоя. Что меня можно сдать, как старый шкаф, и пользоваться тем, что осталось.
— Валя, ты все не так поняла, — сестра вдруг сменила тон, заговорила почти жалобно. — Мы ж о тебе думали! Чтоб тебе спокойно было…
— Вчера ночью слышала, как вы обо мне думали, — Валентина повернулась к племяннице. — Как хотели тетку куда-нибудь пристроить. Как в дом престарелых собирались отправить.
Стало так тихо, что было слышно, как на улице проехала машина. Лицо Оли покрылось красными пятнами. Галя открыла и закрыла рот, как выброшенная на берег рыба.
— Так что, — Валентина расправила плечи, — через две недели я меняю замки. Что не заберете к тому времени — выставлю к мусорным бакам.
— Сука! — выдохнула Галя. — Старая склочная сука! Как же я тебя всю жизнь ненавидела, дрянь ты этакая!
— Это у нас семейное, видимо, — спокойно ответила Валентина. — Я тоже вас больше не люблю.
Оля всхлипнула и утащила ребенка в комнату. Галя стояла, тяжело дыша.
— Ты еще пожалеешь, — прошипела она. — Останешься одна, никому не нужная. Подохнешь тут, как собака!
— Лучше одной, чем с теми, кто ждет, когда я умру, — Валентина отвернулась и пошла в свою комнату.
У самой двери обернулась:
— И да, Галя. Соседи и правда все слышат. И знают, какая ты добрая сестра. Все знают.
Новая жизнь
Тишина. Валентина почти забыла, какой она бывает — настоящая, глубокая тишина в собственном доме. Она сидела в любимом кресле у окна — том самом, которое Оля было выставила в коридор, но которое теперь вернулось на место. Старые занавески снова висели на окнах, пропуская мягкий весенний свет.
Прошло три недели с того дня, когда она поставила сестру и племянницу перед фактом. Три недели скандалов, угроз, слёз и обвинений. Галина привлекла всех дальних родственников — звонили тёти, дяди, двоюродные братья, которых Валентина не видела годами. Все они внезапно прониклись заботой о её одиночестве и «напрасно пропадающей жилплощади».
Но Валентина была непреклонна. Ровно через две недели, как и обещала, она сменила замки. Оля и Кирилл к тому времени уже съехали — нашлось место у подруги. Галина не разговаривала с ней, только присылала гневные сообщения, что сестра «ещё пожалеет» и «вспомнит, когда помощь понадобится».
Валентина отложила книгу и подошла к столу, где лежали бумаги из нотариальной конторы. Завещание было составлено безупречно: после её смерти квартира отойдёт благотворительному фонду помощи одиноким пожилым людям. Тому самому, который помогал ей ухаживать за Сергеем в последние его месяцы.
Рядом лежала ещё одна папка — с путёвкой в санаторий на Чёрном море. Валентина с трудом вспоминала, когда в последний раз позволяла себе такую роскошь — отпуск, море, отдых. Всё откладывала на потом, берегла деньги «на чёрный день».
Телефон зазвонил, прерывая размышления. На экране высветилось имя Тамары.
— Алло, Тамара Сергеевна? Здравствуйте!
— Валентина, добрый день! — голос соседки звучал бодро. — Как самочувствие? Не передумали насчёт поездки?
— Нет, не передумала, — улыбнулась Валентина. — Путёвка уже на руках. Пятнадцатого июня вылетаем.
— Вот и славно! — Тамара довольно хмыкнула. — Я тоже билеты забронировала. Представляете, первый раз в жизни на самолёте полечу!
После того памятного разговора на лавочке они с Тамарой сблизились. И когда Валентина решила поехать на море, соседка неожиданно загорелась тоже — «за компанию».
— А ваша дочь не против, что вы уезжаете? — спросила Валентина, вспомнив, как Тамара рассказывала о сложных отношениях со своей Наташей.
— А что ей быть против? — рассмеялась Тамара. — Я ей сразу сказала: или я сама своими деньгами распоряжаюсь, как хочу, или она меня больше в жизни не увидит. С тех пор — тишина и благодать! Даже звонить стала чаще.
Валентина улыбнулась. Действительно, твёрдость и ясные границы творили чудеса с родственниками.
— Кстати, слышали новость? — Тамара понизила голос, хотя говорила по телефону. — Ваша сестра с дочкой опять к Зинаиде приходили. Говорят, у неё тоже двушка пустует, а ей одной много. Но та их сразу послала. Говорит, наслышана уже.
— Да, Галя не сдаётся, — вздохнула Валентина. — Но теперь это не моя забота.
— И правильно! — поддержала её Тамара. — О себе пора подумать. Ладно, не буду отвлекать. До завтра! Зайду к вам вечерком, те травяные сборы принесу, что обещала.
Попрощавшись, Валентина подошла к окну. Во дворе уже зеленели деревья, на детской площадке играли дети. Жизнь шла своим чередом.
Странно, но после всего случившегося она не чувствовала ни злости, ни обиды. Только лёгкую грусть — от того, что семья оказалась не семьёй, и облегчение — от того, что поняла это, пока не стало слишком поздно.
В прихожей висело зеркало — то самое, старинное, с деревянной резной рамой, которое Оля хотела выбросить, «потому что не модное». Валентина посмотрела на своё отражение. Женщина, которая смотрела на неё в ответ, изменилась. Морщинки никуда не делись, седина тоже. Но в глазах появился какой-то новый свет — спокойная уверенность человека, который наконец-то стал хозяином своей жизни.
Валентина улыбнулась своему отражению и пошла на кухню — заваривать чай. Тот самый, с листьями смородины, который она всегда любила. В своём доме, где теперь царили её правила, её покой, её тишина.
Телефон снова зазвонил. На этот раз на экране высветился незнакомый номер. Валентина на секунду заколебалась — вдруг Галя с нового телефона? Но потом решительно нажала на зелёную кнопку.
— Алло?
— Валентина Петровна? — раздался незнакомый женский голос. — Вас беспокоят из туристического агентства «Лазурный берег». Мы получили ваш запрос на экскурсионную программу во время отдыха…
Она слушала, делая пометки в блокноте, и думала о том, сколько всего интересного ещё ждёт её впереди. И как хорошо, что она наконец научилась говорить «нет» тем, кто этого заслуживает, и «да» — самой себе.
