— Так больше не может продолжаться! — Борис швырнул в тарелку куриную ногу с такой силой, что все макароны из тарелки разлетелись по кухне.
— Боря, ты чего? — Люба уставилась на мужа, не понимая, какая муха его укусила.
— Чего, чего?! Того! Все твои кулинарные изыски по рецептам твоей матери сделали из меня жирного индюка! Ты посмотри — я набрал как минимум десять кило из-за твоей готовки! — Борис похлопал себя по пивному животу.
— Ну хочешь, я тебе салатик сделаю? — Люба убрала тарелку со стола и стала подбирать разлетевшиеся макароны.
— Я тебе что, баран, травой питаться? — возмутился муж.
— Боря, ну, а чего тебе тогда хочется? Мясо тебе не надо, салат тоже! — жена развела руками. Вид у неё был пристыженный.
— Вот! За столько лет ты не знаешь, чего хочется родному мужу! — размахивал руками Борис. — А всё потому, что мамаше своей в рот смотришь, мужа не замечая. «Любонька, обои в кухне в цветочек бы не мешало», — передразнил он тёщу, — и Любонька лепит обои в цветочек, не спросив у мужа, какие он хочет обои на кухне.
А мне, может, пальмы с попугаями хочется! «Любушка, вам бы котика завести, без животных плохо». И Любушка бежит на базар, выбирает самого блохастого, не спросив у родного мужа — а нет ли у него аллергии на всех этих тварей!
— Так ведь у тебя нет аллергии, — удивленно посмотрела на мужа Люба. Его словно петух жареный клюнул в одно место.
— Да какая разница — есть аллергия, нет аллергии — мамочка сказала — Любочка сделала! — муж с силой оттолкнул стул, с которого встал. — Всё! Надоело! И ты мне надоела! И мамаша твоя надоела! Не дом, а тюрьма! Сплошные надзиратели! К чертовой матери всех! Я от тебя ухожу!
Он быстро собрал свой нехитрый скарб, демонстративно бросил ключи от квартиры на кухонный стол и хлопнул дверью. Люба осталась стоять, словно её окатили ведром помоев.
— Мама, за что он со мной так? — Люба сразу же позвонила матери. — Хоть бы раз сказал, что ему не нравится, а то ведь молчит всё время! И обои хвалил, и с Барсиком он первый в обнимку спал!
— Ну, тут одно из двух, доченька, — рассуждала мудрая женщина, — либо нашел себе кого-то, либо кризис среднего возраста. А может то и другое.
— Успокоила, спасибо! — еще сильней начала плакать Люба.
— Ну а что?! Это жизнь. Хочешь убедиться, так сходи к нему. Больше, чем уверена, он в свою холостяцкую конуру уполз зализывать оскорблённое самолюбие, — усмехнулась тёща.
Мать Любы никогда не любила Бориса и не понимала, что дочь нашла в нём. Склочный, ленивый… Всё, что он нажил за свою жизнь, так это свитер с катышками, который она забрала в огород для пугала. Женщина на деле познала поговорку — любовь зла, полюбишь и козла.
Её дочь, такая утонченная, такая одаренная втрескалась в эти штаны и превратилась в забитую клушу, которая шагу ступить не может без одобрения её благоверного.
— Дочь, — говорила Любе мать, — ты же прекрасно готовишь, почему бы тебе не вести кулинарный блог?
— Еще чего! — фыркал Борис. — Моя жена не будет кривляться перед всем интернетом, чтоб мне потом высказывали.
— Люба, девочка моя, ну что за вид? — мать качала головой, видя дочь в трикотажном платье, у которого швы жили своей жизнью, а один карман был выше другого. — Ты же молодая еще! Ну купи ты себе приличное платье!
— Здрасьте! Чем вам это платье не нравится? Дешево и сердито! Мне и так нравится! Или еще есть для кого наряжаться? — Борис хмуро глядел исподлобья на жену и тёщу.
— Да что ты, Боря, нет, конечно! — успокаивала его Люба, продолжая носить кривое ужасное платье.
Поразмыслив над словами матери, Люба, таки, решила сходить к Борису. Вдруг он за ночь успокоился и теперь вернётся домой. Его холостяцкое жильё — это комната в коммунальной квартире с соседями. Люба раньше и не подозревала о таких квартирах, пока не познакомилась с Борисом.
Пожив после свадьбы с ним два дня, она первый и последний раз за всю семейную жизнь выдвинула ультиматум: либо он переезжает к ним с мамой, либо Люба подаёт на развод.
— Я не могу тут жить! — заявила она своему новоиспеченному мужу. — Меня нервирует, когда мне через плечо заглядывают в кастрюлю; я не могу спокойно умываться, когда за дверями стоит толпа и переминается с ноги на ногу, обещая сделать все свои дела прямо в коридоре; мне не даёт спокойно пройти сосед-пьяница, не попросив у меня «немножко денежек на опохмелку». Или ты едешь со мной, или мы прямо тут попрощаемся!
Борис подумал и, заткнув свои амбиции глубоко, но ненадолго, согласился переехать. И вот теперь Люба с содроганием решила вернуться в это ужасное место.
За эти годы там почти ничего не изменилось. Та же тусклая лампочка на весь длинный коридор, те же обшарпанные двери. Проходя мимо комнат, Люба вздрогнула, когда дверь одной открылась и оттуда высунулась опухшая морда лица с мешками под глазами и нечёсаными лохмами:
— Слышь, как тебя? Дай денежек!
— Живой еще? — то ли удивилась, то ли обрадовалась Люба, шагая дальше.
