Актриса Людмила Суворкина прославилась после выхода на экраны фильма «Центровой из Поднебесья», где сыграла главную роль, единственную в своей кинокарьере. Людмила Суворкина вообще мало снималась, хотя красотой и талантом была наделена сполна. Коллеги считали, что актриса слишком высокомерна и живёт только для себя. Но она любила и была любима, вышла замуж, родила сына.
Однако в конце жизни осталась совершенно одна: мужа не стало, и сын отвернулся от неё. Она осталась совсем одна в роскошной квартире в центре Москвы, где в апреле 2025 года случился страшный пожар.
«Таких не любят»
Обычно после ухода человека звучат слова светлой памяти, вспоминаются его достоинства, подбираются мягкие формулировки, но в случае с Людмилой Анатольевной всё пошло по-другому. Едва новость о трагической гибели разлетелась по театральной среде, как вслед за ней заклубился плотный шлейф обидных, отнюдь не сочувственных определений, среди которых чаще других звучали фразы вроде «жила только для себя», «вечно возомнившая», «гордая фифа», «холодная красавица с претензиями». Сложилось впечатление, что многим стало важно не столько выразить скорбь, сколько успеть вслух сказать то, что при жизни боялись или не хотели произносить.
С самого начала казалось, что сама судьба благоволит Людмиле. Высокая, эффектная, с внешностью, достойной обложек, она буквально заставляла оглядываться вслед. Она была сдержанной, подчёркнуто недоступной, держалась особняком, не вовлекаясь ни в общие студенческие дела, ни в бесконечные дружеские посиделки. Окружающие довольно быстро поняли: Людмила не просто не стремилась к сближению — она будто нарочно отгораживалась от всего, что казалось лишним, предпочитая уединение шумной компании и полностью погружаясь в личную жизнь, которая, судя по всему, занимала её намного больше, чем учёба или театр.
Уже на предпоследнем курсе, когда большинство её сверстников только мечтали о будущем распределении, Людмилу пригласили сыграть роль Сашеньки в спектакле «Этот милый старый дом» в одном из самых заметных театров Москвы — в «Ленкоме». Это было удивительно, ведь попасть туда без связей, только благодаря таланту и внешним данным, было довольно сложно. Несмотря на столь яркое начало, задержаться в «Ленкоме» надолго не получилось: после окончания института Людмила отправилась по распределению в Тулу, где начала работать в местном драматическом театре, далёком от столичного блеска, но всё же дающем ей возможность выйти на сцену и почувствовать себя нужной.
Единственная любовь
Именно в Туле она встретила режиссёра Владимира Губанова, мужчину с непростой судьбой, за плечами у которого уже была ранняя любовь, закончившаяся разводом с актрисой Галиной Юрковой. Она родила ему сына Кирилла, которого впоследствии, после её брака с Георгием Данелией, усыновил новый муж и дал свою фамилию. Потеря ребёнка, пусть и не физическая, а формальная, стала для Владимира болезненной, и, возможно, именно поэтому рождение второго сына — Никиты, которого ему подарила Людмила, он воспринял как шанс начать заново, не повторяя прежних ошибок, быть рядом, участвовать, любить и заботиться.
В конце семидесятых Губанов получил предложение перейти в Малый театр и, согласившись, выдвинул единственное условие — взять с собой и жену. В итоге ему позволили поставить всего один спектакль, после чего он покинул театр, тогда как Людмила осталась и прослужила много лет. Помимо работы на сцене, ей удалось сняться в нескольких значимых фильмах, хотя в число первой величины она так и не вошла; впрочем, это, похоже, её не слишком тревожило.
Со временем супруги получили от государства просторную трёхкомнатную квартиру в престижном районе на улице Лесной, в доме, расположенном напротив здания, где жили семьи Сергея Королёва и Николая Сличенко. Новоселье Людмила Суворкина и Владимир Губанов отмечали вдвоём — сын к тому времени уже окончил экономический факультет Высшей школы экономики и жил своей жизнью. Супруги жили в своё удовольствие, особенно по праздникам, когда из квартиры доносился смех, звон бокалов и весёлые голоса.
