— Светка, а у меня для тебя новость! Просто бомбическая!
Гриша влетел на кухню, как порыв весеннего ветра, хотя за окном уже сгущался промозглый ноябрьский вечер. Он сбросил на стул мокрый плащ, излучая при этом столько самодовольного счастья, будто только что выиграл в лотерею как минимум автомобиль. Светлана, не отрываясь от нарезки овощей для салата, лишь повела плечом. Она слишком хорошо знала эту его «бомбическую» интонацию — она всегда предшествовала событиям, которые для неё оборачивались головной болью.
— И какая же? — спросила она ровным, усталым голосом.
— Мой брат, Андрюха, с семьёй к нам на недельку едет! — выпалил Гриша и расплылся в широченной улыбке, ожидая бури восторга. — Представляешь? На каникулах детских. Он, Ирка его, и трое их спиногрызов! Я им сказал, что мы с радостью!
Нож в руке Светланы замер, на полпути разрезая огурец. Она медленно подняла голову. В её глазах не было ни радости, ни удивления. Там было что-то холодное, тяжёлое, как плита из серого гранита. Она смотрела на него несколько секунд, давая его словам окончательно оформиться в её сознании, и эта пауза была страшнее любого крика.
— Твои родственнички у нас оставаться не будут, Гриша! У нас тут не постоялый двор для всей твоей родни! Мне хватило твоих родителей, которые месяц у нас жили! Больше тут никто даже на ночь не останется!
Гришина улыбка сползла с лица, сменившись выражением обиженного недоумения. Он ожидал чего угодно — лёгкого недовольства, уточнений, но не такого прямого, безапелляционного удара.
— Ты чего начинаешь-то сразу? — заныл он, принимая свою излюбленную оборонительную позу. — Это же брат мой родной! Семья! Что я, должен был им отказать? Они в нашем городе никогда не были, хотели детям столицу показать.
— Семья? — Светлана отложила нож и скрестила руки на груди. Её поза стала зеркальным отражением его — только вместо обиды в ней была стальная готовность к бою. — Семья — это мы с тобой, Гриша. А все остальные — гости. Которых приглашают по обоюдному согласию. А когда твоя «семья» гостила у нас в прошлый раз, я на месяц превратилась в бесплатную прислугу. Твоя мама «помогала» мне на кухне, попутно рассказывая, что я всё делаю не так, и переставляя кастрюли в шкафах по фэн-шую своего Мухосранска. Твой папа продавил диван в гостиной, круглосуточно смотря футбол и требуя пива с сухариками. Я спала по пять часов, потому что после работы бежала в магазин за продуктами на ораву, потом стояла у плиты, а после ужина мыла гору посуды. А ты что делал? Ты «общался с родными». Ты помнишь это, Гриша? Или твоя память избирательно стёрла этот месяц моей жизни?
Он поморщился, словно от зубной боли. Конечно, он помнил. Он просто предпочитал думать, что «всё прошло хорошо» и «Света немного устала, но в целом была рада».
— Ну что ты преувеличиваешь? Нормально же посидели. Мама просто помочь хотела, она человек старой закалки. Да и не месяц они будут, а всего недельку! Пять человек! Что мы, не прокормим их, что ли?
— Я их прокармливать не собираюсь, — отрезала Светлана. Её голос обрёл металлическую твёрдость. — И стирать за ними, и убирать их разбросанные вещи, и выслушивать вопли троих невоспитанных детей я тоже не буду. Ты хочешь показать им столицу? Прекрасно. Сними им квартиру посуточно. Благо, предложений полно. Можешь даже за наш счёт, я не против. Води их по музеям, театрам, корми в ресторанах. Но наш дом — это наша крепость. И я не позволю превращать её в табор.
Гриша понял, что уговоры и апелляции к семейным ценностям не работают. И тогда он достал свой главный, как ему казалось, козырь. Он шагнул к ней, его лицо приняло заговорщицки-виноватое выражение.
