— Ты сейчас серьёзно? — Маргарита медленно отложила книгу на диванный подлокотник. Её голос прозвучал так ровно и тихо, что на мгновение показалось, будто она просто уточняет какую-то незначительную деталь.
Андрей, уже скинувший один ботинок в прихожей, обернулся и посмотрел на жену с плохо скрываемым раздражением. Он действовал быстро, словно боялся, что если промедлит, то его план сорвётся. Двое его сыновей, Кирилл и Максим, стояли рядом, сжимая в руках лямки небольших рюкзаков. Они с робким любопытством осматривали светлую и просторную квартиру, в которой пахло кофе и чем-то неуловимо чужим, не похожим на запахи дома их матери или бабушки.
— Рит, ну чего ты начинаешь, а? Я же объяснил, Серёга сегодня только может, мы сто лет не виделись. Это буквально на пару часов, даже не заметишь, как я вернусь, — проговорил он скороговоркой, пытаясь второй ногой стащить ботинок, не нагибаясь. — Мальчишки, проходите, разувайтесь.
Он слегка подтолкнул старшего сына в спину, но тот не сдвинулся с места, покосившись на застывшую в проёме гостиной Маргариту. Младший, Максим, наоборот, сделал шажок вперёд, но тут же отступил назад, спрятавшись за брата. Атмосфера в прихожей неуловимо сгустилась.
— Подожди, — Маргарита сделала несколько шагов навстречу, её домашние тапочки бесшумно скользили по ламинату. Она остановилась в паре метров от них, скрестив руки на груди. — Давай-ка вернёмся к началу. Мы с тобой, Андрей, очень подробно обсуждали этот вопрос. Не один раз. Мы договорились, что твоя прошлая жизнь и твои дети не будут становиться частью моей жизни в стенах этой квартиры. Я была предельно ясна.
Её спокойствие действовало на него как красная тряпка на быка. Он ожидал чего угодно: упрёков, криков, споров, — но этот ледяной, констатирующий тон выводил его из равновесия.
— Господи, какая ещё «прошлая жизнь»? Это мои сыновья! Они не призраки из прошлого, а живые люди, между прочим! — он наконец справился со вторым ботинком и выпрямился, глядя на неё сверху вниз. — Что за эгоизм? Они просто посидят здесь пару часов. Посмотрят мультики. Что в этом такого криминального? Ты ведёшь себя так, будто я привёл сюда роту солдат.
— Ты привёл сюда людей, о появлении которых мы не договаривались. Более того, мы договаривались об обратном, — она не повышала голоса, и от этого её слова звучали ещё весомее. — Это моя квартира, Андрей. Не наша общая, а моя. И ты живёшь здесь на моих условиях. Главным из которых было то, что я не хочу и не буду участвовать в воспитании твоих детей. Ни в роли мачехи, ни в роли временной няньки. Ты согласился. Ты сказал, что всё понимаешь и что для тебя это тоже не проблема.
Он фыркнул и отвернулся, делая вид, что поправляет куртку на вешалке. Это был его излюбленный приём — показать, насколько ему скучен и нелеп этот разговор.
— Рита, прекрати этот цирк. Что дети подумают? Ты специально их унижаешь? — прошипел он, повернув к ней голову. — Они мои сыновья. Ты моя жена. Пора бы уже привыкнуть, что это как-то связано. Всё, я поехал, у меня нет времени на эти глупые споры.
Андрей решительно шагнул к двери, намереваясь закончить разговор этим властным жестом. Но Маргарита оказалась проворнее. Она мгновенно переместилась и встала прямо на его пути, уперев ладонь в дверное полотно.
— Ты никуда не поедешь, — отчеканила она, глядя ему прямо в глаза. — По крайней мере, не без них. Ты нарушил наш самый главный уговор. Ты решил, что можешь просто прийти и поставить меня перед фактом, наплевав на моё мнение и мои желания. Так вот, Андрей, ты ошибся. Бери своих сыновей, одевайся и решай свою проблему с другом сам. Но здесь они ни на минуту не останутся.
