Татьяна рассматривала старинную лепнину на потолке. Потолки в этой квартире были под четыре метра, настоящие, дореволюционные. Бабушка всегда гордилась этим домом. Говорила, что здесь когда-то жили купцы, а в их квартире до революции располагался кабинет врача. Старые стены помнили столетие истории.
Квартира досталась Татьяне по наследству за два года до знакомства с Андреем. Трёхкомнатная, девяносто квадратных метров в самом центре города. Окна выходили на тихий переулок с липами. Рядом театр, музеи, кафе. Таня выросла здесь, провела всё детство в этих комнатах. Каждый угол хранил воспоминания.
После свадьбы с Андреем вопрос о том, где жить, даже не стоял. Конечно, в бабушкиной квартире. Мужчина тогда снимал однушку на окраине, радовался переезду. Говорил, что это лучше любых новостроек — история, атмосфера, центр. Татьяна была счастлива, что муж понимает её привязанность к этому месту.
Валентина Ивановна, мать Андрея, приехала знакомиться с жильём через неделю после их переезда. Крупная женщина с крашеными волосами и яркой помадой. Прошлась по всем комнатам, охая и ахая.
— Вот это да! — восклицала свекровь, разглядывая высокие окна. — Такие потолки! Такая площадь! Таня, ты понимаешь, какое богатство у тебя?
— Это дом принадлежал моей бабушки, — ответила Татьяна негромко. — Для меня он бесценен.
— Конечно, конечно, — закивала Валентина Ивановна. — Но всё равно, какая красота!
Свекровь ходила, трогала стены, заглядывала в окна. Потом села на диван в гостиной, попросила чаю. Татьяна заварила, принесла с печеньем.
— Знаешь, Танечка, — начала Валентина Ивановна, размешивая сахар. — Я недавно смотрела объявления. Квартиры в центре сейчас безумно дорогие. Особенно в старых домах с такими потолками.
— Да? — Татьяна села напротив.
— Представляешь, миллионов десять просят. А то и больше.
— Наверное.
— Ты не думала о продаже?
Татьяна замерла с чашкой в руках.
— Нет. Это дом моей семьи.
Валентина Ивановна улыбнулась мягко.
— Я понимаю, дорогая. Просто подумай — на эти деньги можно купить две квартиры поменьше. Одну для жизни, вторую сдавать. Доход стабильный будет.
— Я не хочу продавать.
— Ну конечно. Я просто так, к слову.
Но это был не последний разговор. Валентина Ивановна приезжала раз в неделю, всегда с чем-то — то пирогами, то вареньем, то новыми полотенцами. Сидели на кухне, пили чай. И каждый раз свекровь заводила речь о квартире.
— Таня, ты видела, сколько сейчас просят за однушки в новостройках? — говорила Валентина Ивановна, листая на телефоне объявления. — Три миллиона. Представляешь? А двушки — пять. Ты могла бы купить две таких и ещё деньги останутся.
— Валентина Ивановна, я не собираюсь продавать, — отвечала Татьяна.
— Да я понимаю! Просто информацию делюсь.
Через две недели свекровь приехала с распечатками. Целая папка. Объявления о продаже квартир, расчёты, графики роста цен.
— Смотри, — Валентина Ивановна разложила бумаги на столе. — Вот твой район. Цены за последний год выросли на двадцать процентов. А вот спальные районы — там рост всего десять. То есть продавать выгодно сейчас, пока разница большая. Да и содержать такой
Татьяна смотрела на цифры. Действительно, квартира стоила дорого. Очень дорого. Можно было бы купить две поменьше.
— Я подумаю, — сказала Татьяна.
Валентина Ивановна просияла.
— Вот и умница! Подумай, посчитай. Я могу помочь с поисками. У меня знакомый риелтор есть.
После ухода свекрови Татьяна долго сидела на кухне, листая распечатки. Может, правда стоит? Купить две квартиры, одну сдавать. Доход пассивный, можно путешествовать, откладывать на будущее детей. Логично же.
Но потом взгляд упал на старинную люстру в гостиной. Бабушка всегда говорила — это ещё довоенная, чешское стекло. Татьяна вспомнила, как в детстве сидела под этой люстрой на полу, играла с куклами. Бабушка читала книгу в кресле. Тишина, покой, дом.
Нет. Она не продаст. Не может.
