— Рот закрой, пока я с сыном разговариваю, — гаркнула свекровь, но ей тут же прилетело в ответ

Лида получила известие о наследстве в четверг утром, когда пила кофе над очередным отчётом. Нотариус говорил что-то о покойном дедушке и старой даче, но слова плыли мимо — она думала о том, как объяснить мужу, что снова задержится на работе. Дедушка Михаил Иванович умер три месяца назад, и только теперь все формальности были улажены.

— Дача в Подмосковье, участок шесть соток, — монотонно перечислял нотариус. — Дом деревянный, постройки пятидесятых годов. Состояние… ну, вы сами посмотрите.

Лида кивала, не особо вдумываясь. Какая-то покосившаяся развалина, которую нужно будет продать или снести. Она помнила деда смутно — высокого молчаливого человека, который изредка появлялся на семейных празднаках и всегда дарил ей книги. После смерти бабушки он стал совсем затворником.

Дома её встретил Игорь с недовольным лицом.

— Опять задержалась? Мама звонила, спрашивала, почему мы не приехали на ужин.

— Прости, дорогой, — Лида устало сняла туфли. — У меня новость. Мне досталась дача от дедушки Миши.

Игорь оживился:

— Дача? Где? Сколько соток?

— Шесть. Под Москвой. Но, наверное, в ужасном состоянии. Дед последние годы почти не выезжал туда.

— Всё равно хорошо. Продадим, добавим к нашим накоплениям. Может, хватит на первый взнос за квартиру. Мама вчера видела отличный вариант в новостройке.

Лида промолчала. Что-то внутри неприятно кольнуло при упоминании свекрови, но она не стала спорить. Нужно сначала посмотреть, что там вообще есть.

На выходных они поехали втроём — Лида, Игорь и Лидина подруга Катя, дизайнер интерьеров. Катя была из тех людей, которые могут увидеть потенциал в самых безнадёжных вещах, и Лида надеялась, что её профессиональный взгляд поможет оценить наследство.

Дача встретила их перекошенными ставнями и поросшим бурьяном участком. Деревянный дом действительно покосился, веранда провисла, но что-то в его облике было трогательно-домашним. Лида представила, как дед сидел на этой веранде летними вечерами, читал, поливал цветы.

— Ужас какой, — поморщился Игорь. — Снести и всё.

— Подожди, — Катя уже изучала фасад. — Это же классический дачный модерн пятидесятых. Посмотри на эти резные наличники, на форму окон. Если привести в порядок…

Они вошли внутрь, и Лида ахнула. Дом был забит мебелью — не просто мебелью, а настоящими сокровищами. Массивный дубовый стол, кресла с затейливой резьбой, старинный буфет с витражными стёклами, книжные шкафы до потолка.

— Боже мой, — прошептала Катя, обходя комнаты. — Лида, ты понимаешь, что это такое? Это же антиквариат! Вот этот комод — карельская берёза, довоенный. А посмотри на эту кушетку — она явно из дореволюционной коллекции.

Игорь недоверчиво покрутил головой:

— Да ладно, старьё всё это. Кому сейчас нужна такая громоздкая мебель?

— Коллекционерам нужна, — возразила Катя. — Реставраторам, музеям. Одни только эти стулья стоят как машина. А если всё это привести в порядок…

Лида молча ходила по комнатам, трогала полированные поверхности, вдыхала запах старого дерева и прошлого. Здесь было что-то такое, чего не хватало в их стерильной съёмной квартире — душа, история, корни. Она остановилась у книжного шкафа, заполненного томами в кожаных переплётах. Дед был учителем литературы, и его библиотека поражала.

— Можно было бы восстановить дом, — задумчиво сказала она. — Сделать его нашим летним домом. Представляешь, приезжать сюда на выходные, читать эти книги, сидеть на веранде…

— Ты что, — Игорь посмотрел на неё как на сумасшедшую. — Сколько это будет стоить? У нас таких денег нет.

— Но мебель можно частично продать, — вмешалась Катя. — Оставить самое красивое, а остальное пустить на реставрацию. Честно говоря, по самым скромным оценкам, только мебель тянет на половину стоимости дома. А может, и больше.

— Вот видишь, — обрадовался Игорь. — Значит, продадим всё и хватит на квартиру.

— Я не хочу продавать, — вдруг сказала Лида. — Хочу восстановить. Это же дедушкин дом. Здесь история нашей семьи.

Игорь нахмурился:

— Лида, будь реалисткой. Нам нужно жильё, а не музей.

Но Лида уже не слушала. Она видела этот дом отремонтированным, с новой крышей, но со старой мебелью. Видела себя, читающей в дедушкином кресле, Игоря, работающего в саду. Это было правильно — сохранить то, что создавал дед всю жизнь.

Домой они вернулись молча. Лида была погружена в свои мысли, а Игорь явно что-то обдумывал. Дома их ждала свекровь Галина Петровна — женщина железной воли и непререкаемых убеждений.

— Ну, как съездили? — спросила она, едва они переступили порог. — Игорь рассказал про наследство. Хорошо, что хоть что-то досталось.

— Мама, там такая мебель, — заговорил Игорь. — Катя говорит, что антиквариат. Можно продать за большие деньги.

— Вот и славно, — кивнула Галина Петровна. — Как раз хватит на первый взнос. Я уже с риелтором говорила, нашла отличную двушку в новостройке. Только дом продавать надо быстро, пока цены не упали.

— Подождите, — вмешалась Лида. — А если мы не будем продавать? Если восстановим дом?

Галина Петровна посмотрела на неё так, словно та предложила полететь на Марс:

— Восстановить? Зачем? Деньги на ветер выбрасывать?

— Это не деньги на ветер. Это наш дом, наша история. Мы могли бы ездить туда отдыхать.