Они, как вспоминают соседи, не отказывались от алкоголя и даже, случалось, садились за руль не вполне трезвыми. А сразу после переезда, воспользовавшись тем, что квартира находилась на последнем этаже, устроили себе камин. Протесты жильцов, предупреждавших о деревянных перекрытиях и пожарной опасности, они во внимание не принимали.
После потерь
Хотя Людмила время от времени раздавала соседям контрамарки на спектакли, делала это крайне редко, поскольку в театре её практически не задействовали. Чтобы как-то компенсировать нехватку работы, она устроилась в музей имени Бахрушина, где сначала создала детский театр «Голубятня» на базе Воскресной школы, который просуществовал до 2006 года, а позже стала работать экскурсоводом, хотя сердце, похоже, всё равно оставалось при театре. В 2015 году Людмила потеряла мужа, который, по словам соседей, тяжело переживал смерть любимой рыжей собаки — гулял с ней каждый день, и когда та умерла от инсульта, вскоре инсульт настиг и самого Владимира.
Людмила не отходила от него в больнице, ухаживала, надеялась, боролась, но спасти его не удалось, и после похорон она осталась в квартире одна, без мужа и без поддержки сына, отношения с которым испортились ещё задолго до этого. Никита, несмотря на блестящее образование и видимую успешность, не смог реализоваться в профессии, зато обзавёлся влиятельными знакомыми, вместе с которыми ходил на охоту, катался на катере и бывал на светских вечеринках.
Как шептались соседи, именно он настаивал на том, чтобы родители передали ему квартиру, а сами переехали на дачу, что для Людмилы и Владимира было совершенно неприемлемо — они не хотели покидать центр Москвы и отказываться от того образа жизни, который им так нравился. Когда Людмила осталась одна, конфликты с сыном стали ещё болезненнее, приводили к ссорам, обидам и затяжному молчанию.
Разрушение
Для Людмилы Суворкиной потеря сына, пусть не физическая, а эмоциональная, стала настоящим ударом, сравнимым, по словам соседей, со смертью. Она надеялась, что, оставшись вдовой, получит от Никиты хотя бы моральную поддержку, но ничего этого не случилось. Однажды, на 8 Марта, не дождавшись от него даже поздравления, она много выпила, выбежала в подъезд и потеряла контроль над собой. Соседи нашли её лежащей на лестнице в состоянии сильного алкогольного опьянения, они же занесли её в квартиру.
С этого момента началось её окончательное падение. Актриса всё чаще посещала супермаркет, скупая алкоголь ящиками, запасаясь впрок, чтобы не выходить из дома без надобности. По её собственному признанию, алкоголем она пыталась заменить это чувство одиночества, поскольку просто не умела жить одна.
Через пару лет у неё появился новый знакомый — мужчина младше её, якобы тоже из театра, который часто приходил в гости с бутылками, надолго оставался, а потом исчез. Как позже говорила Людмила, он умер, потому что не выдержал такого образа жизни. А она, несмотря ни на что, оставалась на плаву, продолжая пить и, похоже, всё больше теряя контакт с реальностью.
Квартира постепенно превращалась в свалку — оттуда исходил устойчивый неприятный запах, бегали тараканы, мешки с мусором она сначала подбрасывала к соседским дверям, а потом стала просто сжигать в том самом камине, из-за которого жильцы дома, как и прежде, опасались за свою безопасность.
В какой-то момент в квартире на Лесной улице стало окончательно темно и холодно — сначала отключили газ, потом электричество, и, оказавшись в полной изоляции, Людмила Анатольевна была вынуждена просить помощи у соседей, хотя делала это крайне неохотно, стараясь по-прежнему держать лицо, как бы тяжело ей ни приходилось. Однажды, как вспоминала женщина, живущая этажом ниже, Людмила пришла, держа в руках телефон с разряженной батареей, попросила разрешения зарядить телефон, и, получив доступ к электричеству, сразу начала набирать номер сына — не один раз, не два, а снова и снова, словно надеясь, что хотя бы в этот раз он ответит.
