Если вы когда-нибудь слышали голос Сергея Чонишвили, вы его не забудете. Он не просто говорит — он гипнотизирует. Бархатный, глубокий, словно ночь в старом кино. Он может читать инструкцию к утюгу — и вы дослушаете до конца. А ведь за этим голосом прячется человек, который всю жизнь ускользает. От интервьюеров, от поклонников, от любопытных. Даже от самого себя, кажется.
«Я жуткий эгоист и считаю, что далеко не каждый человек, который хочет что-либо узнать обо мне, имеет на это право». Эта фраза Чонишвили звучит не как каприз звезды, а как диагноз. Он действительно закрыт — не просто как актер, а как фигура культурного пейзажа, где почти все всегда что-то «пиарят». Он — нет. Он прячет. Поэтому так много вранья вокруг него. Слухов, полунамёков, мифов.
А начиналось всё довольно просто. Тула. Семья — актёрская. Отец — грузин с княжескими корнями, народный артист Ножери Чонишвили. Мама — актриса Валерия Прокоп. Детство — в кулисах, как и положено. Но не сцена манила мальчишку, а океаны — он мечтал быть вторым Жаком-Ивом Кусто. Позже — музыка, фортепиано, школа. А потом «Щука». Как будто кто-то щёлкнул пальцами — и все гены проснулись.
Но даже когда он оказался в «Ленкоме», даже когда начал выходить на сцену, — Чонишвили оставался в каком-то смысле зрителем. Как будто всегда стоял чуть в стороне от своих ролей. Он был в театре, но не растворялся в нём. Он слушал, наблюдал, терпел. Первый текст с полноценной ролью ему дали через 13 лет после поступления. 13 лет! За это время у многих карьера и угасает.
Параллельно он искал другие площадки: Театр Наций, «Табакерка», МХТ. Богомолов, Чехов, кино, фестивали, повести — его вселенная всегда была шире одной сцены. Но вот вопрос: в такой жизни вообще возможно что-то личное? Любовь, семья, дети? Или у тех, кто живёт голосом, сердца молчат?
Любовь… Чонишвили не раз говорил: без неё человек превращается в биологическое недоразумение. Мир, мол, начинает корчиться от перекоса, если где-то исчезает любовь. Слова — красивые. Но когда смотришь на его биографию, на интервью, на выдержанную тишину вокруг него — понимаешь: свою любовь он бережёт как слепой бережёт свет. Не показывает никому.
Он был женат. Официально. От этого брака остались две дочки — Анна и Саша. Почему распались? Да всё просто — работа. Эта фраза звучит избито, но в его случае это не отговорка, а диагноз эпохи. Когда ты рвёшься между сценой и болью, между Богомоловым и Германией, между микрофоном и реальностью — что остаётся на вечерние разговоры? Ничего. Только голос, и тот — на озвучку.
По слухам — да, слухам — у него было ещё несколько гражданских браков. Женщины — безымянные. По крайней мере, для общественности. Кто они? Почему он ни разу их не назвал? Да потому что не обязан. Потому что он — последний из тех, кто не делает «контент» из постели.
В одном из интервью он, почти смеясь, сказал: «На самом деле у меня не двое детей». Больше — ни слова. Ни намёка. Ни паузы. Просто бросил фразу — и ушёл обратно в тень.
Юлия Меньшова, приглашая его в своё шоу, наверняка надеялась раскрутить язык. Но нет. Он уходил от всех прямых вопросов, как рыба в мутной воде. Привёл пример с Брэдом Питтом и Джоли. Мол, 95% страны интересовались их разводом, хотя отношения к ним не имели никакого. «А зачем?» — сказал он. — «Я поэтому и закрываю эту тему».
И, честно говоря, в этом была своя мощь. Потому что сегодня все продают личное, торгуют чувствами, а он — просто молчит. Принципиально. В глазах зрителя это может показаться холодом. А в реальности — это просто выбор. И этот выбор вызывает уважение. Хотя, конечно, подогревает и слухи.
