— Марина, где пятнадцать тысяч с моей карты?!
Крик из комнаты был похож на выстрел. Резкий, громкий, пронзивший утреннюю тишину квартиры, он заставил её вздрогнуть. Ложечка, которой она размешивала сахар в своём кофе, звякнула о фарфоровую стенку чашки. На одно короткое мгновение Марина застыла, глядя на тёмные круги, расходящиеся по поверхности напитка. Суббота. Единственный день, когда можно было не спешить, выпить кофе медленно, а не на бегу, почувствовать себя человеком. Кажется, этот день закончился, так и не начавшись.
Она медленно поставила чашку на стол. Аромат свежесваренного кофе, который только что казался ей символом уюта, теперь раздражал. Она не спеша вышла из кухни и направилась в комнату, откуда донёсся обвиняющий рык мужа. Игорь сидел за компьютером в своём обычном «троне» — продавленном кресле, спинка которого блестела от долгого использования. Он даже не повернул головы, когда она вошла. Весь его мир сузился до светящегося прямоугольника монитора.
— Вот, смотри! — он ткнул толстым пальцем в экран, оставляя на нём жирный отпечаток. — Минус пятнадцать! Куда ты их дела? На свои шмотки очередные, да?
Марина подошла ближе. На экране был открыт онлайн-банк. Яркая, неприятная красная цифра действительно горела рядом с последней операцией. Она посмотрела на мужа. Его лицо было напряжено, в глазах плескалось злобное, почти радостное предвкушение скандала. Он не искал правды. Он уже назначил виновного и теперь упивался своей ролью обманутого и ограбленного главы семьи.
— Какие шмотки, Игорь? Ты в своём уме? Последний раз я себе что-то покупала два месяца назад, и то после трёх твоих лекций о том, как важно экономить.
— И что? Думаешь, я не найду, куда ты их дела? Шмотки или нет…
— Ты сам мне отдал свою зарплатную карту, чтобы не тратить ничего лишнего, а теперь заявляешь, что я её у тебя забрала на свои тряпки?! Да я копейки с неё не потратила!
Она говорила спокойно, даже холодно, сдерживая волну возмущения, подкатившую к горлу. Этот разговор был унизителен с самого начала. Сама необходимость оправдываться в том, чего она не делала, ощущалась как пощёчина.
— Не надо мне тут рассказывать! Я вижу цифру! — он снова ткнул в экран, словно это был неопровержимый аргумент. — Я тебе карту зачем отдал? Чтобы ты её контролировала! А ты что устроила? Втихую деньги спускаешь? Думала, я не замечу? Пятнадцать тысяч — это не сто рублей, которые можно в карман положить и забыть!
Он наконец повернулся к ней. Его взгляд был тяжёлым, маслянистым. В нём не было сомнения, только тупая, непробиваемая уверенность в собственной правоте. Он видел перед собой не жену, не партнёра, а нерадивого кассира, пойманного на растрате.
— Я не брала твои деньги, — отчеканила она, чувствуя, как внутри закипает лёд. — И ты это прекрасно знаешь. Карта всё время лежит у меня в кошельке. Я её достаю только в продуктовом магазине, и каждый чек приношу тебе. Или ты забыл?
— Забыл? Это ты, видимо, забыла, что чужое брать нехорошо! — его голос набрал силу, заполняя собой всё пространство маленькой, неуютной комнаты. — Что ты мне чеками своими тычешь? Может, ты её в интернете использовала? Там чеков не дают! Купила себе какую-нибудь дорогую помаду или духи, а мне теперь сказки рассказываешь! Признавайся давай, так проще будет!
Слова о помаде и духах стали последней каплей. Что-то внутри Марины, до этого момента сдерживаемое ледяным спокойствием, треснуло. Но вместо горячего всплеска ярости наружу вырвался холод. Пробирающий до костей, расчётливый холод. Она не ответила. Вместо этого она сделала шаг вперёд, вторгаясь в его личное пространство у компьютерного стола. Её движение было таким решительным и внезапным, что Игорь инстинктивно вжал голову в плечи.
Она молча протянула руку и накрыла его ладонь, лежавшую на мышке. Её пальцы были холодными, как металл. Он дёрнулся, но она сжала его руку с неожиданной силой, отстраняя её. Теперь мышка была в её власти. Игорь смотрел на это с недоумением, его агрессия на мгновение сменилась растерянностью. Он не привык, чтобы она действовала так — без криков, без оправданий, с такой молчаливой, почти хищной целеустремлённостью.
Её пальцы забегали по мышке с выверенной точностью. Щелчок. Ещё один. Курсор метнулся к ссылке «История операций». На экране появилось полотно из цифр и названий магазинов. Продуктовый. Аптека. Снова продуктовый. Всё, как она и говорила. Игорь наблюдал за её манипуляциями, и на его лице снова начала проступать самодовольная усмешка. Он был уверен, что она просто тянет время, пытаясь найти лазейку в своих же собственных тратах.
