Вика размахивала распечаткой банковских операций перед носом мужа.
Андрей сидел за кухонным столом, уткнувшись в телефон. На нём была мятая футболка с логотипом какой-то давно забытой рок-группы, и он явно не выспался — под глазами залегли тени, щетина топорщилась неровными островками.
— Ты сделал своей маме шикарный ремонт, а теперь с меня требуешь 300 тысяч?
— Вик, ну что ты начинаешь? Это были наши общие деньги, — пробормотал он, не поднимая взгляда.
— Общие? — Вика шумно выдохнула и села напротив. — Андрюш, милый, напомни, когда последний раз ты вносил свою долю в общий бюджет? Три месяца назад? Четыре?
Она откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди. Волосы у неё были собраны в небрежный хвост, из которого выбивались пряди, обрамляя усталое лицо. На ней был домашний халат в мелкий цветочек — подарок свекрови на прошлое восьмое марта.
— Я же объяснял, у меня сейчас затишье с заказами, — Андрей наконец поднял глаза. — Ты же знаешь, как у фрилансеров бывает.
— Знаю, — кивнула Вика. — Поэтому и не трогала нашу подушку безопасности. А ты что сделал? Взял и спустил всё на ремонт маминой квартиры!
— Не всё, — возразил Андрей. — И вообще, она моя мать, я обязан ей помогать.
— Обязан, — повторила Вика. — А мне ты, значит, не обязан? Нашему будущему ребёнку не обязан?
Андрей вздрогнул и уставился на жену широко раскрытыми глазами.
— Какому ребёнку?
Вика молча достала из кармана халата тест с двумя полосками и положила на стол между ними.
— Этому.
В кухне повисла тишина. Где-то за окном загудела машина, во дворе залаяла собака. Андрей смотрел на тест так, словно это была бомба с тикающим таймером.
— Почему… почему ты сразу не сказала? — наконец выдавил он.
— Потому что узнала вчера вечером. Хотела сегодня устроить сюрприз, купила даже маленькие пинетки… — голос Вики дрогнул. — А утром обнаружила, что с карты списано триста тысяч. Всё, что мы копили на первоначальный взнос за квартиру.
Андрей провёл ладонями по лицу, растирая виски.
— Мама позвонила, сказала, что у неё прорвало трубу, затопило соседей снизу… Я не мог отказать.
— Не мог отказать, — эхом повторила Вика. — А спросить меня ты тоже не мог?
— Ты бы не разрешила.
— Конечно, не разрешила бы! — Вика вскочила со стула. — Мы два года копили эти деньги! Два года я экономила на всём, покупала одежду в секонд-хендах, отказывалась от отпуска…
— Мама вернёт, — тихо сказал Андрей.
— Когда? Как? Она же на пенсии!
— Продаст дачу.
Вика рассмеялась — резко, невесело.
— Дачу? Ту самую дачу, которую она уже третий год собирается продать? Андрей, очнись! Твоя мама никогда не вернёт эти деньги, и ты это прекрасно знаешь.
— Не смей так говорить о моей матери!
— А ты не смей тратить наши деньги без моего ведома!
Они стояли друг напротив друга, как боксёры на ринге. Вика тяжело дышала, руки её мелко дрожали. Андрей сжимал кулаки, челюсть напряглась.
— Знаешь что, — вдруг сказала Вика, и в голосе её появилась ледяная сталь. — Раз ты считаешь, что имеешь право распоряжаться нашими общими деньгами единолично, то и я приму единоличное решение.
— Что ты имеешь в виду?
— Я переезжаю к родителям. Подумаю, хочу ли я растить ребёнка с человеком, который ставит свою маму выше собственной семьи.
— Вика, не говори так…
Но она уже вышла из кухни. Андрей слышал, как хлопнула дверь спальни, как зашуршали пакеты — жена собирала вещи.
Он остался сидеть за столом, уставившись на тест для беременности. Две розовые полоски расплывались перед глазами.
Квартира родителей Вики находилась на другом конце города, в старом спальном районе. Пятиэтажка хрущёвской постройки, третий этаж, окна на шумную улицу. Вика стояла на пороге с двумя сумками в руках, а мать смотрела на неё с тревогой.
