— Ира, нам надо серьезно поговорить.
Ирина оторвалась от книги, которую читала, уютно устроившись на диване. Олег стоял в дверном проеме, и его вид ей сразу не понравился. Он был напряжен, теребил манжет рубашки — верный признак того, что разговор будет неприятным.
— Говори, я слушаю, — она отложила книгу в сторону.
— Помнишь, я говорил, что у Лизы проблемы? — начал он издалека. — У них с Толиком… финансовые трудности.
Ирина кивнула. Разговоры о трудностях сестры мужа и ее супруга стали фоном их жизни в последние полгода. Лиза, младшая сестра Олега, и ее муж Анатолий жили не то чтобы бедно, но как-то бестолково. То они брали кредит на новомодный телефон, то на горящую путевку, не соизмеряя доходы с расходами.
— В общем, дело серьезнее, чем я думал. У них большой долг по кредиту. Банк грозит судом и описью имущества.
— Какой ужас, — искренне посочувствовала Ирина. — А что Толик? Он же где-то работал?
— Уволился. Говорит, начальник самодур, не мог больше терпеть. Ищет новую, но ты же знаешь, как сейчас… — Олег махнул рукой и подошел ближе, присаживаясь на край дивана. Он взял ее руку в свою. Его ладони были влажными. — Ир, им нужна помощь. Срочно. Нужно внести крупную сумму, чтобы закрыть основную часть долга.
Ирина почувствовала, как внутри зарождается тревога. Она догадывалась, к чему он клонит.
— И какая сумма?
Олег замялся, его взгляд забегал по комнате.
— Четыреста тысяч.
Ирина молча смотрела на него. Четыреста тысяч. Это была почти половина их общих накоплений, которые они откладывали на первоначальный взнос по ипотеке. На свою собственную квартиру, о которой мечтали с самой свадьбы.
— Олег, это огромные деньги. Откуда у них такая сумма? На что они брали кредит?
Муж отвел глаза.
— Толик решил попробовать себя в бизнесе… Вложился в одну тему. Не пошло.
— В какую еще «тему»? — голос Ирины стал жестче. — Купил партию чего-то, что не смог продать?
— Какая разница? — вспылил Олег. — Проблема уже есть! Сестра в истерике, мама вся на нервах. Мы же семья, мы должны помогать друг другу.
Ирина медленно высвободила свою руку.
— Мы семья, Олег. Мы с тобой. И эти деньги — наши общие. Мы откладывали их на наше будущее, на наш дом. А у твоей сестры своя семья.
— Так ты отказываешься помочь? — в его голосе прозвучало откровенное недоумение, будто она сказала нечто невообразимое.
— Я не отказываюсь. Я пытаюсь понять. С какой стати я должна оплачивать кредит твоей сестры? У нее есть муж, — удивилась наглости супруга Ирина. — Это его бизнес прогорел, пусть он и решает эту проблему. Ищет работу, берет подработку, продает что-то. Почему мы должны жертвовать своей мечтой из-за их глупости?
Олег вскочил. Его лицо побагровело.
— Глупости? Ты называешь беду моей сестры глупостью? Я не ожидал от тебя такого, Ира. Бездушия, эгоизма… Я думал, ты мне родной человек.
Он развернулся и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью спальни. Ирина осталась сидеть на диване в оглушающей тишине. Вечер перестал быть уютным. Она смотрела на закрытую дверь, и горькое чувство несправедливости подкатывало к горлу. Это было не просто о деньгах. Это было о чем-то гораздо большем.
Следующие несколько дней превратились в холодную войну. Олег почти не разговаривал с ней, на все вопросы отвечал односложно. Он приходил с работы позже обычного, ужинал молча, уставившись в телефон, и сразу уходил в спальню, демонстративно ложась к ней спиной. Квартира, которую они снимали и старательно обживали, вдруг стала чужой и неуютной. Ирина чувствовала себя виноватой, хотя умом понимала, что ее позиция абсолютно здравая.
В пятницу вечером, когда Ирина готовила ужин, раздался звонок на ее мобильный. Номер был незнакомый.
— Алло?
— Ирочка, здравствуй, это Светлана Ивановна, — раздался в трубке вкрадчивый голос свекрови. Ирина напряглась. Обычно та звонила Олегу.
— Здравствуйте, Светлана Ивановна.
— Как ты, деточка? Как работа? Олег говорит, вы приболели немного?
«Приболели». Ирина криво усмехнулась. Олег, видимо, нашел такое объяснение их натянутым отношениям.
— Все в порядке, спасибо. Просто усталость.
— Да-да, конечно, работа выматывает… — в голосе свекрови послышались трагические нотки. — А вот некоторым сейчас не до усталости. У Лизоньки нашей сердце прихватывает каждый день. Давление скачет. Я уж не знаю, что и делать. Врачи говорят — на нервной почве. Такая молодая, а уже здоровье подорвала.
