Алексей застыл в дверях спальни с чашкой кофе в руке, глядя на жену, которая стояла перед зеркалом и надевала серьги — те самые, что он подарил ей на годовщину.
— Ты собираешься? — осторожно спросил он.
— Да, — ответила Марина, не оборачиваясь. — К твоей маме. На день рождения.
Алексей чуть не выронил чашку. Кофе плеснулся через край, несколько капель упали на паркет.
— Марина… — он помедлил, подбирая слова. — Ты столько лет не ездила к моей маме и сейчас вдруг решила поехать?
Она наконец повернулась к нему. В её глазах плясали огоньки, которые он не мог разгадать — то ли веселье, то ли что-то другое, более жёсткое.
— Да, хочу посмотреть на её реакцию! — Марина улыбнулась и поправила воротник бирюзового платья. — Ты же не против?
— Нет, конечно… Я просто удивлён. Мама будет рада.
— Уверена в этом, — сказала Марина, и в её голосе прозвучала странная нота, которую Алексей не смог определить.
Он не понимал. Всё это время — пять лет, если быть точным — Марина находила любую причину, чтобы не ездить к его матери. День рождения? У неё важная встреча на работе. Новый год? Внезапная простуда. Восьмое марта? Срочная командировка. Сначала Алексей пытался настаивать, потом махнул рукой. Просто не сошлись характерами, решил он. Бывает. Его мать тоже не особенно спрашивала про Марину, и это казалось взаимным молчаливым соглашением о перемирии.
Но вот теперь Марина сама собиралась к ней в гости, да ещё и наряжалась так, будто шла на важную встречу.
В машине они ехали молча. Алексей несколько раз украдкой посматривал на жену. Марина смотрела в окно, и лицо её было спокойным, даже немного отрешённым. На заднем сиденье лежал дорогой букет из пионов — любимых цветов его матери — и красиво упакованный подарок.
— Ты купила маме подарок? — не удержался он.
— Конечно. Шаль из итальянского кашемира. Видела в том бутике, куда мы с тобой заходили в прошлом месяце. Думаю, ей понравится.
Алексей кивнул, совершенно растерянный. Он не узнавал свою жену. За все эти годы она ни разу не выказывала ни малейшего интереса к тому, что может понравиться его матери.
Они подъехали к знакомому пятиэтажному дому на окраине города. Алексей вырос в этой квартире, знал каждую трещину на фасаде, каждое дерево во дворе. Поднимаясь по лестнице, он вдруг ощутил необъяснимое беспокойство, будто они шли не на день рождения, а на какое-то важное, судьбоносное событие.
Дверь открыла его мать. Вера Петровна выглядела хорошо — волосы аккуратно уложены, новое бордовое платье, лёгкий макияж. Увидев Марину, она на мгновение застыла, но быстро взяла себя в руки.
— Маринечка! Какая неожиданность! — В её голосе звучала неподдельная радость. — Проходите, проходите! Алёша, ты же говорил, что приедешь один.
— Я хотела сделать сюрприз, — улыбнулась Марина, протягивая букет и коробку с подарком. — С днём рождения, Вера Петровна.
— Ах, какая прелесть! Пионы! Спасибо, дорогая! — Мать прижала букет к груди и расцеловала невестку в обе щеки. — Идёмте на кухню, я как раз стол накрываю. Сегодня только мы, тихо так, по-семейному.
Алексей снял куртку и прошёл следом. На кухне пахло пирогами и жарким — мать всегда готовила с запасом. На столе уже стояли салаты, нарезки, горячее в гусятнице.
— Садитесь, садитесь! — суетилась Вера Петровна, доставая из серванта хрустальные бокалы. — Мариночка, как ты похорошела! Просто сияешь! Это платье тебе очень идёт.
— Спасибо, — Марина села за стол, сложив руки на коленях. — Вы тоже прекрасно выглядите.
Алексей налил шампанского, они чокнулись. Мать была необычайно оживлена, говорила без умолку, расспрашивала Марину о работе, о здоровье, интересовалась, не устаёт ли она, не тяжело ли.
— Да нет, что вы, — отвечала Марина с улыбкой. — Работа интересная, хоть и напряжённая. Но я справляюсь.