— Доченька, что случилось? — Галина Петровна была невысокой полной женщиной с добрым лицом и вечно встревоженными глазами.
— Мам, можно я поживу у вас немного?
— Конечно, конечно, проходи! Папа, — крикнула она в глубину квартиры, — Вика приехала!
Из комнаты вышел отец — крупный мужчина с седой бородой, в растянутом свитере и домашних тапочках.
— Викуль? А Андрей где? — он нахмурился, заметив сумки в руках дочери.
— Поссорились мы, пап.
Родители переглянулись. Мать забрала у Вики сумки, отец обнял за плечи и повёл в кухню.
— Рассказывай, — скомандовал он, усаживая дочь за стол. — Мать, ставь чайник.
Вика рассказала. Про деньги, про ремонт свекрови, про тест. Родители слушали молча, лишь мать изредка охала и качала головой.
— Эх, Андрюша, Андрюша, — вздохнул отец, когда Вика закончила. — Я ведь говорил тебе, помнишь? Маменькин сынок он. Таким только в детский сад ходить, а не семью заводить.
— Пап, не начинай, — устало попросила Вика.
— А что не начинать? — разошёлся отец. — Сколько раз я тебе говорил: присмотрись к нему получше! Вечно у мамочки на побегушках. То продукты ей отвези, то лампочку поменяй, то вот теперь ремонт за ваши деньги…
— Серёжа, хватит, — одёрнула его жена. — Не видишь, ребёнку и так тяжело?
— Вижу! Потому и говорю! — он стукнул кулаком по столу. — Триста тысяч! Да я на эти деньги полжизни горбатился!
Вика закрыла лицо руками. Ей хотелось плакать, но слёзы не шли. Внутри была только пустота и усталость.
— Доченька, — мать села рядом, обняла за плечи. — Ты это… подумала уже? Насчёт… ну, ребёночка?
— Не знаю, мам. Не знаю ничего. Мне тридцать два года, это может быть мой последний шанс. Но растить ребёнка одной…
— Кто сказал одной? — возмутился отец. — Мы поможем! Правда, мать?
— Конечно, поможем, — закивала Галина Петровна. — И с деньгами поможем, и с воспитанием. Ты не одна, доченька.
Вика посмотрела на родителей — такие родные, такие старенькие уже. Отцу шестьдесят восемь, матери шестьдесят пять. Какая помощь? Они сами еле концы с концами сводят на пенсии.
— Спасибо, — прошептала она. — Я подумаю.
В кармане завибрировал телефон. Андрей. Вика сбросила вызов.
— Пусть звонит, — сказал отец. — Нечего гордиться. Поговорить надо, выяснить всё.
— Завтра поговорю. Сегодня не могу.
Телефон завибрировал снова. СМС: «Вика, давай поговорим. Я всё объясню. Пожалуйста.»
Она выключила телефон и положила на стол.
— Мам, можно я прилягу? Что-то голова кружится.
— Конечно, конечно! Идём, постелю тебе в твоей комнате.
Её комната осталась почти такой же, как в школьные годы. Те же обои с мелкими розочками, тот же письменный стол у окна, та же кровать с железными спинками. Только вместо плакатов с любимыми певцами на стенах теперь висели мамины вышивки.
Вика легла поверх покрывала, свернулась калачиком. В животе было пусто и одновременно тяжело. Она положила ладонь на живот — там, внутри, зарождалась новая жизнь. Жизнь, которую она так хотела. Но не так. Не в ссоре, не в обиде, не в неопределённости.
За окном шумели машины. Где-то играла музыка, смеялись подростки. Жизнь шла своим чередом, равнодушная к её переживаниям.
Андрей сидел в пустой квартире и пялился в потолок. В руке была бутылка пива — третья за вечер. На столе валялся телефон с десятком неотвеченных вызовов Вике.
Дверь открылась — в квартиру вошла его мать. Высокая худая женщина с короткой стрижкой и решительным лицом. В руках у неё были пакеты с продуктами.