Дверь в комнату Бориса была приоткрыта. Она хотела уже войти, как оттуда вышла девица с чайником в руке. Вела она себя по-хозяйски, словно всю жизнь тут жила. Люба зашла за шкаф, который был несуразным, но теперь сослужил хорошую службу — укрыл жену от любовницы мужа. Подождав, когда та вернётся в комнату, Люба еще минутку постояла и бросилась вон из злополучной квартиры.©Стелла Кьярри
— Мама-а-а-а! — рыдала она вечером в трубку. — У него там любовница-а-а!
— Что и требовалось доказать! — усмехнулась мать. — Ну, ты и теперь будешь держаться за это ничтожество?
Справедливости ради, надо сказать, что мать никогда не говорила дочери плохого про зятя. Да, не любила. Но не вмешивалась. Но теперь сам Бог велел вызволять дочь их этого психологического рабства.
— Как я буду одна? Кому я буду нужна? — причитала дочь.
— Можно подумать, ты ему сейчас нужна?! — мать качала головой на другом конце провода, понимая, что Люба хватается за соломинку.
— А вдруг это не любовница? — с надеждой в голосе спрашивала Люба.
— Ну да, сестра милосердия! Пришла наставить на путь истинный заблудшую душу. Ну позвони ему, спроси, когда он вернётся, — вздохнула мать.
Люба несколько раз порывалась набрать номер Бориса, но всё время откладывала. И тут он сам позвонил.
— Да, Боренька! — радостная жена машинально накрасила губы, как будто он её мог увидеть.
— Ты, это, поищи там мои носки с молниями, — без лишних предисловий отдал приказание муж, — это подарок. И еще подушку мою приготовь, которую я купил. Не могу на других спать.
Тут послышался женский голос на фоне:
— И полотенце, полотенце попроси, — подружка Бориса шепотом напоминала ему.
— Да. И полотенце! — добавил Борис. — Сегодня зайду.
Это была последняя попытка вернуть гулящего мужа. Люба приняла душ, высушила волосы, сделала укладку. Легкий макияж. Открыла шкаф и задумалась: а надеть-то и нечего. Все эти уродские платья, которые покупал ей муж, не годились для очарования блудного мужчины. И тогда она вспомнила про один-единственный «приличный» наряд, купленный еще до замужества.
Кряхтя и боясь вздохнуть, она втиснулась в кожаную юбку и такой же кожаный жакет. Они обтянули её как вторая кожа.
— Да, раньше я потоньше была, размера на два, — затаив дыхание пробормотала обманутая женщина. Она боялась присесть поэтому стоя ждала, когда придет муж за своими вещами.
Ждать пришлось часа три. Люба уже собралась плюнуть и снять эти оковы, как в дверь позвонили.
— Ну, собрала всё? — с ходу спросил Борис, но увидев Любу, опешил. — Ты себя в зеркало видела? Ты на сардельку похожа, веревочками перевязанную.
Он расхохотался.
— Ты только не говори, что выходить так собралась на улицу! Не дай бог, кто увидит, мне потом краснеть за тебя! — отсмеявшись строго отчитал он жену. — Давай подушку. Носки нашла?
Люба кивнула. Ясно, что это подарок его подружки. Любе бы и в голову не пришло дарить такое.
— А полотенце положила? — роясь в пакете, уточнил Борис.
— А перебьётесь! — всё еще, еле дыша, заявила Люба. — Обсохнете на ветру со своей шлюпкой!
— Вот она, бабская зависть! — плюнул Борис и ушел.
Люба села на стул. Видно и впрямь нужно разводиться. Послышался треск. Это по швам разошлась юбка. А за ней и жакет.
Прошло полгода с того дня, как Люба распрощалась с кожаным костюмом и надеждой вернуть мужа.
— Мама, я решила подать на развод, — Люба позвонила матери. Та, как обычно, пропадала на даче.
— Ну, отговаривать не буду, ты уже взрослая, сама знаешь, как поступать, — мать от радости даже лопату бросила, перекрестилась и сплясала «Барыню».
Да только рано радовалась несостоявшаяся бывшая тёща. В тот же день Любе позвонил Борис.
— Люба, здравствуй! — голос его был тихим и скорбным.
— Боря? Что случилось? — Люба забыла про развод и про измену. Муж ей позвонил! Сам!
— Случилось, Люба! Мне сделали операцию. — Борис шмыгал носом, чем привёл жену в смятение. — Люба, мне некому помочь! Я совсем один! Сиделки все привередливые. Все им не так! А мне нужна диета. Мне нужно принимать лекарства, Люба!
— Боря, жди! Я скоро приеду! — Люба бросила все дела и начала искать машину для перевозки больных. Потом она приготовила для Бориса постель и поехала за ним.
Она порхала словно на крыльях. Медсестры впервые видели такую одухотворенную женщину…
— О, тёща собственной персоной! — спустя пару дней Любина мать вернулась с дачи в надежде отдохнуть в тишине. — Вы тут не шумите, мне покой нужен. Люба! Обедать пора! Только не пересоли суп, как всегда! — крикнул Борис и картинно застонал, схватившись за живот.
— Что происходит, дочка?! — опешившая мать зашла в комнату.
— Боренька домой вернулся! — Люба расплылась в улыбке, пожала плечами и крикнула:
— Несу, любимый! Сейчас!
Мать Любы посмотрела на дочь и махнула рукой. Она поняла, что проблема была вовсе не в Борисе… а в Любе. И раз уж она счастлива в прислугах у такого непутевого мужика, то ничего не поделать. Любовь, как говорится… Зла. Очень зла.