— Конечно справляешься! Ты же у нас такая умница, такая целеустремлённая! — Вера Петровна накладывала невестке салат. — Кушай, кушай, дорогая! А я вот пироги с капустой испекла, ты любишь?
— Люблю, спасибо.
Алексей жевал молча, наблюдая за этой странной сценой. Мать расшаркивалась перед Мариной, как перед королевой. Интересовалась каждой мелочью, заглядывала в глаза, улыбалась так радушно, что становилось почти неловко. А Марина принимала это внимание с невозмутимым спокойствием, отвечала вежливо, но без особой теплоты.
— Вера Петровна, — вдруг сказала Марина, отложив вилку. — Я хотела бы кое-что обсудить с вами. Если вы не против, конечно.
— Да-да, что угодно, дорогая! — Мать встрепенулась.
— Помните нашу первую встречу? — Марина говорила ровным, спокойным голосом, но Алексей почувствовал, как воздух в кухне словно сгустился. — Шесть лет назад. Алексей привёз меня к вам на ужин.
Вера Петровна кивнула, улыбка на её лице стала напряжённой.
— Конечно помню. Мы тогда плов готовили…
— Да. И вы тогда сказали, что Алёше больше подходила Лена. Его бывшая девушка. Помните?
Лицо матери побледнело. Алексей застыл с бокалом в руке. Он помнил тот вечер — помнил, как мать действительно несколько раз упомянула Лену, причём в очень лестных выражениях. Тогда это показалось ему бестактностью, но он решил, что мать просто неудачно пошутила.
— Мариночка, я… — начала Вера Петровна, но невестка подняла руку.
— Подождите. Дайте мне договорить. — В её голосе не было злости, только какая-то холодная рассудительность. — А потом, на нашей свадьбе, вы сказали своей сестре — я случайно слышала — что эта девушка, то есть я, явно выходит за Алёшу из-за денег. Что он хороший специалист, зарабатывает прилично, и я, видимо, рассчитываю на безбедную жизнь. Помните эти слова?
— Марина, о чём ты? — пробормотал Алексей, чувствуя, как внутри всё переворачивается. — Какие деньги?
— Подожди, Алёша. — Марина не смотрела на мужа, её взгляд был прикован к свекрови. — Вера Петровна, я не ошиблась? Вы действительно так считали?
Мать опустила глаза в тарелку. Пальцы её сжали край скатерти.
— Я… может, я тогда сгоряча… Ты знаешь, мы, матери, мы волнуемся за своих детей…
— Конечно, волнуетесь, — кивнула Марина. — Но это было только начало. Потом были дни рождения, праздники. Каждый раз, когда я приезжала сюда, вы находили способ дать мне понять, что я недостойна вашего сына. То платье не так сидит, то готовлю я неправильно, то вообще с работой слишком много вожусь. Помните, как на восьмое марта три года назад вы сказали при гостях, что настоящая женщина должна думать о доме и муже, а не о карьере? И что Алёше повезло бы больше с домашней женой, а не с карьеристкой?
Алексей почувствовал, как краснеет от стыда. Он смутно помнил тот праздник — помнил, что мать действительно говорила что-то в таком духе, но тогда это прозвучало как обычное брюзжание. Он не придал этому значения. Не подумал, как это могло ранить Марину.
— А потом, — продолжала Марина, и голос её стал тише, — вы начали прямо говорить, что я тяну из Алёши деньги. Что мне должно быть стыдно. Что я использую его как банкомат. Помните? Это было на вашем дне рождения четыре года назад. Тогда же вы сказали, что Лена была бы лучшей женой, потому что она скромная девушка и никогда не требовала подарков.
— Марина, я не думала… — Вера Петровна уже не скрывала слёз. — Я просто хотела…
— Вы хотели указать мне моё место, — спокойно закончила Марина. — И вам это удалось. Я перестала сюда приезжать. Не потому, что была занята. Не потому, что мы с вами не сошлись характерами. А потому что каждый визит сюда был для меня унижением. Потому что вы смотрели на меня, как на воровку, которая пришла обобрать вашего сына.
— Я не знал, — выдохнул Алексей, глядя на мать. — Мама, ты правда так говорила?
Вера Петровна молчала, слёзы текли по её лицу. Она вытирала их салфеткой, но они не прекращались.