— Свет… Тут есть один нюанс… Я им когда рассказывал, какая ты у меня… ну… я немного прихвастнул. Сказал, что ты у меня лучшая хозяйка на свете, что готовишь как богиня и что будешь просто счастлива их видеть и побаловать своими фирменными блюдами… Ирка его так обрадовалась, говорит, хоть недельку отдохнёт от плиты. Я, в общем, уже разрекламировал тебя по полной. Неудобно получится…
Он замолчал, ожидая, что её женское тщеславие и нежелание «упасть в грязь лицом» перед его роднёй сделают своё дело. Но он просчитался. Он совершил фатальную ошибку. Светлана не вспыхнула, не закричала. Она посмотрела на него долгим, изучающим взглядом, и в глубине её глаз он с ужасом увидел, как что-то тёплое и живое гаснет, уступая место выжженной, холодной пустыне. Он не просто пригласил гостей без её ведома. Он продал её в рабство за дешёвую похвалу от своей родни. И она это поняла.
— Света, я уже пообещал брату! Неудобно! — заканючил Гриша, мгновенно переключаясь из режима гордого хозяина в амплуа обиженного ребёнка. Это был его проверенный приём, безотказно работавший годами. Он надувал губы, смотрел жалобным взглядом, и Светлана, повздыхав, в конце концов сдавалась, потому что спорить с этим ходячим воплощением инфантилизма было утомительнее, чем просто сделать то, чего он хочет. Он ждал, что и сейчас сработает. Что она поворчит, повозмущается, но в итоге смирится, потому что «неудобно» и «я уже пообещал» были священными мантрами в их семейной жизни.
Но он не учёл одного. Что-то в ней сломалось. Или, наоборот, выправилось. Она больше не смотрела на него. Её взгляд скользнул куда-то сквозь него, в точку на стене, словно он был не мужем, а досадным, прозрачным препятствием. Она не стала спорить, не стала кричать, не стала ничего доказывать. Это обескуражило его больше, чем любая истерика.
— Хорошо, — сказала она так спокойно, что у Гриши по спине пробежал холодок.
Она обошла его, подошла к небольшому секретеру в углу гостиной, где у них хранились документы и всякая канцелярская мелочь. Выдвинула ящик, достала идеально чистый лист бумаги формата А4 и чёрную шариковую ручку. Гриша с недоумением наблюдал за её действиями, не понимая, к чему этот спектакль. Писать ему заявление на отпуск за свой счёт?
Светлана вернулась на кухню, положила лист на стол и села. Щёлкнула кнопка на ручке. Единственным звуком на кухне стал резкий, методичный скрип пера по бумаге. Она писала, чуть склонив голову, полностью сосредоточившись на процессе. Её лицо было непроницаемым, как у бухгалтера, сводящего годовой отчёт.
— Что ты делаешь? — не выдержал Гриша, чувствуя, как нарастает смутная тревога.
— Считаю, — не поднимая головы, ответила она. — Ты же любишь, чтобы всё было честно. Вот, давай посчитаем.
Она продолжала писать, комментируя вслух ровным, деловым тоном, будто зачитывала смету прорабу на стройке.
— Итак. Проживание. Пять человек, семь дней. Берём среднюю стоимость аренды двухкомнатной квартиры посуточно в нашем районе. Умножаем. Получается… вот столько. Далее. Питание. Трёхразовое, домашняя кухня, как ты и обещал. Это услуги повара. В среднем, работа повара на семью из пяти человек… плюс закупка продуктов, естественно, за твой счёт. Уборка. При таком количестве людей, особенно с тремя детьми, нужна ежедневная влажная уборка всей квартиры. Плюс генеральная после их отъезда. Услуги клининга, смотрим расценки. Стирка и глажка. Постельное бельё, полотенца, плюс их личные вещи, которые Ирочка наверняка захочет «освежить». Работа прачки. И, наконец, — она сделала паузу и впервые за всё это время подняла на него глаза, и взгляд её был холоден и остр, как скальпель хирурга. — Моё личное время. Моральный ущерб. Работа аниматором, психологом, гидом и постоянной улыбчивой хозяйкой. Это бесценно, но я сделаю тебе скидку. Поставим скромный коэффициент. Итого…
Она обвела итоговую цифру жирным кругом и развернула лист к нему. Гриша уставился на бумагу. Там, аккуратным женским почерком, была выведена шестизначная сумма. Сто восемьдесят семь тысяч рублей. Его лицо, которое мгновение назад было просительным, медленно побагровело.