Но трубку Никита не брал — и, судя по всему, не брал её никогда, если знал, что звонит мать. Хотя, как признаются соседи, иногда откликался, если ему звонили с чужих номеров. Тогда Людмила Анатольевна, стоя в прихожей с телефоном в руке, слушала гудки, не проронив ни слова, пока наконец не заплакала, развернулась и ушла, оставив после себя странное чувство — смесь жалости, неловкости и какого-то острого, почти физического беспокойства.
Время от времени сын предпринимал попытки устроить мать в специализированное учреждение, где ей могли бы помочь справиться с алкоголем, но каждый раз получал твёрдый отказ. Она не хотела менять свою жизнь, не собиралась отказываться от привычек и не терпела давления. В её голосе звучало что-то упрямое, непреклонное: будет жить, как захочет, и не допустит, чтобы кто-то, даже собственный ребёнок, диктовал ей правила.
Вычеркнутая
Соседи, несмотря на все странности, относились к ней по-человечески — жалели, приносили продукты, помогали по дому, заходили проверить, не нужно ли чего, и делали это не из жалости, скорее из уважения к прошлому. Они помнили, какой она была когда-то, ведь даже в тяжёлые периоды, когда едва передвигалась, Людмила Анатольевна умудрялась сохранять осанку и особую стать, двигалась по лестнице не как больной человек, а как будто продолжала играть свою последнюю роль — королевы, потерявшей трон, но не достоинство.
Но о ней никто не помнил — из театра, где она проработала много лет, не поступало ни звонков, ни просьб, ни приглашений, она нигде не значилась. Никто из коллег, ни из Малого театра, ни из музея имени Бахрушина, где она вела экскурсии и ставила спектакли, так и не навестил её, не поинтересовался, как она живёт.
В ту субботу, 5 апреля 2025 года, когда вечер уже начал стремительно опускаться на город, в подъезде старого дома на Лесной улице запахло гарью — сперва еле ощутимо, как будто кто-то за стенкой поджёг бумагу, потом всё резче, плотнее, настойчивее. На шестом этаже, из-под двери квартиры, где жила актриса, повалил дым. Кто-то из соседей набрал номер спасателей, и очень скоро подъехали пожарные. Понадобилось несколько часов, чтобы справиться с огнём. И только когда пламя сдалось, из чёрного, насквозь выжженного пространства вынесли небольшой пакет, плотно завязанный. Так закончилась жизнь актрисы Людмилы Суворкиной.
Когда журналисты обратились в музей, чтобы узнать, что о ней помнят, им вежливо объяснили, что сотрудников давно уже сменили, да и с теми, кто остался, Людмила Анатольевна тесно не общалась, так что говорить вроде бы особенно не о чем. А в пресс-службе Малого театра заявили официально: комментариев по поводу смерти бывшей актрисы не будет, поскольку с 2018 года она к театру отношения не имеет.
Одним из немногих, кто согласился что-то рассказать, оказался Константин Кошкин — актёр, известный широкой аудитории как «голос НТВ». Он учился с Людмилой Суворкиной в одном курсе и запомнил её хорошо, даже несмотря на то, что с последней их встречи прошло почти полвека. По его словам, она пила, и об этом знали все — из Малого театра её выгнали именно за это, и то же самое произошло позже в музее. Актриса не дружила ни с кем, держалась отстранённо, снисходительности не проявляла, даже наоборот — считала себя выше остальных, и, когда её пригласили в «Ленком», коллектив так и не принял её, а она и не пыталась стать ближе.
Такой она и осталась в памяти — красивой, отстранённой, колючей, неспособной к сближению, вызывавшей в людях скорее раздражение, чем симпатию. А когда она ушла, оказалось, что рядом с ней никого не осталось — ни близких, ни друзей, ни даже знакомых, которые захотели бы сказать тёплое слово. Даже родной сын избегал общения. Он приехал на следующий день после трагедии, зашёл в сгоревшую квартиру, пробыл там недолго и ушёл.