— А теперь, — Марина достала из сумочки конверт и положила его на стол, — давайте поговорим о настоящем. Вера Петровна, вы получаете от нас деньги каждый месяц. Пятьнадцать тысяч на жизнь, на лекарства, на мелкие расходы. Верно?
— Да, — прошептала мать.
— Алёша, — Марина повернулась к мужу, — скажи маме, кто сейчас в нашей семье зарабатывает больше.
Алексей замер. Он смотрел на жену, и в его глазах была смесь растерянности и стыда.
— Марина, причём тут…
— Скажи, — повторила она мягко.
— Ты, — признался он. — Ты зарабатываешь больше. В три раза больше.
Вера Петровна подняла голову, глаза её расширились.
— Два года назад, — начала Марина, — меня повысили до начальника отдела. Год назад я стала заместителем директора. А три месяца назад получила повышение ещё раз — теперь я коммерческий директор нашей компании. Моя зарплата плюс премии составляет двести пятьдесят тысяч в месяц. У Алёши — восемьдесят. И это после того, как его обошли при последнем повышении.
— Интриги, — пробормотал Алексей. — На работе интриги, я же говорил…
— Я знаю, дорогой, — Марина положила руку на его плечо. — Это не твоя вина. Просто так получилось. И вот уже год большая часть наших семейных расходов идёт с моей карты. Отпуск в Турции — я оплатила. Новый телевизор — я купила. Ремонт в ванной — мои деньги.
Она снова посмотрела на свекровь.
— И эти пятнадцать тысяч, что мы переводим вам каждый месяц? Большая часть — мои деньги. Из моего кармана. Из кармана той женщины, которая, по вашим словам, охотилась за деньгами вашего сына.
Тишина повисла такая, что было слышно тиканье часов на стене. Вера Петровна сидела бледная, с опущенной головой. Алексей смотрел то на мать, то на жену, и не мог вымолвить ни слова.
— Вы понимаете, — продолжала Марина, и теперь в её голосе наконец появилась эмоция — не злость, но что-то похожее на горькую усталость, — я пришла сюда, не для того, чтобы отомстить. Не для того, чтобы торжествовать. Я просто хочу услышать от вас… Не мучает ли вас совесть, Вера Петровна? Не мучает ли вас совесть, когда вы берёте эти деньги? Когда вы покупаете себе лекарства на мои деньги, заказываете продукты на дом на мои деньги? Когда вы получаете на карту эти деньги и знаете, что большая часть этой суммы — от той самой девушки, которую вы считали содержанкой?
Вера Петровна закрыла лицо руками. Её плечи затряслись от беззвучных рыданий.
— Простите меня, — выдохнула она. — Простите. Я была дурой. Глупой дурой.
— Нет, мама, — Алексей порывисто встал. — Не надо так… Марина, зачем ты всё это…
— Сядь, Алёша, — устало попросила Марина. — Пожалуйста. Это разговор нужен был не тебе, а нам с твоей матерью.
Он медленно опустился на стул. Смотрел на мать, которая плакала, потом на жену, лицо которой оставалось бесстрастным.
— Я завидовала, — призналась Вера Петровна, опуская руки. Глаза её были красными, тушь потекла. — Завидовала тебе, Мариночка. Ты была такая красивая, умная, успешная. А я… я всю жизнь проработала кассиром в магазине. Сын мой был моей гордостью, моим достижением. И когда он привёл тебя, я подумала, что ты отберёшь его у меня. И я хотела… хотела как-то принизить тебя, показать, что ты не идеальна. Что и у тебя есть недостатки.
Она вытерла слёзы ладонью.
— Я выдумала эту историю про деньги. Убедила себя, что ты меркантильная. Потому что так мне было легче. Легче думать, что мой Алёша — жертва, а не счастливый муж. Легче верить, что ты недостойна его, а не наоборот. И со временем я сама поверила в это. Стала говорить это вслух. Наслаждалась, когда видела, как ты реагируешь. Как тебе больно. Потому что это давало мне ощущение власти. Ощущение, что я ещё что-то значу, что моё мнение важно.
Она подняла глаза на Марину, и в них была такая боль, такое раскаяние, что даже Алексей почувствовал комок в горле.