Но Валентина Ивановна не отступала. Каждую неделю приезжала, каждый раз с новыми историями.
— Моя подруга Светлана, помнишь? — рассказывала свекровь. — Так вот, она год назад продала трёшку в центре. Купила двушку в Южном районе и однушку на Северной. Двушку сдаёт, получает двадцать тысяч в месяц. Двадцать! Это же почти вторая зарплата!
— Хорошо ей, — кивала Татьяна.
— Да! И она говорит, что жалеет только об одном — что не сделала это раньше. Советует всем так поступать.
— Валентина Ивановна, я правда не хочу продавать.
— Таня, милая, я же не заставляю. Просто хочу, чтобы ты подумала о будущем. О своём будущем. О детях, которые у вас будут. Им же тоже жильё понадобится. А если есть две квартиры, можно одну им отдать.
Татьяна молчала. Свекровь права. Дети. Надо думать о них.
Следующие недели она мучилась. Не могла решить. С одной стороны — бабушкина квартира, дом, где прошло детство. С другой — логика, расчёт, будущее.
Андрей не лез в её раздумья. Говорил — решай сама, это твоя квартира. Но иногда добавлял — мама права, надо думать о финансах. Татьяна кивала, но внутри сжималось.
Однажды вечером в среду приехала Валентина Ивановна. Лицо взволнованное, глаза блестят.
— Танечка! — свекровь прошла в гостиную, села на диван. — У меня новости!
— Какие?
— Я разговаривала с риелтором. Твою квартиру оценили.
— Зачем вы её оценивали?
— Ну я просто поинтересовалась. Так вот, она стоит двадцать миллионов! Представляешь? Двадцать!
Татьяна присела рядом.
— Двадцать?
— Да! А знаешь, почему так дорого? Потому что дом памятник архитектуры. Их сейчас охраняют, сносить нельзя. Такие квартиры всегда будут в цене.
— Понятно.
Валентина Ивановна наклонилась ближе, взяла Татьяну за руку. Голос стал тихим, почти шёпотом.
— Ты распоряжаешься таким имуществом и даже не представляешь, сколько стоит твоя квартира! — Свекровь смотрела прямо в глаза. — Лучше продай и купи две поменьше.
В голосе звучала такая убеждённость, такая уверенность, что Татьяна вздрогнула. Валентина Ивановна продолжала:
— Таня, сейчас самое время. Рынок на пике. Через полгода может упасть. Ты потеряешь деньги. А если продашь сейчас, купишь две квартиры и останешься в плюсе. Это же очевидно!
— Я не знаю…
— Подумай о будущем! О детях! О стабильности!
Татьяна отстранилась, встала.
— Хорошо. Я подумаю.
— Вот и умница. Я уже нашла несколько вариантов. Завтра покажу.
Свекровь ушла довольная. Татьяна осталась стоять посреди гостиной. Двадцать миллионов. Можно купить две квартиры. Остальное положить в банк под проценты. Или вложить во что-то.
Следующие дни Татьяна изучала объявления. Смотрела планировки, считала метраж, сравнивала районы. Валентина Ивановна звонила каждый день, присылала ссылки, рассказывала о выгодных предложениях.
— Таня, тут трешка в Заречном районе, пятьдесят квадратов. Отличный вариант! — говорила свекровь.
— Посмотрю.
— И двушка на Парковой, тридцать восемь квадратов. Рядом школа, садик. Для сдачи идеально.
Татьяна почти решилась. Почти. Но что-то внутри сопротивлялось. Каждый раз, когда открывала объявления, вспоминала бабушку. Как она сидела у окна, смотрела на липы. Как говорила — этот дом переживёт нас всех.
В субботу утром Татьяна пошла гулять в парк. Нужно было подышать воздухом, проветрить голову. Слишком много мыслей, слишком много расчётов.
Шла по аллее, смотрела на деревья. Осень золотила листья, ветер срывал их, кружил в воздухе. Красиво. Спокойно.
Впереди на скамейке сидели две женщины. Татьяна подошла ближе и узнала Валентину Ивановну. Рядом подруга свекрови, Наталья. Они о чём-то говорили, смеялись.
Татьяна хотела подойти, поздороваться. Но услышала слова и застыла.
— Значит, продаст? — спрашивала Наталья.