— Какой отдых? — фыркнула свекровь. — Там комары, сырость, удобства на улице. Нет, нужно продавать всё под чистую.

— Но почему вы не спросили моего мнения? — осмелела Лида. — Это же мне досталось наследство.

Галина Петровна выпрямилась, и в её глазах появился знакомый стальной блеск:

— Рот закрой, пока я с сыном разговариваю, — гаркнула свекровь, но ей тут же прилетело в ответ:

— Как вы смеете так со мной разговаривать? — Лида побледнела от возмущения. — Я не ребёнок и не ваша прислуга!

— Лида, не кричи на маму, — попытался вмешаться Игорь.

— Я не кричу, я защищаю своё право на собственное мнение! — голос Лиды дрожал. — Это моё наследство, и я решу, что с ним делать.

— Наследство-то твоё, — холодно проговорила Галина Петровна, — а семья общая. И в семье решения принимаются сообща.

— Сообща или как вы прикажете? — спросила Лида.

Воцарилась тяжёлая тишина. Игорь растерянно переводил взгляд с жены на мать. Лида поняла, что стоит на развилке. Можно сейчас извиниться, проглотить обиду и покорно согласиться на продажу. А можно…

— Я уезжаю, — сказала она. — К себе. В дедушкин дом.

— Лида, не делай глупостей, — забеспокоился Игорь.

— Глупость — это терпеть хамство, — отрезала она. — И этого я делать больше не буду.

Через час Лида уже паковала чемодан. Игорь метался по квартире, пытаясь её переубедить, но она была непреклонна. Она позвонила Кате, объяснила ситуацию, и та, не раздумывая, согласилась поехать с ней.

— Правильно делаешь, — сказала Катя. — Пора тебе наконец научиться отстаивать свои интересы.

Они приехали на дачу в воскресенье вечером. Дом встретил их тишиной и запахом старого дерева. Лида зажгла свечи — электричество ещё не провели, — и они сели на веранде, обсуждая планы.

— Сначала нужно сделать инвентаризацию, — говорила Катя. — Я знаю оценщика, он приедет завтра. Часть мебели действительно стоит продать — не всё поместится в доме после ремонта. Но самое ценное и красивое оставим.

— А во сколько обойдётся ремонт?

— Если делать постепенно, своими силами, то вполне подъёмно. Крышу, конечно, нужно менять в первую очередь, провести коммуникации. Но у тебя есть время, никто не торопит.

Лида кивала, планируя. Впервые за долгое время она чувствовала себя хозяйкой собственной жизни. Не женой, не невесткой, не подчинённой — просто собой.

Игорь звонил каждый день, просил вернуться, обещал поговорить с матерью. Но Лида не спешила. Она обустраивала дом, разбирала дедушкины вещи, читала его книги. Оценщик подтвердил слова Кати — мебель действительно стоила целое состояние.

— Только кушетка и комод потянут на семьсот тысяч, — сказал он. — А если вы решите продать весь комплект…

Лида задумалась. Она могла продать треть мебели, отремонтировать дом на эти деньги и жить здесь. Не богато, но достойно. И главное — независимо.

— Знаешь, — сказала она Кате, когда они сидели вечером на отремонтированной веранде, — я, кажется, понимаю, почему дед стал затворником. Здесь так спокойно. Никто не указывает, что делать, не решает за тебя.

— А как же Игорь? — осторожно спросила Катя.

— Игорь… — Лида помолчала. — Он выберет. Либо меня, либо маму. Но я больше не буду играть роль безмолвной невестки.

Телефон снова зазвонил. Игорь.

— Лида, ну сколько можно? Мама извинилась.

— Передо мной? — удивилась Лида.

— Ну… она сказала, что погорячилась. Возвращайся, мы всё обсудим.

— Игорь, я не вернусь, пока не получу извинений лично от твоей мамы. И пока мы не договоримся, что решения о моём наследстве принимаю я.

— Лида, будь разумной…

— Я разумная. Возможно, впервые в жизни.

Она отключилась и посмотрела на дом, освещённый лунным светом. Завтра приедут рабочие чинить крышу. Через неделю начнут проводить трубы. А дальше — дальше она будет жить так, как захочет. В доме, полном красивых вещей и воспоминаний, где никто не скажет ей закрыть рот.

Это был её дом теперь. Её жизнь. И она не позволит никому её сломать.

Катя принесла чай в старинных фарфоровых чашках — ещё одно дедушкино сокровище.

— Знаешь, — сказала она, устраиваясь в кресле-качалке, — твой дед был мудрым человеком. Он собрал здесь не просто мебель, а целый мир. Красивый, спокойный мир.

— Да, — согласилась Лида. — И я хочу в нём жить.

Они сидели в тишине, попивая чай и слушая, как потрескивают в печи дрова. Лида думала о том, как странно устроена жизнь. Иногда нужно уехать, чтобы понять, где твой дом.

А дом был здесь. В этих стенах, среди этих вещей, в этой тишине, где её никто не торопил и не заставлял принимать чужие решения. Дом, где она могла просто быть собой.

Утром Лида проснулась от солнечных лучей, пробивающихся сквозь кружевные занавески. Она встала, подошла к окну и посмотрела на участок. Нужно разобрать сад, посадить цветы, как делал дед. Нужно привести всё в порядок, но не торопясь, с любовью.

Время было у неё теперь. Время и свобода выбора. А это, как оказалось, самое дорогое наследство.

Оцените статью
— Рот закрой, пока я с сыном разговариваю, — гаркнула свекровь, но ей тут же прилетело в ответ
Могила танцора Владимира Шубарина. Дети как лишнее. Движения через боль. Ужас ухода. Игнор Пугачевой