Слухи вокруг него копились, как пыль на винтажной пластинке. Особенно — после одного фильма. «Демон полдня». Там, на съёмочной площадке, по рассказам очевидцев, и закрутилось. Чонишвили играл донжуана по имени Олег, а в партнёршах у него — молодая Елизавета Боярская. На экране — страсть, в кадре — интрига. А за кадром, если верить прессе, вспыхнул роман.
Разница в возрасте — двадцать лет. Но кого это когда останавливало в искусстве? Люди шептались, что дело шло к свадьбе, что Чонишвили был серьезен, а Боярская — влюблена. И вот тут на сцену вышел сам Михаил Сергеевич. Боярский. Отец. По слухам, не просто вышел, а едва не влетел. С кулаками. И с фразой, которую потом растащили по форумам: «Не для того я её растил, чтобы она досталась старому хрену».
Можно смеяться. Можно сочувствовать. А можно просто признать: между великими мужчинами, когда на кону стоит дочь, не бывает нюансов. Критик Ольга Галицкая утверждала, что Михаил Сергеевич внезапно стал решать за всех, хотя раньше все семейные вопросы были на Ларисе Луппиан. Якобы он встал стеной. А для Чонишвили это было оскорблением. И дело тут не в возрасте, не в деньгах, не в том, кто где играет. Просто — мужчина почувствовал, что его отвергли. Жестко. Унизительно.
Хотя была и другая версия. Что дело вовсе не в отце, а в чувствах самой Лизы. Якобы она тогда уже была по уши влюблена в другого — в Константина Хабенского. А роман с Чонишвили был либо краткой вспышкой, либо, чего хуже, инструментом — для того самого «пиара», от которого он так открещивался. Позже он прямо сказал: «Наш роман стали раскручивать для фильма „Адмиралъ“. Я в этом безобразии не участвовал».
И добавил коротко, с присущей ему прямотой: «Я не гомосексуалист. Я люблю женщин. И они меня любят». А потом снова замолчал.
Вот так и живёт — то в ярком луче, то в густой тени. Один из немногих актёров, которые смогли остаться собой. Вопреки.
После травмы в 2008-м — разрыв ахиллова сухожилия прямо на сцене — он пропал почти на полтора года. Одна операция. Вторая. Потом — Германия. И вот в эти месяцы, когда тело ломается, а сцена тебя не ждёт, у многих и происходит пересборка. Так случилось и у него. Лежал, смотрел в потолок и думал: «А оно мне надо?» Ответ пришёл без пафоса: надо, но по-другому.
«Я решил чуть больше любить себя и заниматься только тем, чем я хочу заниматься», — сказал он потом. В этой фразе — ни позы, ни обиды, ни ухода в дауншифтинг. Просто взрослый выбор взрослого человека.
Он вернулся — в кино, в театр, в дубляж. Превратился в голос нации. Его тембр звучал в «Совершенно секретно», «Тайнах любви», «Вокруг света», в «Бивисе и Баттхеде», в фильмах с Вином Дизелем, в десятках аудиокниг. А с 1998 года — это голос СТС. Голос, который узнаёт даже тот, кто не знает, как он выглядит.
А недавно он снова появился в МХТ. После того как Дмитрий Назаров, мягко говоря, сменил вектор и покинул страну, Чонишвили взял его роль в спектакле «Лес». Геннадий Несчастливцев. Символично. Кто-то уехал — а кто-то остался. Не потому что проще. Потому что тише.
Удивительно, но в эпоху, когда любой актёр с радостью нацепит корону из чужих лайков и пойдёт на ток-шоу с очередной женой, Чонишвили продолжает молчать. Точнее — говорит, но только на сцене. А за её пределами… просто уходит. В дом. К своим детям, о которых вы не узнаете. К женщинам, которых вы не увидите. И к себе.
И знаете, в этом молчании куда больше силы, чем в сотнях признаний. Он — как старая плёнка: тихо трещит, держит тень и даёт ту самую глубину, которой сейчас так не хватает.
Мир стал слишком громким. А он остался — глухо, уверенно — своим.
