«Когда вспоминаю о Вас, любезная маменька, то на меня нападает такая грусть, — писал в мае 1834 года своей матери Фёдор Михайлович Достоевский, — если бы вы знали, как мне хочется вас увидеть!»
Два-три века назад в воспитании детей была одна важная особенность: с пелёнок закладывалось почитание старших. Было это и в крестьянских семьях, было и в дворянских. Назвать родителей по имени или на «ты» считалось совершенно немыслимым.
Детей приучали – они не ровня своим матери и отцу. Те стоят на ступень выше, и отношение к ним должно быть соответствующим. «Матушка изволит гневаться», — говорили в доме князей Несвицких. «Батюшка изволит вернуться к ужину». И только так!
Русский литератор Павел Иванович Сумароков был воспитан в таком же духе, и считал эти порядки наиболее правильными. Панибратство возможно лишь среди равных. А родителям надо подчиняться и уступать.
«Сыновья в летах, дочери замужние обходились с отцами, матерями с почтением, целовали руки их и не садились перед ними без позволения», — вспоминал он.
Почтение подпитывалось всеми: прислуга называла родителей ребёнка только по имени-отчеству, и, разумеется, на «вы». Родственники обращались друг к другу точно так же. Брат и сестра в присутствии племянников называли друг друга «любезный Сергей Петрович» и «милая Анна Петровна».
Ласковые домашние прозвища оставляли для общения наедине. Упомянутая княгиня Голицына, своего сына, генерал-губернатора, звала только Дмитрием Владимировичем. И он разговаривал с мамой исключительно на «вы».
Родители в дворянских семьях нередко виделись с детьми от случая к случаю – воспитание отдавалось на откуп гувернёрам, а сами «маменька» и «папенька» были заняты попечительскими и служебными делами. Ценность общения возрастала многократно.
Князь Павел Вяземский, уже будучи взрослым человеком, рассказывал, что в детстве не было для него большего счастья, чем возможность поужинать в компании отца. И выпадал такой случай не чаще двух раз в неделю.
Павел Иванович Сумароков и вовсе был вынужден отдать детей на воспитание брату своей жены, князю Сергею Голицыну. Дело в том, что Мария Васильевна Сумарокова сошла с ума в возрасте двадцати шести лет, и заботиться о сыне и дочери никак не могла.
С 1792 года отец лишь изредка навещал наследников, что не способствовало их сближению. А вот дядюшка обожал племянников, дал им отличное воспитание, но и в его хлебосольном доме, полном детей (своих было десять) сохранялись те же правила: общение со старшими только на «вы».
отношения между родными могли быть разными, но принятые нормы обращения друг к другу оставались неизменными
«Вы» писал своей «милой бабушке» поэт Михаил Юрьевич Лермонтов. Письма того времени вообще полны нежных слов и почтения. «Милостивая государыня, матушка!» — совершено обычная форма для начала послания к матери. Или к свекрови. Обращение к родным мужа и жены было таким же – на «вы».
Графиня Александра Николаевна Толстая писала «вы» в письмах к свёкру. И с мужем разговаривала исключительно в таком же ключе – «вы», и «батюшка, Степан Фёдорович». Она была моложе графа на тринадцать лет и всегда подчеркивала своё особое почтительное отношение к нему.
Но и к повзрослевшим детям обращались с не меньшим пиететом. «Дочь моя, Елена Григорьевна, здоровы ли вы нынче?» — спрашивала княгиня Щербатова у своей замужней средней дочери. Выросшие наследники становились главами семей, могли занять важные посты, подняться вверх по социальной лестнице – поэтому и отношение к ним менялось.
Крепостная крестьянка Акулина Самойлова писала своему сыну, Борису Вревскому – «Ваше благородие, сын мой». Потому что сама она оставалась обычной женщиной, а вот Боренька, по отцу наполовину князь, повзрослел и превратился в барона. Между крепостной и аристократом – пропасть. И обращение «вы» — как перекидной мостик.
А с мамой на «вы» в девятнадцатом столетии – норма жизни. Никого не удивляло, ни у кого не вызывало протеста. Означало ли это, что родители и дети меньше любили друг друга? Если почитать переписку дворянских семей прошлого, ответ однозначен: конечно, нет!
Любили в точности, как и сейчас. Да, где-то отношения были прохладнее (вспомним Сумароковых), а где-то ближе. Смотрите, как писал из Италии сын историка, Андрей Карамзин, в 1837 году своей родительнице: «Нежно целую Ваши ручки и крепко прижимаю Вас к сердцу… Благословите меня, моя дражайшая матушка».