— Ты… ты с ума сошла? — просипел он.
— Вовсе нет. Это счёт, — пояснила Светлана, откидываясь на спинку стула. — Можешь отправить его брату. Предоплата — сто процентов. Как только вся сумма поступит на мою карту, я начну составлять меню и планировать закупку продуктов. Если до их приезда денег не будет, — она взяла со стола листок, аккуратно сложила его вдвое и протянула ему, — можешь купить им в магазине пельменей. Большую пачку. И не забудь потом помыть за ними посуду. Потому что я в эти дни буду ужинать в ресторанах. Одна.
Гриша смотрел на сложенный вдвое лист бумаги, который Светлана вложила в его ладонь. Он чувствовал его вес, несоизмеримый с весом обычной бумажки. Это была не просто смета, это был ультиматум. Его лицо горело. Унижение, острое и едкое, смешалось с глухой яростью. С ума сошла! Решила поиграть в бизнес-леди в собственной семье! Он скомкал листок и со злостью швырнул его в мусорное ведро. Это был блеф. Дешёвый, театральный жест, чтобы набить себе цену. Он был уверен, что она просто ломается, как всегда, а к приезду родни возьмёт себя в руки и будет порхать по кухне, доказывая, какая она замечательная. Он не собирался потакать этому цирку.
Он не отправил брату никакого счёта. Вместо этого он позвонил ему вечером, стараясь, чтобы его голос звучал как можно беззаботнее.
— Андрюх, привет! Ну что, вы как, в силе всё?… Отлично! Да, ждём-не дождёмся!… Слушай, тут Света моя немного… ну, сама не своя. Переживает перед вашим приездом, хочет, чтобы всё было идеально, вот и нервничает. Женские штучки, сам понимаешь. Так что если она будет немного не в духе поначалу — не обращайте внимания, это она от большой ответственности. А так всё по плану, жду вас!
В субботу днём раздался звонок в дверь. Гриша, нацепив на лицо самую радушную из своих улыбок, распахнул её. На пороге стояла вся его гвардия. Брат Андрей, такой же крупный и громкоголосый, как он сам, сжимал в объятиях. За ним виднелась его жена Ира, уставшая с дороги, но с явным предвкушением отдыха на лице, и трое их детей — двенадцатилетний Мишка и две девчонки-погодки лет семи-восьми, которые тут же, словно стая воробьёв, с оглушительным щебетом и топотом ворвались в прихожую.
— Гриня, братан! Сто лет не виделись! — громыхал Андрей, хлопая его по спине так, что у Гриши едва не вылетели лёгкие.
— Наконец-то! Проходите, чего на пороге стоять! — суетился Гриша, принимая сумки и пакеты, которые тут же образовали в коридоре неприступную баррикаду.
Квартира мгновенно наполнилась шумом, гамом и хаосом. Дети с криками носились из комнаты в комнату, заглядывая во все углы. Ира, сняв сапоги, с облегчением опустилась на пуфик.
— Фух, доехали… Гриш, а где Света? Хочется обнять нашу спасительницу! Я уже всем подружкам рассказала, что еду на неделю в отпуск от кухни!
В этот момент из спальни вышла Светлана. Она была в простом домашнем костюме, волосы собраны в пучок. На её лице не было ни тени враждебности, но и радости тоже. Была лишь вежливая, отстранённая маска.
— Здравствуйте, — ровно сказала она, кивнув гостям. — Располагайтесь.
Ира на мгновение осеклась, её протянутые для объятий руки неловко застыли в воздухе. Она смущённо улыбнулась.