— Андрюша, ты чего в темноте сидишь? — она щёлкнула выключателем. — И что за бардак? Где Вика?
— Ушла, — глухо ответил Андрей.
— Как ушла? Куда ушла?
— К родителям. Мы поссорились.
Мать поставила пакеты на стол и села рядом с сыном.
— Из-за чего?
— Из-за денег на твой ремонт.
Елена Сергеевна поджала губы.
— Я же говорила тебе, что верну. Как только продам дачу…
— Мам, Вика беременна.
Повисла пауза. Мать смотрела на сына, словно видела впервые.
— Беременна? И ты мне не сказал?
— Я сам только сегодня узнал. Она хотела сюрприз сделать, а тут…
— А тут ты взял и потратил ваши общие сбережения без её ведома, — закончила мать. — Андрей, ну как же так?
Он посмотрел на неё с удивлением.
— Ты же сама просила помочь!
— Просила, да. Но не за счёт твоей семьи! Я думала, у тебя есть свободные деньги. Если бы знала, что это ваши сбережения на квартиру…
— Теперь-то что толку, — Андрей допил пиво и потянулся за следующей бутылкой.
— Хватит, — мать отобрала у него бутылку. — Напиваться — не выход. Нужно идти к Вике, просить прощения.
— Она трубку не берёт.
— Тогда поезжай к её родителям. Сегодня же, сейчас же!
— Мам, уже десятый час вечера…
— И что? Твоя жена беременна и ушла от тебя, а ты будешь время выбирать? Вставай, умойся и езжай. Немедленно!
Андрей знал этот тон. Когда мать говорила таким голосом, спорить было бесполезно. Он поднялся, пошатываясь.
— И цветы купи, — крикнула мать ему вслед. — Хорошие цветы! И не вздумай являться пьяным!
В дверь позвонили, когда Вика уже засыпала. Она слышала, как отец пошёл открывать, как загремел цепочкой.
— Андрей? Какими судьбами в такое время?
— Сергей Михайлович, извините. Можно мне с Викой поговорить?
— Она спит уже.
— Я не сплю, — Вика вышла из комнаты, запахивая мамин халат. — Что ты здесь делаешь?
Андрей стоял в дверях с огромным букетом роз. Вид у него был жалкий — помятый, с красными глазами, небритый.
— Вика, прости меня. Я был неправ. Совершенно неправ. Я должен был спросить тебя, посоветоваться…
— Должен был, — согласилась Вика. — Но не спросил.
— Пустите его, — вмешалась мать. — Нечего на лестнице выяснять отношения. Соседи спят уже.
Андрей прошёл в квартиру, неловко топчась в прихожей. Протянул Вике цветы.
— Это тебе.
Она взяла букет машинально, не зная, куда его деть. Выручила мать — забрала розы и унесла на кухню.
— Давайте в комнату, — скомандовал отец. — В кухне мать гремит.
Они сели в зале — Вика с родителями на диване, Андрей напротив, в кресле. Обстановка напоминала судебное заседание.
— Я поговорил с мамой, — начал Андрей. — Она не знала, что это наши сбережения. Думала, у меня есть свободные деньги. Она готова продать дачу и вернуть всё.
— Когда? — спросил отец.
— Этим летом. Она уже дала объявление.
— Этим летом, — повторила Вика. — А ребёнок родится через восемь месяцев. Где мы будем жить? В твоей однушке вчетвером — ты, я, ребёнок и твоя мама?
— Мама не будет с нами жить!
— Нет? А кто будет делать тебе завтраки? Гладить рубашки? Напоминать, что пора стричься?
— Вика, это несправедливо…
— Несправедливо? — она встала, скрестив руки на груди. — Знаешь, что несправедливо? То, что я два года откладывала каждую копейку, отказывала себе во всём, мечтая о нашем доме. А ты взял и одним махом спустил всё! И даже не спросил меня!
— Я же сказал — я верну! Мама продаст дачу…
— Дело не в деньгах! — выкрикнула Вика. — Дело в доверии! В уважении! В том, что ты принял решение за нас обоих, не считая нужным со мной посоветоваться!