Ирина молчала, помешивая овощи на сковороде. Она знала, что это только прелюдия.
— Олежек так переживает за нее, почернел весь. Он ведь ее с пеленок нянчил, всегда защищал. Для него ее слезы — нож в сердце. А она ведь плачет, Ирочка, целыми днями плачет. Говорит, жить не хочется…
У Ирины внутри все похолодело. Манипуляция была настолько откровенной, что становилось противно.
— Светлана Ивановна, у Лизы есть муж. Почему он не решает эту проблему?
— Ой, деточка, что там Толик… — вздохнула свекровь. — Разве это мужик? Ни рыба ни мясо. Ему бы на диване лежать да в телевизор смотреть. Вся надежда на вас, на Олежку. Он у меня парень ответственный, семью в беде не бросит. И жена, я думаю, у него такая же. Мудрая, понимающая… Ведь семья мужа — это теперь и твоя семья. Ты же не чужая нам, правда?
«Когда нужно отдать четыреста тысяч, я сразу не чужая», — с горечью подумала Ирина.
— Мы с Олегом это уже обсуждали, — стараясь сохранять спокойствие, ответила она.
— Обсуждали, да, — тон свекрови мгновенно стал стальным. — Только, видно, не договорились. Ирочка, пойми, это проверка для вашей семьи. На прочность. Настоящая жена всегда поддержит мужа и его родных. Она будет ему опорой. А если каждый будет тянуть одеяло на себя… Ну, какая это семья? Так, сожительство.
Ирина больше не могла этого слушать.
— Извините, Светлана Ивановна, у меня ужин подгорает. Всего доброго.
Она нажала отбой, не дожидаясь ответа. Руки дрожали. «Сожительство». Это слово больно резануло по живому. Значит, вот как они ее воспринимают. Как временное явление, которое должно беспрекословно обслуживать интересы их клана.
Вечером Олег вернулся еще более мрачным, чем обычно. Он бросил ключи на тумбочку и, не раздеваясь, прошел на кухню.
— Мама звонила тебе, — это был не вопрос, а утверждение.
— Звонила, — подтвердила Ирина, ставя перед ним тарелку с гречкой и котлетой.
— И что?
— А что ты хочешь услышать? Что я, выслушав ее душещипательную историю, побежала в банк снимать деньги?
Олег с силой ударил кулаком по столу. Тарелка подпрыгнула.
— Прекрати язвить! Ты не понимаешь, в каком они положении! Лизе плохо, мать пьет корвалол ведрами! А тебе все смешно!
— Мне не смешно, Олег! Мне страшно! — голос Ирины сорвался на крик. — Страшно от того, что мой муж готов вытрясти все наши сбережения, нашу общую мечту, и отдать их сестре и ее никчемному мужу, который вляпался в очередную авантюру! Тебе их жалко, а меня тебе не жалко? Наше будущее тебе не жалко?
— Это всего лишь деньги! — крикнул он в ответ.
— Нет! Это не просто деньги! Это мое спокойствие! Моя уверенность в завтрашнем дне! Это годы, которые я, так же как и ты, работала и откладывала каждую копейку! Почему их безответственность должна стать моей проблемой?
Он смотрел на нее с ненавистью.
— Я понял. На тебя можно не рассчитывать.
На следующий день Олег уехал. Сказал, что поедет к матери, «побыть с семьей». Ирина не стала его останавливать. В пустой квартире стало тихо и как-то гулко. Первые пару дней она ощущала опустошение. Она машинально ходила на работу, возвращалась домой, готовила ужин на одного. А потом злость начала вытеснять обиду.
Она решила сама разобраться в ситуации. Через общую знакомую она узнала, на что именно Анатолий взял тот злополучный кредит. Оказалось, никакой это был не «бизнес». Он купил подержанный, но очень дорогой квадроцикл. Мечтал, видите ли, гонять с друзьями по бездорожью. А через месяц после покупки его уволили с работы за прогулы, платить стало нечем, и вот результат.
Ирина сидела на кухне и тупо смотрела в стену. Квадроцикл. Они должны были отдать половину своих накоплений на квартиру, чтобы покрыть долг за игрушку взрослого безответственного мужчины. А ее муж и свекровь давят на нее, обвиняя в черствости и эгоизме.
В этот момент что-то в ней окончательно переломилось. Она больше не чувствовала себя виноватой. Она чувствовала гнев. Холодный, ясный гнев.
В понедельник в обеденный перерыв она пошла в банк. Она не стала скандалить или что-то выяснять. Она просто сняла свою половину накоплений с их общего счета и перевела на новый, открытый только на ее имя. Это было неприятно, будто она воровала у самой себя, но она понимала — это необходимая мера самозащиты. Она больше не доверяла Олегу.