— Привет, Светик. Ты неважно себя чувствуешь? Гриша говорил, ты немного нервничаешь.
— Я в порядке. Просто устала после рабочей недели, — ответила Светлана и, не вступая в дальнейший диалог, прошла на кухню, налила себе стакан воды и вернулась в спальню, плотно прикрыв за собой дверь.
В прихожей повисло неловкое молчание, нарушаемое только беготнёй детей. Гриша почувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок, но тут же взял себя в руки. «Просто устала, — убеждал он сам себя. — Сейчас отдохнёт и выйдет». Он провёл для родственников экскурсию по квартире, распределил спальные места, пообещав, что сейчас будет «грандиозный ужин». Андрей с Ирой переоделись, дети, казалось, немного угомонились и теперь с голодными глазами постоянно заглядывали на кухню, где сиротливо блестела пустая раковина.
Прошёл час. Из спальни не доносилось ни звука. Гриша несколько раз подходил к двери, прислушивался, но заходить не решался. Ира уже откровенно нервничала, а дети начали канючить. Наконец, дверь спальни открылась. На пороге стояла Светлана. На ней было элегантное чёрное платье, на плече висела маленькая сумочка, а воздух наполнился тонким ароматом её духов. Она была собрана, подтянута и выглядела так, будто собралась не на собственную кухню, а на светский приём.
Она спокойно обула в прихожей туфли на каблуке. Все пятеро гостей и Гриша молча смотрели на неё.
— Ты куда? — выдавил из себя Гриша, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
Светлана повернулась к нему. В её глазах не было ни злости, ни упрёка. Только холодное, спокойное безразличие.
— Я ужинать с подругой. Буду поздно, меня не ждите. — Она обвела взглядом застывших родственников и добавила с безупречной вежливостью: — Приятного вам вечера.
Щёлкнул замок входной двери. Гриша остался стоять посреди прихожей, оглушённый. Пять пар глаз — удивлённые, разочарованные, вопрошающие — были устремлены на него. В тишине особенно громко прозвучал жалобный голос племянницы: «Дядя Гриша, а мы кушать хотим…». Он понял. Это не было блефом. Это было объявление войны, в которой он уже проиграл первый бой, оставшись один на один с голодной роднёй, разгромленной квартирой и своим идиотским враньём.
Вечер был густым и вязким, как остывший кисель. Квартира, ещё утром казавшаяся просторной и чистой, теперь напоминала вокзал после отхода последнего поезда. В воздухе висел плотный, несвежий запах варёного теста, чего-то сладкого и липкого, и едва уловимый аромат детского пота. На кухонном столе громоздились тарелки с засохшими остатками пельменей и разводами кетчупа. В гостиной на диване, превращённом в импровизированную постель, валялись скомканные одеяла, а по полу были разбросаны игрушки, носки и книжки. Это был памятник Гришиному гостеприимству.
Когда в замке повернулся ключ, все пятеро, сидевшие в напряжённом молчании, вздрогнули. В прихожую вошла Светлана. Она принесла с собой морозную свежесть улицы и тонкий, дорогой аромат. Спокойно сняв туфли, она повесила плащ в шкаф. Её движения были неторопливыми и выверенными, будто она вернулась не в эпицентр катастрофы, а в свой идеально убранный дом после приятной прогулки.
Гриша поднялся ей навстречу. Его лицо было серым от усталости, а глаза горели лихорадочным, злым огнём. За его спиной, как группа поддержки, сгрудились Андрей и Ира.
— Ну что, нагулялась? — прошипел он. Голос был хриплым, сорванным. — Довольна? Ты добилась своего? Унизила меня перед родным братом?
Светлана посмотрела на него без всякого выражения. Потом её взгляд скользнул по лицам Андрея и Иры, задержался на беспорядке в гостиной и снова вернулся к мужу.
— Я не понимаю, о чём ты, — ровно ответила она. — Я ужинала. А ты, как я вижу, принимал гостей. Разве не этого ты хотел?