— Но это же моя мать…
— А я кто? Случайная соседка?
Они смотрели друг на друга через всю комнату. В глазах Вики блестели слёзы, Андрей сжимал и разжимал кулаки.
— Может, чаю? — неуверенно предложила вошедшая Галина Петровна.
— Не надо чая, мам, — отмахнулась Вика. — Андрей, я устала. Иди домой. Мне нужно время подумать.
— Сколько?
— Не знаю. Неделю, две… Мне нужно решить, хочу ли я быть женой человека, для которого я всегда буду на втором месте после мамы.
— Это не так!
— Правда? Тогда скажи: если бы твоей маме понадобились эти деньги на операцию, жизненно важную операцию, я бы поняла. Но ремонт? Она могла взять кредит, могла подождать с продажей дачи, могла как-то иначе решить вопрос. Но ты даже не подумал об альтернативах. Мама попросила — сын дал. А то, что у сына беременная жена и планы на квартиру — это неважно.
Андрей молчал. Ему нечего было возразить.
— Иди, — повторила Вика. — Позвоню, когда буду готова говорить.
Он встал, сделал шаг к ней, но остановился, встретившись взглядом с её отцом. Сергей Михайлович смотрел неодобрительно, словно говоря: «Не смей её сейчас трогать».
— Я буду ждать, — сказал Андрей и вышел.
Когда за ним закрылась дверь, Вика опустилась на диван и разрыдалась. Мать обняла её, гладила по голове, шептала что-то успокаивающее. Отец ходил по комнате, сжимая кулаки.
— Не реви, — наконец сказал он. — Не стоит он твоих слёз. Оставайся с нами, мы тебя и внука прокормим.
— Пап, я его люблю, — всхлипнула Вика.
— Любовь любовью, а жить-то как? Сегодня он маме ремонт сделал, завтра машину купит, послезавтра на курорт отправит. А вы с ребёнком где будете?
— Серёжа, не накручивай, — одёрнула его жена. — Парень молодой, ошибся. Может, одумается.
— Одумается он, — проворчал отец. — Маменькин сынок. Таким только в песочнице играть.
Прошла неделя. Вика жила у родителей, ходила на работу, делала вид, что всё в порядке. Коллеги замечали её бледность и круги под глазами, но тактично не спрашивали. Только Ленка, лучшая подруга и коллега по отделу кадров, не выдержала.
— Вик, ты что, с Андреем разошлась? — спросила она за обедом в кафе.
— Типа того, — уклончиво ответила Вика, ковыряя вилкой салат.
— Из-за чего?
Вика рассказала. Ленка слушала, качая головой.
— Во дела, — присвистнула она. — Триста тысяч! Да за такие деньги можно было полквартиры купить в ипотеку.
— Можно было, — согласилась Вика. — Теперь нельзя.
— И что думаешь делать?
— Не знаю. Родители предлагают остаться у них, растить ребёнка вместе. Но им уже под семьдесят, какие из них помощники?
— А Андрей что?
— Звонит каждый день. Пишет. Обещает исправиться, клянётся, что больше такого не повторится.
— Веришь?
Вика пожала плечами.
— Хочется верить. Но как? Он же даже не понимает, в чём проблема. Думает, дело в деньгах. Вернёт, мол, и всё будет хорошо.
— А дело не в деньгах?
— Не только. Дело в приоритетах. Я думала, мы семья. А оказалось, что его семья — это он и его мама. А я так, приложение.
Ленка помолчала, размешивая кофе.
— Знаешь, что я тебе скажу? Мужики все такие. Мой тоже к мамочке каждые выходные ездит, на даче ей помогает. Я сначала бесилась, а потом поняла — бесполезно. Приняла как данность.
— И живёшь?
— Живу. Десять лет уже. Двое детей. Счастлива? Не знаю. Но стабильно.
— Стабильно, — повторила Вика. — А любовь?
— Любовь? — Ленка усмехнулась. — Вик, нам по тридцать с лишним. Какая любовь? Быт, дети, ипотека. Романтика закончилась лет десять назад.
