Таня сидела на кухне и старалась не смотреть на Олега. Если посмотрит — сорвется. А срываться было нельзя. Потому что Олег сейчас не понимал, что говорит. Вернее, понимал, но делал вид, что это вполне нормальное предложение, а не бред сивой кобылы.
— Танюш, ну подумай, — продолжал он тем голосом, каким обычно уговаривал ее купить новую дрель или пойти на рыбалку с его друзьями. — Мама старая, ей нужна какая-то уверенность. Вот если мы ей долю оформим, она будет спокойнее.
Таня медленно поставила чашку на стол. Посмотрела на мужа. Тот сидел с таким лицом, будто предложил что-то совершенно очевидное. Типа поменять лампочку или выкинуть мусор.
— Олег, — начала она очень тихо. — Я правильно поняла? Ты хочешь, чтобы я переписала долю в моей квартире на твою маму?
— Ну не всю же, — оживился он. — Четверть. Или треть. Чтобы она чувствовала себя защищенной.
Таня откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Господи, за что? Двадцать три года замужем, двадцать три года терпела свекровь, ее вечные претензии, советы, намеки. И вот оно — вишенка на торте. Переписать квартиру.
Квартиру, которую она получила от родителей. Которую делала своими руками, потому что денег на ремонтников не было. Которую тащила на своих плечах через кредит, когда Олег три года сидел без работы и играл в танчики.
— Олега, — сказала она еще тише. — А с какой, извини за выражение, радости?
Он поморщился.
— Танюш, не начинай. Мама переживает. Говорит, что после папиной смерти ей страшно. Вдруг что-то случится, и она на улице останется.
— Олег, твоя мама живет в своей двухкомнатной квартире в центре города, — Таня говорила медленно, по слогам, как будто объясняла что-то особенно глупому ребенку. — Приватизированной. Со всеми документами. Какая улица?
— Ну мало ли, — пробормотал он. — Всякое бывает. Мошенники, аферисты. А если у нее будет доля в нашей квартире, это ж гарантия.
Таня хотела засмеяться. Или заплакать. Или просто встать и уйти — куда глаза глядят. Но вместо этого она встала, подошла к холодильнику и достала котлеты. Начала разогревать ужин. Потому что готовить нужно было в любом случае. Даже если мир рушится.
— Я не буду ничего переписывать, — сказала она, глядя на сковородку.
— Почему? — в голосе Олега появилась обида. — Мама же не чужая.
Таня обернулась.
— Олег, твоя мама вчера сказала мне, что я плохо убираю твои рубашки. Позавчера — что суп несоленый. На прошлой неделе высказала при соседях, что я неправильно воспитала детей. А ты хочешь, чтобы я отдала ей долю в своей квартире?
Олег замолчал. Потом вздохнул.
— Она просто переживает за меня. За нас.
— Переживает, — повторила Таня. — Конечно. Особенно когда говорит, что я на тебя не гляжу и что ты мог бы найти получше.
— Танюш, не надо, — он встал, попытался обнять ее, но она отстранилась.
— Не надо мне тут лапшу вешать. Я не дура. Квартира моя. И останется моей. Хочешь помочь маме — купи ей сигнализацию, установи домофон. А мою жилплощадь не трогай.
Олег ушел хлопнув дверью. Таня доготовила котлеты, поела одна и легла спать на диване в зале. Не потому что обиделась, а потому что сил на разговоры больше не было.
А утром началось.
Звонки от свекрови начались в восемь утра. Таня еще кофе не допила, а телефон уже надрывался. Она посмотрела на экран, вздохнула и сбросила вызов. Через минуту снова звонок. Потом еще. Потом эсэмэска: «Танечка, мне очень плохо, позвони».
Олег уже ушел на работу — сбежал, как крыса с тонущего корабля. Таня допила кофе, оделась и поехала к свекрови. Потому что если не поедет, будет хуже. Придет весь подъезд, скорая, участковый и Олег с работы сорвется.
Лидия Петровна открыла дверь бодрая, как огурчик. Никакого «мне плохо» и в помине.
— А, Танечка, заходи, заходи. Чай будешь?
Таня прошла на кухню, села на свой обычный стул у окна. Лидия Петровна суетилась, доставала печенье, заваривала чай. Потом села напротив и посмотрела с таким выражением, будто сейчас начнется судебное заседание.
— Танюш, я хотела с тобой поговорить, — начала она тоном, каким обычно говорят о погоде.