Андрей замер, его рука так и осталась на полпути к дверной ручке. Он посмотрел на ладонь Маргариты, упирающуюся в дверь, потом перевёл взгляд на её лицо. В его глазах недоумение быстро сменялось плохо скрываемой яростью. Он явно не ожидал такого решительного отпора.
— Ты что творишь? — прошипел он, понизив голос и бросив быстрый взгляд на сыновей, которые съёжились под его гневным шёпотом. — Опусти руку. Не устраивай сцену перед детьми. Они же всё видят, всё понимают. Тебе не стыдно?
— Мне? Стыдно? — Маргарита едва заметно качнула головой, не убирая руки. — Стыдно должно быть тебе, Андрей. Это ты привёл их сюда, зная, что им здесь не рады. Это ты поставил их в положение непрошеных гостей. И это ты сейчас устраиваешь эту сцену, пытаясь переложить свою ответственность на меня. Так что нет, мне ни капли не стыдно. Я лишь придерживаюсь правил, которые мы оба установили.
Его лицо побагровело. Попытка надавить на её совесть с треском провалилась, и он перешёл к следующей тактике — обесцениванию их договорённости.
— Да какие ещё правила, Рита? Это был просто разговор! Я и подумать не мог, что ты воспримешь всё настолько буквально, как какая-то бесчувственная машина! Я думал, ты нормальная, живая женщина, способная войти в положение. У меня форс-мажор, встреча с другом, которую нельзя перенести. Я попросил о помощи свою жену! Что в этом ненормального? Любая другая на твоём месте была бы рада помочь!
Мальчишки стояли абсолютно тихо. Старший, Кирилл, опустил голову и уставился на свои кроссовки, словно рисунок на них был самой интересной вещью в мире. Младший же, наоборот, не отрывал от Маргариты больших испуганных глаз, в которых читался немой вопрос.
— Вот именно. Ты попросил о помощи, получив отказ. А теперь пытаешься эту помощь навязать силой, — её голос оставался таким же спокойным и ровным, что бесило его ещё больше. — И давай начистоту. Это не форс-мажор. Форс-мажор — это когда твоя бывшая жена попадает в больницу, а детей действительно не с кем оставить. А встреча с другом — это твой досуг. И ты решил организовать его за мой счёт, даже не спросив. Ты просто решил, что я по умолчанию обязана сидеть с твоими детьми.
Она сделала паузу, давая ему осознать сказанное.
— Когда мы решили жить вместе, я сразу обозначила свою позицию. Я не ненавижу детей, Андрей. Но я не хочу чужих детей в своём доме. Я не хочу нести за них ответственность, я не хочу подстраивать под них свой быт и свои планы. Я хочу приходить домой и отдыхать, а не работать второй сменой в качестве воспитателя. Ты сказал, что всё понимаешь. Ты заверил меня, что у твоей матери большой дом, и она всегда рада внукам. Ты сам предложил этот вариант как идеальный для всех. Или ты уже забыл об этом?
— Так значит, вот оно что, — злобно усмехнулся он. — Тебе нужен был только я. Удобный, без прошлого, без «багажа». Чтобы приходил с работы, приносил деньги и не создавал никаких проблем. А то, что у меня есть жизнь, есть сыновья, — это всё должно было остаться где-то там, за порогом твоей идеальной квартиры? Какая же ты…
Он не договорил, но слово, которое вертелось у него на языке, было очевидным. Он смотрел на неё с такой откровенной неприязнью, будто видел впервые. Будто все месяцы их совместной жизни были лишь иллюзией, которая разбилась о холодную реальность этой прихожей.