— А потом ты перестала приезжать. И я обрадовалась — подумала, что победила. Что показала тебе твоё место. Но Алёша стал грустным. Я видела, как он тоскует, когда приезжает ко мне один. Видела, что ему не хватает тебя рядом. И я поняла, что натворила. Но было поздно. Слова не вернёшь. А потом Алёша начал переводить деньги… и каждый месяц я брала их. Брала и ненавидела себя. Особенно когда он говорил: «Это от нас с Мариной». Я знала, что «от нас» — это значит и от тебя тоже. И мне было стыдно. Но я молчала. Потому что не хватало смелости признаться.
Марина слушала, не сводя глаз со свекрови. Алексей не мог понять, что творится у неё внутри. Лицо жены оставалось непроницаемым.
— А сейчас ты пришла, — продолжала Вера Петровна, — и я так обрадовалась. Подумала, может быть, ты простила. Может быть, мы начнём всё сначала. И когда ты задала этот вопрос… Да, Мариночка. Меня мучает совесть. Каждый день. Каждый раз, когда я получаю эти деньги.
Она протянула руку к конверту, что лежал на столе.
— Вот последние деньги, что я получила от вас. Я их не тронула. Возьми их обратно. Я не хочу больше. Я лучше буду экономить, но не буду брать то, что заработала ты. То, что я не заслуживаю.
Марина смотрела на конверт, потом снова на свекровь. И вдруг её губы дрогнули. Впервые за весь вечер её бесстрастная маска треснула.
— Знаете, Вера Петровна, — сказала она тихо, — я думала, что приду сюда и мне станет легче. Что я выговорюсь, и всё это останется в прошлом. Но сейчас мне просто грустно. Грустно от того, как всё могло быть по-другому.
Она встала, обошла стол и взяла её руки в свои.
— Я пришла не за извинениями. Я пришла, чтобы закрыть эту страницу. Чтобы сказать вам: да, было больно. Да, было обидно. Да, я избегала вас, потому что не хотела снова чувствовать унижения в вашем доме. Но теперь… Если вы правда сожалеете. Я попробую забыть это…
Вера Петровна схватила руки невестки, прижала их к губам.
— Прости меня, девочка моя. Прости глупую. Я всё исправлю. Я буду лучше. Обещаю.
— Не обещайте, — Марина улыбнулась сквозь подступившие слёзы. — Просто… просто любите Алёшу. И примите меня такой, какая я есть. Со всеми моими карьерными успехами и неумением печь пироги.
— Я научу тебя печь пироги! — всхлипнула Вера Петровна, смеясь сквозь слёзы. — И готовить плов. И мои фирменные блинчики с мясом.
Алексей сидел, не в силах пошевелиться. Он не знал, что его жена несла в себе всё это столько лет. Не знал, что его мать была способна на такую жестокость.
— Деньги оставьте себе, — сказала Марина, отстраняясь. — Они ваши. И мы продолжим помогать. Потому что вы — мама Алёши. А он мой муж.
В машине они ехали молча. Алексей держал руку жены в своей.
— Прости меня, — сказал он наконец. — За то, что не видел. Не понимал. Не защитил тебя.
Марина посмотрела на него и улыбнулась — той самой улыбкой, в которую он когда-то влюбился.
— Ты не обязан был знать. Я сама скрывала. Не хотела ставить тебя в неловкое положение из-за матери.
— Но теперь я знаю. И теперь всё будет по-другому.
— Да, — согласилась она. — Теперь всё будет по-другому.
И они поехали домой, держась за руки, в ту квартиру, что была куплена на общие деньги, в ту жизнь, что они строили вместе. И впервые за долгое время Марина чувствовала, что груз, который давил на её плечи все эти годы, наконец-то начал таять.
А на следующий день Вера Петровна позвонила им и предложила встретиться на выходных. Просто так. Чтобы погулять в парке, выпить кофе, поговорить. Не по случаю дня рождения или праздника, а просто потому, что ей хотелось видеть их. Обоих.
И это было начало. Настоящее начало той семьи, которой они могли стать, если бы не гордость, не предрассудки, не страх признаться в своих ошибках. Иногда нужно пройти через боль, чтобы выйти к свету. Иногда нужно высказать всё, что накопилось, чтобы освободиться. И иногда месть оборачивается не триумфом, а исцелением — для всех.