— Ну что, ищешь, где наследила? — ядовито процедил он.
Марина проигнорировала его выпад. Она нажала на фильтр, выбрала «за последние три дня» и нажала «Применить». Страница обновилась. И вот она. Верхняя строчка, выделенная как самая свежая транзакция. Время: 02:17. Получатель: X-REALITY GAMES. Назначение платежа: Покупка внутриигровых ценностей «Кристаллы вечности». Сумма: 15 000 рублей.
Марина отодвинулась от стола, освобождая ему обзор. Она не произнесла ни слова, лишь указала пальцем на предательскую надпись. Смотри. Читай.
Игорь уставился в экран. Его лицо медленно менялось. Сначала с него сползла ухмылка. Затем ушло багровое от гнева напряжение. На секунду оно стало пустым, почти глупым, как у человека, которого внезапно разбудили. Он смотрел на строчку, и было видно, как в его мозгу прокручиваются события прошлой ночи. Бессонница. Очередной рейд в его идиотской онлайн-игре. Раздражение от проигрыша. И простое, как мычание, решение — купить преимущество. Просто нажать кнопку, ведь карта привязана, это так легко.
Но смущение длилось недолго. Оно сменилось чем-то новым. Раздражением, которое быстро переросло в злость. Злость не на себя, а на ситуацию. На то, что его поймали. На то, что его такой удобный и праведный гнев оказался мыльным пузырём. И он сделал то, что делал всегда, — пошёл в атаку.
— Ну потратил, и что? — рявкнул он, резко поворачиваясь к ней. В его глазах не было ни капли раскаяния, только новая, извращённая волна агрессии. — Это мои деньги! Что хочу, то и делаю! Но ты! Ты должна была меня остановить!
Марина застыла, не веря своим ушам. Этот поворот был настолько абсурдным, что выходил за все рамки её понимания.
— Что сделать? — переспросила она, уверенная, что ослышалась.
— Остановить! — почти завизжал он, вскакивая с кресла. — Карта была у тебя! Ты хранительница бюджета! Ты знала, что я могу сорваться! Ты виновата, что я их потратил! А раз ты виновата, значит, с тебя и спрос! Гони пятнадцать тысяч!
Тишина, наступившая после его требования, была плотной и вязкой, как смола. На долю секунды Марине показалось, что она попала в какой-то дурной, сюрреалистичный сон. Мозг отказывался обрабатывать информацию. Человек, который только что был уличён в собственной лжи и растрате, не просто не извинился — он переложил вину и теперь требовал с неё компенсацию за свой же проступок. Это было за гранью логики, за гранью здравого смысла. И именно поэтому это было так по-игоревски.
Внезапно из её груди вырвался короткий, удушливый смешок. Это был не смех веселья, а звук лопнувшей струны. Уродливый, резкий звук, который заставил Игоря опешить.
— Что смешного?! — взревел он, восприняв её реакцию как личное оскорбление. — Я с тобой серьёзно разговариваю!
И тут её прорвало. Лёд, сковывавший её гнев, разлетелся на тысячи осколков. Она шагнула к нему, и в её глазах, до этого холодных, полыхнул огонь. Настоящий, яростный, неукротимый.
— Ты серьёзно? Ты называешь это серьёзным разговором? — её голос, до этого ровный, зазвенел от напряжения, но не сорвался на визг. Он стал ниже, твёрже, опаснее.
— Да, вообще-то!
— То, что ты по ночам, в тайне от меня тратишь на свои игровые забавы – это твоя проблема! Я не собираюсь за тобой следить по ночам! Всё, что зависело от меня я делала! Или ты забыл зачем отдал её мне?
Она почти выплюнула эти слова ему в лицо. Каждое из них было наполнено месяцами сдерживаемого раздражения. Он отшатнулся, не ожидая такого напора.
— Я помню, зачем я тебе её отдал! — не сдавался он, инстинктивно переходя в оборону. — Чтобы ты следила! Это была твоя обязанность!
— Обязанность?! — она снова рассмеялась, но на этот раз смех был полон презрения. — Моя обязанность — быть нянькой для взрослого мужика, который не может удержаться от покупки виртуальных камушков посреди ночи? Ты передал мне карту, Игорь, потому что ты сам себя не контролируешь! Потому что без меня ты спустил бы всю зарплату в первые три дня на всякий хлам из интернета, а потом мы бы до конца месяца ели пустые макароны! Или ты уже забыл, как это было до того, как я взяла всё в свои руки? Забыл свои гениальные «инвестиции» в чудо-пылесосы и игровые джойстики, которые потом валялись в шкафу?
Она говорила быстро, чеканя слова, не давая ему вставить ни единой фразы. Это был поток, который она больше не могла и не хотела останавливать.