Вика смотрела в окно. За стеклом шёл снег, прохожие кутались в шарфы, спешили по своим делам. Где-то там, в их с Андреем квартире, он сейчас, наверное, сидит за компьютером, пытается работать. Или лежит на диване, смотрит сериалы. Один.
Ей стало жалко его. И себя. И их нерождённого ребёнка.
— Ладно, — сказала она. — Пойду работать. Спасибо за обед.
— Вик, — окликнула её Ленка. — Подумай хорошенько. Второго шанса может не быть. В нашем возрасте найти нормального мужика — это как в лотерею выиграть.
Вика кивнула и вышла из кафе.
Вечером того же дня к родителям Вики приехала Елена Сергеевна. Галина Петровна открыла дверь и растерялась — на пороге стояла статная женщина в дорогом пальто, с идеальной укладкой и маникюром.
— Добрый вечер. Я мама Андрея. Можно мне поговорить с Викой?
— Проходите, — Галина Петровна посторонилась. — Вика! К тебе пришли!
Вика вышла из комнаты и замерла. Свекровь она видела всего несколько раз — на свадьбе, на днях рождения, на новый год. Елена Сергеевна всегда держалась отстранённо-вежливо, словно давая понять: ты мне не очень подходишь, но я терплю тебя ради сына.
— Здравствуй, Вика, — свекровь сняла перчатки. — Нам нужно поговорить.
Они сели в зале. Родители Вики тактично удалились на кухню, хотя отец явно хотел остаться.
— Я пришла извиниться, — начала Елена Сергеевна. — И прояснить ситуацию.
Вика молчала, ожидая продолжения.
— Андрей не говорил мне, что берёт ваши общие сбережения. Я думала, у него есть свободные деньги. Если бы знала…
— Что бы изменилось? — перебила Вика. — Вы бы отказались?
Елена Сергеевна помолчала.
— Наверное, нет, — честно призналась она. — Ситуация была критическая. Но я бы предложила другие варианты. Кредит, например. Или заложила бы золото.
— Золото?
— У меня есть украшения. Наследство от мамы. Я берегу их для Андрея, для его будущей семьи, — она посмотрела на Вику. — Для тебя и вашего ребёнка.
Вика почувствовала, как к горлу подступает ком.
— Я не знала…
— Многого ты не знаешь, — Елена Сергеевна достала из сумочки конверт. — Здесь сто пятьдесят тысяч. Половина суммы. Остальное отдам, как только продам дачу.
— Я не могу…
— Можешь и должна. Это ваши деньги. Я не имела права их брать, пусть и по незнанию.
Вика взяла конверт дрожащими руками.
— Спасибо.
— Не благодари. Лучше скажи — ты вернёшься к моему сыну?
— Не знаю.
— Он извёлся весь. Не ест, не спит, работать не может. Знаешь, я всегда считала его самостоятельным, взрослым. А он, оказывается, без тебя жить не может.
— Без меня или без того, чтобы кто-то о нём заботился?
Елена Сергеевна улыбнулась — неожиданно тепло, по-человечески.
— Знаешь, я тоже так думала сначала. Что он женился, чтобы я его к другой женщине отпустила. Но нет. Он тебя любит. По-настоящему. Просто он… Как бы это сказать? Не умеет он правильно расставлять приоритеты. Я виновата, наверное. Растила одна, баловала.
— Почему вы мне это говорите?
— Потому что я хочу внуков. И хочу, чтобы у них были и мама, и папа. Вместе.
Они сидели молча. За стеной тикали часы, на кухне звякала посуда — родители Вики явно прислушивались к разговору.
— Я подумаю, — наконец сказала Вика.
— Подумай. Но не тяни долго. Мужчины — они как дети. Без присмотра быстро портятся.
Елена Сергеевна встала, надела перчатки.
— И ещё, Вика. Я понимаю, что ты можешь не вернуться. Это твоё право. Но знай — дверь всегда открыта. И для тебя, и для ребёнка. Вы моя семья, хочешь ты этого или нет.
Она ушла, оставив Вику одну. Та сидела, сжимая конверт с деньгами, и думала. О том, что жизнь сложнее, чем кажется. О том, что идеальных людей не бывает. О том, что любовь — это не только романтика, но и умение прощать.