— Продаст, — уверенно ответила Валентина Ивановна. — Я её уже почти убедила. Ещё недельку, и согласится.
— А ты уверена, что получится?
— Конечно! Она простушка. Верит каждому слову. Говорю ей про две квартиры, про доход, про будущее. А сама думаю — одну им куплю поменьше, а вторую оформлю на себя.
Наталья рассмеялась.
— Хитрая ты!
— А что? Я мать. Имею право думать о себе. Сын женился, про меня забыл. А я всю жизнь на него положила. Пусть теперь хоть так отблагодарит.
— И как убедишь оформить на себя?
— Скажу, что так налоги меньше. Или что для сдачи удобнее. Придумаю что-нибудь. Главное, чтобы продала. А там уже моё дело.
Валентина Ивановна откинулась на спинку скамейки, закрыла глаза.
— Представляешь, Наталья? Сдавать буду, получать тысяч двадцать пять в месяц. Буду жить, как королева. Путешествовать, одеваться красиво. Наконец-то заживу для себя.
Татьяна стояла за деревом, не в силах пошевелиться. Руки похолодели. В голове туман.
Все разговоры. Все советы. Вся забота. Всё было ложью. Спектакль. Игра. Валентина Ивановна хотела заполучить квартиру. Для себя. А Татьяна почти поверила. Почти продала.
Татьяна развернулась и пошла прочь. Быстро, почти бегом. Валентина Ивановна не видела. Продолжала смеяться с Натальей.
Дома Татьяна села на пол в прихожей, обняла колени. Дышать было трудно. Внутри всё дрожало — от ярости, от боли, от стыда.
Как могла? Как поверила? Свекровь играла, манипулировала, лгала. А Татьяна чуть не продала дом. Бабушкин дом. Ради чего? Ради фальшивой заботы?
Слёзы катились по щекам. Татьяна не вытирала. Просто сидела, обхватив колени, и плакала. От злости на себя. От обиды на свекровь. От облегчения, что услышала правду вовремя.
Просидела так час. Может, больше. Потом встала, умылась холодной водой. Посмотрела в зеркало. Лицо красное, глаза опухшие. Но взгляд твёрдый.
Больше никаких сомнений. Квартиру она не продаст. Никогда.
Через два часа раздался звонок в дверь. Валентина Ивановна. Широкая улыбка, румяные щёки, в руках пакет с пирогами.
— Танечка! Я тебе пирожков испекла. С капустой, твои любимые.
— Спасибо, — Татьяна взяла пакет, не приглашая внутрь.
— Ну что, зайду? Чайку попьём?
— Заходите.
Свекровь прошла в кухню, села за стол. Татьяна поставила чайник, достала чашки. Руки двигались автоматически.
— Слушай, Танюш, — начала Валентина Ивановна. — Я тут ещё варианты нашла. Классные. Хочешь покажу?
— Нет.
— Почему?
Татьяна поставила чашку перед свекровью.
— Потому что я передумала. Ничего продавать не буду.
Валентина Ивановна поперхнулась чаем.
— Как это не будешь?
— Вот так. Решила остаться в этой квартире.
— Но… но почему? Мы же всё обсудили! Ты сама согласилась думать!
— Думала. Передумала.
Свекровь выпрямилась, голос стал резче.
— Таня, ты понимаешь, какую возможность упускаешь? Это же глупо!
— Может, и глупо. Но это моё решение.
— Танечка, милая, давай ещё раз всё взвесим. Я могу помочь с расчётами.
— Не нужно.
— Но…
— Валентина Ивановна, я сказала — нет.
Татьяна смотрела на свекровь спокойно. Без эмоций. Просто смотрела.
Валентина Ивановна замолчала. Что-то в лице невестки изменилось. Прежней мягкости не было. Только холодная решимость.
— Ладно, — свекровь встала. — Как знаешь. Но я считаю, что ты ошибаешься.
— Я так не считаю.
— Увидишь. Когда цены упадут, пожалеешь.
— Посмотрим.
Валентина Ивановна ушла, едва попрощавшись. Татьяна закрыла за ней дверь, прислонилась лбом к косяку. Выдохнула. Устала.
Вечером вернулся Андрей. Татьяна сидела на кухне с чаем. Муж поцеловал её в макушку, сел напротив.
— Как день?
— Нормально. Мама приезжала.
— Опять про квартиру?
— Да.