— Это ты называешь «принимал гостей»?! — взвился Гриша, ткнув пальцем в сторону кухни. — Я весь вечер носился с твоими… с этими пельменями! Дети ревели, Ирка чуть не в обмороке от усталости, а ты развлекалась с подружками! Ты специально это устроила!
Андрей с Ирой смущённо переминались с ноги на ногу. Им было неловко, стыдно, и они явно хотели провалиться сквозь землю.
— Нет, Гриша. Это всё устроил ты, — голос Светланы оставался спокойным, но в нём появилась новая, режущая нота. Она не защищалась. Она констатировала факты. — Ты обещал им царский приём. Ты обещал им пятизвёздочный отель с личным поваром в моём лице. Ты продал им услугу, которую не мог предоставить. Ты соврал им, а теперь злишься на меня за то, что твоя ложь вскрылась.
— Я соврал?! Я хотел как лучше для семьи! — выкрикнул он.
— Для какой семьи, Гриша? — она сделала шаг к нему, и он невольно отступил. В её глазах не было гнева, только ледяное презрение. — Ты не щедрый человек. Ты человек, который отчаянно хочет казаться щедрым за чужой счёт. Ты привёл в дом не «семью», ты притащил проблему и сбросил её на меня, как всегда. Как с твоими родителями, как с ремонтом, как с любой задачей, которая требует от тебя не пустой болтовни, а реальных усилий. Ты похож на ребёнка, который притащил с улицы пятерых бездомных щенков и ждёт, что мама их накормит, вымоет и уберёт за ними, а он будет стоять рядом и гордо рассказывать всем, какой он добрый спаситель животных.
Каждое её слово било точно в цель, наотмашь. Ира вжала голову в плечи. Андрей отвёл взгляд и уставился в пол. Они были не просто свидетелями скандала. Они были живой иллюстрацией к её словам. Гриша смотрел на неё, открыв рот. Он хотел что-то возразить, закричать, но все слова застряли в горле. Она публично, хладнокровно препарировала его на глазах у тех, перед кем он так хотел выглядеть героем.
— Ты даже им правду сказать побоялся, — продолжала Светлана, понизив голос до убийственного шёпота. — Позвонил, наплёл что-то про мои «женские штучки» и «нервы». Потому что признаться родному брату, что ты не договорился с собственной женой, для тебя страшнее, чем выставить меня неуравновешенной дурой. Ты слабый, Гриша. И твоя слабость сегодня обошлась всем очень дорого. Особенно твоим гостям.
Последний удар был направлен не в него, а в сторону. Андрей поднял глаза, и в них была смесь стыда и обиды. Он понял, что его брат не просто «не предупредил» жену. Он их обманул, подставив под этот унизительный скандал.
— Ир, собирай детей, — глухо сказал он, не глядя на брата. — Мы уезжаем.
— Андрюх, ты чего? Куда вы на ночь глядя? — залепетал Гриша, приходя в себя. Паника в его голосе была почти осязаемой.
Но Андрей его уже не слушал. Он пошёл в комнату, где спали дети. Ира, не сказав ни слова, метнулась собирать разбросанные по прихожей вещи. Началась суетливая, постыдная возня. Скрипели молнии сумок, слышался сонный плач разбуженных детей, торопливый шёпот родителей. Гриша стоял посреди гостиной, как истукан, провожая их растерянным взглядом. Он пытался что-то сказать, остановить их, но они его будто не видели. Они бежали. Бежали из этого дома, от этого позора, от его жалкого вранья.
Через десять минут хлопнула входная дверь. В квартире воцарилась оглушительная тишина, наполненная запахом хаоса. Светлана молча прошла на кухню, взяла большой мусорный пакет и начала сгребать в него со стола тарелки с остатками еды.
Гриша смотрел на неё, на гору мусора, на разгромленную квартиру. Он был один. Окончательно, бесповоротно один посреди руин, которые построил собственными руками. Между ним и женой теперь была выжженная пустыня, и он не имел ни малейшего понятия, как её пересечь…