Через три дня Вика позвонила Андрею.
— Привет, — сказала она.
— Вика! — голос у него был хриплый, словно простуженный. — Ты как? Как себя чувствуешь?
— Нормально. Токсикоз начался.
— Тебе нужно что-нибудь? Могу привезти…
— Андрей, давай встретимся. Поговорить надо.
— Конечно! Где? Когда?
— Завтра, после работы. В нашем кафе на Арбате.
— Буду. Обязательно буду.
Вика положила трубку и посмотрела на тест для беременности, который всё ещё лежал на её тумбочке. Две полоски. Две жизни — её и малыша. А может, три? Время покажет.
Кафе на Арбате было их местом. Здесь они познакомились пять лет назад — Вика пришла с подругами, Андрей сидел за соседним столиком с ноутбуком. Подруги ушли, а они проговорили до закрытия.
Теперь Андрей сидел за тем же столиком и нервно теребил салфетку. Он похудел за эти дни, под глазами залегли тени. На нём был тот самый свитер, который она ему подарила на прошлый день рождения.
— Привет, — Вика села напротив.
— Привет. Ты отлично выглядишь.
— Врёшь. Я видела себя в зеркале.
Они замолчали. Официантка принесла меню, но оба отмахнулись — есть не хотелось.
— Два чая, пожалуйста, — попросила Вика. — Зелёный и чёрный.
— Ты теперь зелёный пьёшь? — удивился Андрей.
— Беременным рекомендуют. Меньше кофеина.
Снова тишина. За окном шли люди, светили витрины, играл уличный музыкант. Обычная московская жизнь.
— Твоя мама приходила, — сказала Вика.
— Знаю. Она рассказала.
— И деньги принесла. Половину.
— Я тоже кое-что принёс, — Андрей достал из рюкзака папку. — Договор. Я продал машину.
— Что? Зачем?
— Затем, что мне важнее семья, чем железка на колёсах. Здесь сто восемьдесят тысяч. С маминым — триста тридцать. Даже больше, чем было.
Вика смотрела на документы, не веря глазам.
— Но ты же любил эту машину…
— Люблю. Но тебя люблю больше.
Принесли чай. Вика грела руки о чашку, собираясь с мыслями.
— Андрей, дело не только в деньгах. Ты понимаешь это?
— Понимаю. Теперь понимаю. Я должен был спросить тебя, обсудить. Мы же семья.
— А твоя мама?
— Мама — это мама. Я буду помогать ей, это мой долг. Но не за счёт нашей семьи. Никогда больше.
— Обещаешь?
— Клянусь.
Вика протянула руку через стол. Андрей накрыл её своей ладонью.
— Знаешь, — сказала она, — мой отец говорит, что ты маменькин сынок.
— Наверное, так и есть. Был.
— И что любовь — это не только розы и свидания. Это ещё и быт, и компромиссы, и умение слышать друг друга.
— Я готов учиться.
— И я готова. Но у нас есть условие.
— Какое?
— Все важные решения — только вместе. Касается это денег, воспитания ребёнка, помощи родителям — неважно. Только вместе. Договорились?
— Договорились.
Они сидели, держась за руки, и смотрели друг на друга. В глазах Андрея была надежда, в глазах Вики — осторожная радость.
— И ещё, — добавила она. — Мы снимаем квартиру. Отдельную. Чтобы жить втроём — ты, я и малыш. Без мам, пап и прочих родственников.
— Согласен. Когда переезжаем?
— Не так быстро. Сначала найдём подходящий вариант. С детской, в хорошем районе, недалеко от парка…
— С балконом, — добавил Андрей. — Ты всегда мечтала о балконе.
— С балконом, — улыбнулась Вика. — И чтобы окна не на дорогу.
— И чтобы соседи приличные.
— И магазин рядом.
Они начали строить планы — робко, осторожно, словно боясь спугнуть хрупкое перемирие. Но с каждым словом становилось легче, теплее, роднее.
— Вик, — вдруг сказал Андрей. — А как мы назовём? Ну, малыша?