— И что?
— Я отказалась. Окончательно.
Андрей кивнул.
— Хорошо. Это твоё решение.
Татьяна посмотрела на мужа.
— Ты не против?
— Почему я должен быть против? Квартира твоя. Решай сама.
— Твоя мама будет недовольна.
— Пусть. Мне важно, что ты довольна.
Татьяна улыбнулась впервые за день. Может, не всё так плохо. Муж на её стороне.
Через полчаса позвонила Валентина Ивановна. Андрей взял трубку, включил громкую связь.
— Сынок, ты дома?
— Да, мама.
— Слушай, поговори с Таней. Она совсем с ума сошла. Отказывается продавать квартиру.
— Знаю. Она мне сказала.
— И ты ничего не будешь делать?
— А что я должен делать?
— Убедить её! Это же глупость — упускать такую возможность!
Андрей посмотрел на Татьяну. Та сидела спокойно, пила чай.
— Мама, это её квартира. Она решает.
— Но ты же муж! Ты должен думать о семье!
— Я и думаю. Таня не хочет продавать. Значит, не будем продавать.
— Андрей, ты понимаешь, сколько вы теряете?!
— Мама, хватит.
— Нет, не хватит! Я столько времени потратила, всё объясняла, расчёты показывала! А она…
Татьяна взяла трубку.
— Валентина Ивановна, могу я спросить? Почему вас так волнует продажа моей квартиры?
Пауза. Долгая.
— Я… я просто хочу вам добра.
— Добра? Или вам это выгодно?
— Что ты имеешь в виду?
— Вы собирались оформить одну из квартир на себя. Правда?
Молчание. Совсем долгое.
— Откуда… откуда ты это взяла?
— Неважно. Важно, что я знаю.
Валентина Ивановна молчала. Потом голос стал жёстким.
— Я имею право думать о себе. Я мать. Я всю жизнь на сына положила.
— А я имею право распоряжаться своей квартирой. И я не собираюсь отдавать её кому-то.
— Ты неблагодарная!
— Может быть. Но квартира останется моей.
Татьяна положила трубку. Андрей смотрел на жену с недоумением.
— Что она хотела оформить на себя?
— Одну из квартир, которые мы бы купили после продажи.
— Серьёзно?
— Да.
— Господи, — Андрей потёр лицо руками. — Я не знал.
— Я тоже не знала. До сегодняшнего утра.
— Откуда узнала?
Татьяна рассказала про парк, про разговор, про всё. Андрей слушал молча. Лицо становилось всё мрачнее.
— Извини, — сказал муж, когда Татьяна закончила. — Я не думал, что мать на такое способна.
— Я тоже.
— Больше она об этом не заикнется. Обещаю.
Татьяна кивнула. Верила.
Валентина Ивановна звонила ещё неделю. Пыталась оправдаться, объясниться. Говорила, что Татьяна неправильно поняла, что всё было ради их блага. Но голос звучал фальшиво. Слова не убеждали.
Потом звонки прекратились. Свекровь приезжала редко, раз в месяц. Сидела на кухне натянуто, разговаривала сухо. Татьяна не пыталась растопить лёд. Не хотела. Пусть так.
Андрей поддержал жену. Говорил матери прямо — Таня хозяйка квартиры, решения принимает она. Валентина Ивановна обижалась, но спорить не могла.
Через полгода отношения стали чуть теплее. Свекровь смирилась. Перестала заговаривать о продаже. Просто приезжала, пила чай, уходила. Никаких намёков, никаких расчётов.
Татьяна осталась в своей квартире. В доме, где прошло детство. Под старинной люстрой, рядом с липами за окном. Её дом. Её решение. Её жизнь.
Иногда она вспоминала тот разговор в парке. И благодарила судьбу, что услышала его вовремя. Ещё немного, и поддалась бы. Продала бы дом. Потеряла бы то, что было дороже любых денег.
Татьяна стояла у окна, смотрела на липы. Весна золотила их молодой листвой. Скоро лето. Снова будут цвести, пахнуть. Бабушка любила этот запах.
Квартира осталась с ней. И будет с ней всегда. Никакие уговоры, никакие расчёты не заставят её продать. Это её корни. Её история. Её дом.
И пусть Валентина Ивановна мечтает о квартире для сдачи. Не получит. Чужое имущество так и останется чужим.