— Слушаю вас, Лидия Петровна.
— Олежка сказал, что ты против того, чтобы записать на меня долю в квартире.
Таня глубоко вздохнула.
— Лидия Петровна, это моя квартира. От моих родителей.
— Ну и что? — свекровь даже не моргнула. — Олежка же там живет. Двадцать три года живет. Он тоже имеет право.
— Имеет. Как супруг. А вы тут при чем?
— Я его мать! — голос Лидии Петровны повысился. — Я его родила, вырастила! Недоедала, недосыпала, а вы мне сейчас говорите, что я не имею права на кусочек жилплощади?
Таня смотрела на нее и думала: когда это произошло? В какой момент свекровь решила, что может претендовать на чужое имущество? И главное — откуда такая наглость?
— Лидия Петровна, у вас есть своя квартира.
— А если мне ее отнимут?
— Кто отнимет? У вас все документы в порядке.
— Всякое бывает! — свекровь махнула рукой. — Мошенники, аферисты! Вот недавно по телевизору показывали — у одной бабушки квартиру отняли прямо из-под носа!
Таня хотела сказать, что та бабушка подписала дарственную на незнакомого человека, но промолчала. Бесполезно.
— Лидия Петровна, я не буду переписывать на вас долю. Это мое окончательное решение.
Свекровь посмотрела на нее долгим взглядом.
— Значит, ты такая неблагодарная? Я тебе всю жизнь помогала, а ты мне отказываешь?
Таня встала.
— Какая помощь, Лидия Петровна? Вы критиковали меня каждый день, учили жить, лезли в нашу семью. Когда Олег сидел без работы, я вас просила помочь хоть немного — вы отказались, сказали, что у вас пенсия маленькая. Когда дети болели, я звонила вам — вы были заняты. А сейчас вы хотите мою квартиру?
— Не квартиру, а долю! — взвизгнула Лидия Петровна. — Маленький кусочек! Для страховки!
— Нет, — сказала Таня и вышла.
Дома ее ждал Олег. Сидел на кухне с кислым лицом.
— Ты маму обидела, — сказал он вместо приветствия.
— Да ты что? — Таня повесила куртку и прошла мимо него к плите. — Как же так получилось?
— Не ерничай. Она звонила, плакала. Говорит, ты ее выгнала.
— Я просто ушла. После того, как она устроила мне сцену.
— Танюш, ну нельзя же так, — Олег встал, заходил по кухне. — Она старая, нервная. Ты бы пошла навстречу.
Таня медленно обернулась.
— Олег, ты хоть понимаешь, что просишь?
— Понимаю. Но мама права — всякое бывает. Вдруг с ее квартирой что-то случится. Ей надо подстраховаться.
— А мне не надо? — Таня почувствовала, как внутри закипает. — Я тридцать лет работаю, тащу на себе эту семью, а ты хочешь, чтобы я отдала часть своего жилья твоей маме, которая всю жизнь меня доставала?
Олег поморщился.
— Не преувеличивай. Мама не доставала. Она помогала.
— Помогала? — Таня засмеялась. — Олег, она вмешивалась во все! Когда мы делали ремонт, она каждый день приходила и говорила, что не так. Когда родилась Катя, она учила меня, как пеленать, и обижалась, что я делаю по-своему. Когда ты потерял работу, она намекала, что это я виновата, потому что не умею готовить твои любимые котлеты!
— Ну и что? Это же мелочи!
Таня посмотрела на него долгим взглядом.
— Значит, мелочи. Хорошо. Тогда вот тебе мелочь: я не переписываю квартиру. И точка.
Олег дернул плечом и ушел в комнату. Таня осталась на кухне. Села за стол, уткнулась лицом в ладони. Господи, как же она устала. Устала от вечного давления, от претензий, от того, что все вокруг считают ее собственность чем-то общественным.
На следующий день Лидия Петровна появилась у них дома с полным пакетом документов.
— Танечка, я тут посоветовалась с юристом, — начала она, даже не поздоровавшись. — Мне сказали, что можно оформить договор дарения. Вот бланк, вот образец. Ты только подпишешь, я все остальное сделаю.
Таня стояла в дверях и смотрела на свекровь так, будто видела ее впервые.
— Лидия Петровна, вы серьезно?
— Конечно! Давай быстренько, а то нотариусы до обеда работают.
— Я не пойду к нотариусу.
— Почему? — свекровь вытаращила глаза.