— …какая же ты всё-таки эгоистка, — закончил он, выплюнув слово так, будто оно обжигало ему язык. Его лицо исказилось в гримасе презрения. Он больше не пытался казаться рассудительным или обиженным — теперь он откровенно нападал. — Тебе наплевать на меня. Тебе наплевать на то, что для меня важно. Эти мальчики — моя кровь, моя семья. А ты хочешь, чтобы я сделал вид, будто их не существует. Запер их в клетке у матери и навещал по расписанию, чтобы не дай бог не нарушить твой драгоценный покой!
Он сделал шаг к ней, вторгаясь в её личное пространство, и заговорил тише, но ещё злее, так, чтобы дети точно не расслышали всех слов.
— Я думал, ты любишь меня. А любовь — это когда принимают человека целиком. Со всем его прошлым, со всеми его проблемами. А ты что делаешь? Ты отрезаешь от меня куски, которые тебе не нравятся. Тебе не нужен я, Рита. Тебе нужна удобная функция в твоей стерильной квартире. Чтобы приходил, уходил и не мешал тебе жить твою идеальную жизнь.
Маргарита слушала его, не перебивая. Её лицо оставалось непроницаемым, но во взгляде появилось что-то новое — холодное любопытство исследователя, изучающего повадки незнакомого существа. Когда он закончил свою тираду, она не ответила ему сразу, а перевела взгляд на детей. Старший, Кирилл, незаметно притянул к себе младшего брата и что-то шепнул ему на ухо. В их фигурах было столько тихого взрослого отчаяния, что у Маргариты на мгновение сжалось сердце. Но жалость была не к ним. Жалость была к ситуации, которую создал их собственный отец.
— Ты закончил? — спокойно уточнила она, снова глядя на Андрея. — Теперь послушай ты. Когда я говорила, что не хочу видеть твоих детей здесь, это не было капризом. Это была самозащита. Я знала, что рано или поздно случится именно то, что происходит сейчас. Что ты сначала попробуешь «на пару часиков», потом «на денёк», потом «на выходные». Я знала, что ты будешь давить на жалость, обвинять в эгоизме и манипулировать понятием «семья». И я не хотела в этом участвовать. Ты клялся, что этого не будет. Ты солгал.
Его ноздри раздувались от гнева. Он хотел что-то выпалить в ответ, но она жестом его остановила.
— С чего ты вообще решил, что можешь привести ко мне домой своих детей, и я буду за ними тут следить? У них есть мать для этого и ты! И они, кстати, вообще не должны тут появляться, в моей квартире, если ты забыл!
Ключевая фраза, произнесённая всё тем же ровным тоном, ударила по нему сильнее пощёчины. Он отшатнулся, словно его действительно толкнули. В его глазах промелькнула растерянность. Он не нашёл, что на это ответить, потому что ответа не существовало. Это была правда, голая и неприкрытая.
— Это… это и мой дом тоже! — наконец выдавил он, но реплика прозвучала жалко и неубедительно, как последний аргумент проигравшего спорщика.
— Нет, — отрезала Маргарита. — Ты живёшь здесь, потому что я тебе это позволила. И, кажется, я начинаю сильно жалеть о своём решении. Дело ведь не в детях, правда? И не в твоей внезапной встрече с другом. Дело в тебе. В твоём желании, чтобы все вокруг обслуживали твои интересы. Бывшая жена должна отпускать детей по первому требованию. Новая жена должна их развлекать, пока ты отдыхаешь. Все тебе должны. А ты, как ответственный отец и любящий муж, что делаешь? Ты просто пытаешься спихнуть проблему на того, кто оказался ближе.
Последние слова Маргариты повисли в удушливом воздухе прихожей. Они не были громкими или оскорбительными, но их холодная, неоспоримая логика обезоруживала. Андрей смотрел на неё, и в его глазах больше не было ни гнева, ни обиды — только пустота и плохо скрываемое бессилие. Он проиграл. Проиграл не в споре, а в самой сути их отношений, которую он так и не смог или не захотел понять.