— Да! Именно поэтому! — его лицо исказилось от злобы. Он понял, что теряет позицию, и вцепился в самый абсурдный из своих аргументов. — Это и есть твоя работа в нашей семье! Я зарабатываю деньги, вкалываю на этой грёбаной работе, а ты управляешь хозяйством и финансами! Ты провалила свою часть договора! Я доверил тебе контроль, а ты его проспала! В два часа ночи! Ты должна была почувствовать!
Этот последний довод — «должна была почувствовать» — был настолько нелеп, что Марина на мгновение замолчала, поражённая. Она смотрела на его искажённое гневом лицо, на бегающие глаза, на палец, который он по-прежнему тыкал в её сторону, и вдруг увидела всё с ужасающей ясностью. Она спорила не с мужем. Не с партнёром. Она пыталась докричаться до капризного, эгоистичного ребёнка, уверенного, что весь мир вращается вокруг его желаний и что всегда найдётся кто-то, кто должен убирать за ним последствия его же глупости. И в эту секунду вся её ярость начала остывать, превращаясь в нечто иное. В холодную, тяжёлую, свинцовую решимость.
Игорь всё ещё стоял, тяжело дыша, его грудь вздымалась под тонкой футболкой. Он ждал. Ждал продолжения криков, ответных обвинений, спора — привычной, понятной ему стихии, в которой он всегда находил способ вывернуть всё в свою пользу. Его абсурдный ультиматум — «должна была почувствовать» — повис в воздухе, и он ожидал, что Марина взорвётся снова, даст ему новый повод для нападения. Но она молчала.
Её лицо, ещё секунду назад искажённое яростью, разгладилось. Огонь в глазах не просто погас — он будто превратился в пепел и лёд. На нём не осталось ни обиды, ни злости. Только абсолютная, всепоглощающая пустота и холодное, отстранённое понимание. Она смотрела на него так, как учёный смотрит на насекомое под микроскопом: с интересом, но без малейшего сочувствия или эмоциональной вовлечённости. Она увидела его всего, до самого дна — его мелочность, его инфантильную жестокость, его патологическую неспособность нести ответственность. И это знание убило в ней всё.
Не говоря ни слова, она медленно развернулась и прошла к комоду у двери, где на маленьком подносе лежали её ключи и кошелёк. Её движения были плавными, лишёнными всякой суеты. Игорь проводил её недоумевающим взглядом. Он не понимал, что происходит. Ссора оборвалась на полуслове. Он не победил, но и не проиграл. Это было неправильно.
Щёлкнул замок её кошелька. Звук показался в наступившей тишине оглушительно громким. Она запустила внутрь пальцы и извлекла оттуда его зарплатную карту. Пластиковый прямоугольник с его именем, который последние два года был символом их общего быта, их хрупкого финансового договора. Она держала его двумя пальцами, словно что-то грязное, брезгливое.
Затем она так же медленно вернулась к нему. Игорь смотрел на карту в её руке, и в его мозгу промелькнула идиотская мысль, что она сейчас пойдёт и снимет ему эти пятнадцать тысяч. Что она поняла свою «вину». Он уже приготовился принять её капитуляцию с великодушным снисхождением.
Но Марина не пошла к двери. Она остановилась перед компьютерным столом, за которым он всё ещё стоял, и, не глядя ему в глаза, бросила карту на полированную поверхность. Пластик скользнул по лаку, беззвучно проехав несколько сантиметров, и замер прямо перед ним.
— Забирай, — её голос был ровным, лишённым каких-либо эмоций. Это был голос человека, диктующего адрес курьеру. — И свои деньги, и свои кристаллы. С этой минуты я к твоим финансам не имею никакого отношения.
Она сделала паузу, которая показалась Игорю вечностью. Он смотрел то на карту, то на её непроницаемое лицо, пытаясь осознать смысл сказанного. Он получил то, чего требовал, но ощущал себя проигравшим. И прежде чем он успел что-то возразить, она добавила последнюю фразу, которая и была настоящим концом.
— Как и к тебе.
Сказав это, она развернулась и пошла на кухню. Не было ни хлопанья дверью, ни демонстративного ухода. Она просто ушла. Игорь остался один в комнате. Он тупо смотрел на карту. Его карта. В его власти. Он мог пойти и купить себе ещё хоть сто тысяч этих кристаллов. Но почему-то эта мысль не приносила радости. Он протянул руку и коснулся пластика. Он был холодным. Чужим.
Из кухни донёсся звук. Он прислушался. Это был звук глотка. Она пила свой остывший, забытый кофе. И в этом простом, будничном действии было что-то окончательное и страшное. Ссора закончилась. Всё закончилось. Он остался один на один со своей победой, которая на вкус была как поражение, и с пятнадцатью тысячами, потраченными на вечность, которая только что рассыпалась в пыль…