— Потому что не хочу.
— Танечка, ну ты же умная женщина! — Лидия Петровна шагнула в квартиру, закрыла за собой дверь. — Подумай о будущем! Вдруг с моей квартирой что-то случится? Куда я пойду? На улицу?
— К Олегу, — сказала Таня. — Он ваш сын.
— Так это же его квартира! То есть наша! То есть… — свекровь запуталась.
— Это моя квартира, — отчеканила Таня. — И останется моей. Если вам так страшно за ваше жилье, продайте его и купите себе что-то поменьше. Или оформите завещание на Олега. Но мою квартиру не трогайте.
Лидия Петровна посмотрела на нее с таким выражением, будто Таня предложила ей пойти на панель.
— Ты… ты… — она задохнулась от возмущения. — Да как ты смеешь! Я Олежке позвоню! Сейчас же!
И позвонила. Прямо в прихожей, тыча пальцем в телефон и всхлипывая в трубку:
— Олежечка! Она меня выгоняет! Твоя жена! Говорит, что я чужая! Что мне нечего тут делать!
Таня слушала этот спектакль и думала: а ведь двадцать лет назад она бы испугалась. Побежала бы успокаивать, извиняться, может, даже согласилась бы. Но не сейчас. Не после того, как тащила эту семью столько лет. Не после того, как терпела все эти намеки, укоры, советы.
Олег примчался через полчаса. Влетел в квартиру с таким лицом, будто собирался спасать маму от бандитов.
— Что случилось? — выдохнул он.
— Она меня оскорбила! — всхлипнула Лидия Петровна. — Сказала, что я чужая! Что у меня нет права на эту квартиру!
Олег посмотрел на Таню. Та стояла у окна, скрестив руки на груди.
— Танюш, ну что за дела?
— Никаких дел, — спокойно ответила она. — Ваша мама пришла с готовыми документами и требовала, чтобы я подписала дарственную. Я отказалась.
— Требовала? — переспросил Олег. — Мам, ты что?
— Я не требовала! — взвилась Лидия Петровна. — Я просто предложила! По-хорошему! А она меня послала!
— Я никуда вас не посылала, — Таня говорила ровным голосом. — Я просто сказала, что это моя квартира и я не буду ее переписывать.
Олег почесал затылок. Посмотрел на маму, на жену. Явно не знал, что сказать.
— Ну… в принципе… Таня права, — пробормотал он. — Квартира ее.
Лидия Петровна посмотрела на сына так, будто он ее предал.
— Ты? — прошептала она. — Ты на ее стороне?
— Мам, да какие стороны? — Олег попытался взять ее за руку, но она отдернулась.
— Я все поняла! — она схватила сумку, помахала документами. — Вы оба против меня! Ну и пожалуйста! Только потом не приходите!
И ушла, громко хлопнув дверью.
Олег постоял немного, потом сел на диван.
— Танюш, ну зачем так грубо?
— Олег, она пришла без предупреждения с готовыми документами. Это не грубо? Это не наглость?
Он промолчал. Таня подошла, села рядом.
— Слушай, давай начистоту. Ты правда считаешь, что я должна отдать долю в квартире твоей маме?
Олег вздохнул.
— Не должна. Но… было бы хорошо.
— Почему?
— Потому что она мать. Потому что ей страшно. Потому что… — он замолчал.
— Потому что она тебе всю жизнь капает на мозги, — закончила Таня. — И ты устал спорить.
Он кивнул.
— Ну да. Устал.
— Так устань и от меня, — Таня встала. — Потому что я тоже уже устала. Устала оправдываться, доказывать, что я не плохая жена и не плохая мать. Устала от того, что все мои решения подвергаются критике. Устала от того, что моя собственность считается общей.
— Танюш…
— Нет, послушай. Я тебя люблю. Двадцать три года вместе, это много. Но если ты хочешь, чтобы я переписала квартиру на твою маму — давай разводиться. Потому что это значит, что ты меня не уважаешь.
Олег посмотрел на нее долгим взглядом. Потом кивнул.
— Ладно. Не будем переписывать.
Таня выдохнула.
Но на этом история не закончилась. Лидия Петровна начала войну. Сначала она перестала брать трубку, когда звонил Олег. Потом начала рассылать всем родственникам сообщения, какая Таня неблагодарная и жадная. Потом явилась к общим знакомым и устроила сеанс разоблачения: мол, невестка выгнала ее из собственной квартиры.