— Не знаю ещё. Рано думать.
— Если девочка, может, Соня? В честь твоей бабушки?
Вика почувствовала, как глаза наполняются слезами. Хорошими слезами.
— А если мальчик?
— Не Андрей, — твёрдо сказал он. — Хватит с нас одного Андрея в семье.
Они рассмеялись — впервые за эти дни.
Возвращались к родителям Вики вместе. Шли пешком, не спеша, держась за руки. Снег хрустел под ногами, фонари отбрасывали длинные тени.
— Знаешь, — сказал Андрей, — я думал эти дни… Мы ведь могли всё потерять. Из-за моей глупости.
— Не только твоей. Я тоже хороша — сбежала, хлопнула дверью. Могла бы и поговорить спокойно.
— Ты имела право обидеться.
— Имела. Но семья — это не про права. Это про умение договариваться.
Они остановились у подъезда. В окнах горел свет — родители ждали.
— Твой отец меня убьёт, — вздохнул Андрей.
— Не убьёт. Поворчит и успокоится. Главное — веди себя уверенно.
— Легко сказать…
Вика повернулась к нему, положила руки на плечи.
— Андрей. Мы справимся. Правда? Со всем справимся — с бытом, с родителями, с ребёнком?
— Справимся, — твёрдо сказал он. — Обязательно справимся.
Они поднялись на третий этаж. За дверью слышались голоса — родители Вики о чём-то спорили.
— Готов? — спросила Вика, доставая ключи.
— Готов.
Дверь открылась. На пороге стояла Галина Петровна с кухонным полотенцем в руках.
— Ой, Андрюша! — всплеснула она руками. — А мы уж думали… Серёжа, иди сюда! Дети вернулись!
Из комнаты вышел отец. Посмотрел на Андрея исподлобья, буркнул:
— Ну что, блудный сын, вернулся?
— Сергей Михайлович, я…
— Молчи. Сначала поешь. Мать пельмени сварила, остывают. А потом поговорим.
И пока они шли на кухню, Вика поймала взгляд отца и увидела в нём облегчение. Он ворчал для порядка, но был рад, что дочь не осталась одна.
За столом сидели вчетвером. Ели пельмени, пили чай, говорили о пустяках. О погоде, о ценах, о соседке с пятого этажа, которая опять завела собаку. Обычный семейный ужин.
— Кстати, — сказала Галина Петровна, — тут внизу квартира освобождается. Марь Иванна к дочери переезжает. Может, посмотрите? Недорого сдаст, я уверена.
Вика с Андреем переглянулись.
— Посмотрим, — сказал Андрей. — Обязательно посмотрим.
— Только это, — отец махнул вилкой, — чтобы без фокусов. Договор нормальный, всё по закону. И платить вовремя.
— Само собой, Сергей Михайлович.
— И чтобы внука ко мне водили. Каждую неделю минимум.
— Пап, какого внука? Может, внучка будет, — улыбнулась Вика.
— Внучка так внучка. Главное — чтобы здоровенькая. И чтобы на деда похожа была, а не на этого… программиста.
— Серёжа! — одёрнула его жена.
— А что? Я просто констатирую факт. Гены — великое дело.
Андрей усмехнулся. Вика под столом сжала его руку. Всё будет хорошо. Не сразу, не просто, но будет.
За окном падал снег, укрывая город белым покрывалом. Где-то в этом городе была квартира, которая станет их домом. Где-то ждала работа, друзья, новые испытания и радости. А пока они сидели за семейным столом, пили чай и строили планы.
Потому что семья — это не про идеальных людей. Это про тех, кто рядом. Кто готов прощать, учиться, меняться. Кто выбирает любовь каждый день заново, несмотря на обиды и разочарования.
И когда Вика положила руку на живот, где росла новая жизнь, она знала точно: у этого малыша будет семья. Не идеальная, но настоящая. И папа, который научится расставлять приоритеты. И мама, которая научится не убегать от проблем. И две бабушки, и два дедушки, которые будут спорить, чьи гены сильнее.
Обычная семья. Обычная жизнь. Обычное счастье.
А большего и не надо.