— Ну и стерва же ты, — наконец процедил он. Слово вылетело беззлобно, почти устало, как констатация факта. Это была не попытка оскорбить, а скорее единственное доступное ему объяснение её поведения, которое не укладывалось в его картину мира.
— Возможно, — спокойно ответила Маргарита, и эта её реакция, полное принятие его худшего определения, окончательно его сломала. Она не стала спорить, не стала оправдываться или бросать ответное обвинение. Она просто согласилась с его вердиктом, лишив его всякой силы.
После этого она сделала то, чего он ожидал меньше всего. Она молча обошла его, подошла к входной двери и открыла её настежь, впуская в прихожую прохладный воздух с лестничной клетки. Затем она отошла в сторону, прислонилась к стене и скрестила руки на груди, превратившись в бесстрастного наблюдателя. Её поза, её молчание — всё это было красноречивее любых криков. Это был финальный жест, не оставляющий пространства для манёвра.
Андрей несколько секунд смотрел на открытую дверь, потом на неё. Он ждал, что она скажет что-то ещё, даст ему зацепку, возможность продолжить борьбу. Но она молчала.
— И что это значит? — спросил он, хотя и сам прекрасно всё понимал.
— Это значит, что разговор окончен, — её голос был таким же ровным, как и в самом начале. — А теперь ты, как ответственный отец, берёшь своих детей и ведёшь их туда, где им будут рады. Говорят, твоя мама очень скучает по внукам. Ей, в отличие от меня, не нужно будет объяснять, почему она должна провести с ними выходные.
Его лицо дёрнулось. Упоминание матери было последним, самым унизительным ударом. Она не просто выгоняла его, она предлагала ему единственно верное, логичное решение, которое он сам должен был принять с самого начала. Она демонстрировала, что думает на два шага вперёд, в то время как он действовал исключительно под влиянием сиюминутных желаний.
Он медленно повернулся к сыновьям. Кирилл и Максим, всё это время стоявшие как два маленьких оловянных солдатика, смотрели на него с одинаковым выражением страха и ожидания. Он видел в их глазах отражение своего собственного позора.
— Одеваемся, — глухо бросил он, не глядя на них.
Началась мучительная сцена сборов. Андрей дёргаными, злыми движениями натягивал на себя ботинки. Он не помогал детям, и те, чувствуя его состояние, молча и сосредоточенно принялись обуваться и застёгивать куртки. У младшего, Максима, заела молния. Он дёрнул её раз, другой, и тонкая ткань издала треск. Мальчик замер, боясь поднять глаза на отца. Андрей, заметив это, грубо отпихнул его руку и одним резким движением застегнул куртку до самого подбородка.
Всё это время Маргарита стояла у стены и молча наблюдала. Она не отводила взгляда, и её присутствие делало каждую секунду этого унизительного отступления ещё более невыносимой. Она не проявляла ни злорадства, ни сочувствия. Она была просто судьёй, вынесшим приговор и теперь контролирующим его исполнение.
Когда они были одеты, Андрей взял рюкзаки, сунул их в руки сыновьям и, не глядя на жену, шагнул к выходу. Он взял детей за руки и вывел их на лестничную площадку. Уже стоя за порогом, он обернулся, словно хотел сказать что-то последнее, самое ядовитое. Но, встретившись с её холодным, спокойным взглядом, он лишь сжал губы. Все слова были уже сказаны.
— Дверь за собой закройте. Снаружи, — произнесла она в тишину.
Он дёрнулся, будто от удара, молча развернулся и потянул за собой дверь. Щёлкнул замок.
Маргарита ещё минуту постояла в прихожей, прислушиваясь к удаляющимся шагам. Затем она медленно прошла в гостиную. На диване лежала её недочитанная книга. Она взяла её, села на своё место, открыла на нужной странице и погрузилась в чтение. В квартире снова воцарилась тишина. Но это была не тяжёлая или звенящая тишина. Это была её собственная, привычная, долгожданная тишина. Порядок был восстановлен…