Родственники начали звонить. Сестра Олега, тетя Валя, двоюродные братья. Все спрашивали одно и то же: «Неужели тебе так жалко поделиться?»
Таня объясняла, что никто ее не выгонял и что речь идет не о том, чтобы поделиться, а о том, чтобы отдать часть собственного имущества человеку, который всю жизнь ее критиковал. Но никто не слушал. Все качали головой и говорили, что старших надо уважать.
Хуже всего было то, что Олег начал раздражаться. Не на маму, нет. На Таню. За то, что она «устроила скандал». За то, что «не захотела пойти навстречу». За то, что «все усложняет».
— Танюш, ну можно было бы как-то помягче, — говорил он каждый вечер. — Зачем так категорично?
— Как помягче? — Таня уже не сдерживалась. — Мягко сказать «нет» или мягко отдать свое имущество?
— Ну можно было договориться! Оформить как-то по-другому!
— Как? Олег, у меня нет других вариантов! Твоя мама хочет долю — я не хочу давать. Точка.
Он молчал, но смотрел так, будто она совершила что-то ужасное.
Через неделю Лидия Петровна разболелась. Вернее, сказала, что разболелась. Позвонила Олегу, простонала в трубку, что у нее давление и сердце прихватило, и все из-за переживаний.
Олег примчался к ней, потом вернулся с кислым лицом.
— Маме плохо. Врач сказал, избегать стрессов.
— И что?
— Может, стоит подумать еще раз? Про долю?
Таня посмотрела на него долгим взглядом.
— Олег, твоя мама симулирует.
— Не говори так! — он вспыхнул. — У нее действительно давление!
— У всех давление в шестьдесят пять лет. Но не все требуют чужое жилье.
— Господи, Танюш, ну что тебе стоит?! — он сорвался. — Подписать бумажку! Одну бумажку! И все будут спокойны!
— Нет, — сказала Таня. — Не будут. Потому что дальше будет что-то еще. И еще. И еще. Твоя мама никогда не остановится.
— Она остановится! Обещаю!
— Обещаешь? — Таня засмеялась. — Как ты обещал, что она не будет лезть в наши дела после свадьбы? Или как обещал, что после рождения Кати она перестанет давать советы? Олег, твои обещания ничего не стоят.
Он побледнел.
— То есть ты мне не веришь?
— Не верю. По крайней мере, в этом вопросе.
Олег схватил куртку и ушел. Таня осталась одна. Села на кухне, налила себе чаю и подумала: когда все это закончится? Или не закончится никогда?
Ответ пришел сам собой — через три дня. Олег вернулся домой поздно вечером, сел напротив нее и сказал:
— Я поговорил с мамой. Сказал, что ты не будешь переписывать квартиру. И что это твое право.
Таня подняла глаза.
— Правда?
— Правда. Она орала, плакала, говорила, что я предатель. Но я не поддался. Сказал, как есть.
Таня почувствовала, как что-то внутри расслабилось. Впервые за долгое время.
— Спасибо.
Олег пожал плечами.
— Я подумал. Ты права. Мама действительно перегнула. И я не должен был от тебя этого требовать.
Они помолчали. Потом Таня спросила:
— А что теперь будет?
— Не знаю. Мама сказала, что больше со мной не разговаривает. Но это ненадолго. Через месяц остынет.
Таня усмехнулась.
— Ты оптимист.
— А что остается? — он улыбнулся.
Лидия Петровна действительно замолчала. Перестала звонить, писать, приходить. Олег пытался с ней связаться — она сбрасывала звонки. Родственники продолжали названивать и стыдить, но уже не так активно.
А Таня… Таня поняла одну простую вещь. Что границы надо ставить сразу. Что нельзя идти на уступки из страха обидеть или из желания сохранить мир. Потому что мир, купленный ценой собственного имущества и спокойствия, — это не мир. Это капитуляция.
Прошло два месяца. Лидия Петровна наконец позвонила Олегу. Сказала, что соскучилась, что хочет увидеться. Они встретились, поговорили. Она больше не поднимала вопрос о квартире.
Правда, на Таню смотрела с обидой. И пару раз не удержалась от колкостей — про пересоленный суп и немытые полы. Но Таня уже не реагировала. Потому что знала: главная битва выиграна. А мелкие стычки — это уже не страшно.
И еще она поняла, что иногда «нет» — это самое правильное слово. Даже если все вокруг говорят, что ты неправа.