Он вернулся через неделю. Похудевший, с кругами под глазами. Вошел в квартиру тихо, виновато. Ирина встретила его в прихожей.
— Я дома, — сказал он, не глядя на нее.
— Вижу.
Он прошел в комнату, сел на диван. Молчал долго, потом поднял на нее глаза. В них больше не было злости. Только усталость и какая-то растерянность.
— Я поговорил с Толиком, — тихо сказал он. — Про квадроцикл.
— И как? Понравилось кататься? — не удержалась она от сарказма.
Олег вздрогнул.
— Не надо так, Ира. Я… я не знал. Они с Лизой сказали, что на ремонт квартиры брали. Мать тоже не в курсе была.
— Конечно. Ведь если бы вы знали правду, было бы сложнее давить на меня, правда? Пришлось бы признать, что они просто идиоты.
— Перестань! — он снова начал заводиться, но тут же сник. — Да, ты была права. Во всем. Это их вина, их ответственность. Я… я просто… Она моя сестра. Я не могу смотреть, как она страдает.
— А я твоя жена, Олег. И я тоже страдала всю эту неделю. Когда ты ушел, хлопнув дверью. Когда твоя мать обвиняла меня во всех смертных грехах. Когда я осталась одна против всей вашей «семьи». Ты об этом подумал?
Он молчал, опустив голову.
— Ир, прости меня. Я был неправ. Я был слеп. Я поговорю с ними. Толик продаст этот чертов квадроцикл, пойдет на любую работу… Мы не будем трогать наши деньги.
Он говорил правильные слова. Те, которые она хотела бы услышать неделю назад. Но сейчас они звучали фальшиво и запоздало. Она смотрела на него и видела не своего любимого мужа, а чужого, слабого человека, который легко поддается чужому влиянию и готов предать их общие цели ради капризов родственников. Доверие, которое строилось годами, рассыпалось в пыль за несколько дней.
— Я перевела свою часть денег на отдельный счет, — ровным голосом сообщила она.
Олег поднял на нее глаза. В них плеснулся ужас.
— Зачем? Ты мне не веришь?
— А у меня есть причины тебе верить? — она горько усмехнулась. — Ты был готов залезть в наш общий карман, не задумываясь обо мне. Где гарантия, что это не повторится? Что через год Лиза не захочет норковую шубу, а ее муж — катер? И вы все снова не начнете давить на мою совесть?
— Этого не будет! Я обещаю!
— Ты уже много чего обещал, Олег. Ты обещал, что мы будем партнерами. Что будем все решать вместе. Но при первой же трудности ты выбрал не нас. Ты выбрал их.
Она видела, как он хочет возразить, что-то сказать, но не находит слов. А она вдруг поняла, что больше ничего от него не ждет. Ни извинений, ни обещаний. Внутри была пустота. Не звенящая, а спокойная, как гладь озера в безветренный день.
— Олег, я думаю, нам нужно пожить отдельно.
Он смотрел на нее так, будто она ударила его.
— Что? В смысле? Ира, ты серьезно? Из-за какой-то ссоры? Мы же все выяснили! Я признал, что был неправ!
— Дело не в ссоре. И не в деньгах. Дело в том, что я увидела, как это работает. Я увидела свое место в твоей системе ценностей. И оно меня не устраивает. Я не хочу всю жизнь быть начеку. Не хочу воевать с твоей семьей. Не хочу доказывать, что я тоже имею право на мечту. Я просто… устала.
Она говорила это спокойно, без слез и надрыва. Это было не эмоциональное решение, принятое в сердцах, а холодный, взвешенный вывод. Она смотрела на мужа и понимала, что больше не любит его. Та неделя, проведенная в одиночестве и тревоге, убила в ней все чувства.
Он пытался ее уговорить. Говорил, что все исправит, что докажет свою любовь, что она — самое главное в его жизни. Но Ирина только качала головой. Она больше не верила ни единому его слову.
Через два дня он съехал. Собрал свои вещи в пару коробок и спортивную сумку. Стоя в дверях, он в последний раз посмотрел на нее с мольбой.
— Ира, может, все-таки…
— Нет, Олег, — тихо ответила она. — Так будет лучше. Для нас обоих.
Дверь за ним закрылась. Ирина осталась одна в квартире, наполненной тишиной. Она медленно прошла на кухню, заварила себе чай и села за стол. За окном начинался закат, окрашивая небо в нежные розовые и оранжевые тона. Не было ни слез, ни истерики. Только странное чувство освобождения и легкой грусти. Грусти по несбывшейся мечте о большом общем доме. Но вместе с ней была и тихая уверенность. Теперь у нее точно будет свой дом. Маленький, но свой. И в нем правила будет устанавливать только она сама.
