Звук захлопнувшейся двери отзывался в квартире эхом, а я продолжала стоять посреди кухни, сжимая в руках пустые чашки от чая. Сердце билось так громко, что казалось — весь мир его слышит. Три миллиона рублей. Три миллиона! Эта цифра звучала в голове, как приговор, хотя преступления не совершала. Преступление совершила Инна — моя сестра, которая умудрилась наделать долгов на сумму, превышающую стоимость моего жилья. И теперь мать требует, чтобы я отдала квартиру, за которую боролась годами, чтобы спасти безответственную дочурку.
История началась задолго до этого катастрофического дня. Инна всегда была другой — если я с детства привыкла рассчитывать на себя, то она росла в уверенности, что мир ей что-то должен. Разница в пять лет казалась пропастью: пока я училась, работала и строила семью, Инна «искала себя». По словам матери, это благородное занятие оправдывало любые её поступки.
— Инночка пытается найти своё призвание, — объясняла мать каждый раз, когда я интересовалась, почему сестра в тридцать лет до сих пор не может обеспечить себя нормально.
— Может, стоит искать не так интенсивно? — отвечала я, глядя на очередные фотографии Инны из дорогих заведений в социальных сетях.
Во время моих «поисков призвания» я родила сына Максима и развелась с его отцом Павлом. Павел оказался тем человеком, который легко берёт на себя обязательства, но не менее легко от них избавляется. Когда началась борьба за квартиру — единственное совместно нажитое имущество — он действовал по принципу «всё или ничего». Забрать ребёнка он не хотел, но и оставить мне жильё тоже не планировал.
— Зачем мне малыш? — говорил Павел во время одной из наших ссор. — Ты же всё равно лучше справляешься.
— А что, по-твоему, я должна делать? — кипела я.
— Разбирайся как знаешь. Материнство — твой выбор, а не мой.
Этот разговор стал точкой невозврата. Я поняла: рассчитывать можно только на себя. Квартиру удалось отсудить, потому что все платежи проходили через мою карту, и материнский капитал тоже был вложен мной. Павел ушёл из нашей жизни практически полностью — звонит дважды в год, переводит алименты автоматически и больше никак не участвует в воспитании сына.
Жизнь наладилась постепенно. Появился Виктор — мужчина, который не обещает золотые горы, но даёт то, что действительно важно: стабильность и внимание. Он честно предупредил, что дети — не его стихия, но при этом старается найти общий язык с Максимом и иногда остаётся с ним, давая мне возможность отдохнуть.
Помощи от родственников я не ждала и не просила. Мать постоянно была занята проблемами младшей дочери, а Инна жила в своём мире вечного праздника. Пару раз я обращалась к сестре с мелкими просьбами — сходить в аптеку или посидеть с Максимом полчаса — но получала отказы под разными предлогами.
Все эти годы мать исправно держала меня в курсе Инниных бед. Сестра работала в какой-то коммерческой фирме на полставки, получала копейки, но при этом умудрялась вести светскую жизнь. Деньги на роскошь брались из микрозаймов с безумными процентами.
— Инночке так тяжело, — сетовала мать за привычной субботней чашкой чая. — Эти мошенники из кредитных контор совсем обнаглели.
— Так никто её не заставляет у них брать, — возражала я.
— Она же вынуждена! По-другому никак.
Что именно вынуждало Инну тратить на один ужин в ресторане сумму, на которую я кормила семью неделю, мать объяснить не могла. Логика работала односторонне: младшая дочь страдает, значит, ей нужно помочь.
И вот в одну обычную субботу, когда я занималась домашними делами, а Максим играл во дворе, мать ворвалась ко мне без предупреждения. Я сразу поняла — случилось что-то серьёзное. Лицо её было красным, глаза на мокром месте.
— Светочка, — выдохнула она, стоя на пороге. — Беда такая…
— Проходи, успокойся, — сказала я. — Расскажи всё по порядку.
Мать тяжело опустилась на кухонный стул и схватилась за сердце.
— У Инны долги… — начала она.
— У неё постоянно долги, — перебила я. — В этом нет ничего нового.
— Три миллиона, Света. Три миллиона рублей.
— У Инны долги на три миллиона рублей. Давай скорее, я уже договорилась с покупателями твоей квартиры — Сказала мать
Чашки чуть не выпали у меня из рук. Я медленно поставила их на стол и присела напротив матери.
— Как это возможно? — прошептала я.
— Инночка не могла платить проценты, брала новые займы… Теперь звонят, угрожают. Говорят такое… Боюсь, что с ней что-то сделают.
Я пыталась осознать масштаб катастрофы. Три миллиона — это больше, чем стоила моя квартира. Откуда у сестры такая безрассудная смелость?
— Инне нужно помочь, времени нет.
Я почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Мама, я ничего продавать не буду, — сказала я как можно спокойнее.
— Как это? — всплеснула руками мать. — А Инночка? Её же могут убить!
— Мам, у меня ребёнок. Где мы будем жить? На улице?
— Да что ты выдумываешь! Переедете ко мне.
— В твою двушку? Все втроём в одной комнате?
— Максимку в одну комнату поселим, а ты со мной. Не умрёшь же.
Перспектива в тридцать пять лет жить с матерью в одной комнате меня не вдохновляла. Но дело было не только в удобстве. Я потратила годы, чтобы обеспечить сыну нормальные условия, и теперь мне предлагали всё это отдать ради прихотей сестры.
— Мама, — сказала я твёрдо. — Это проблемы Инны, не мои. Она взрослый человек и должна отвечать за свои поступки.
Лицо матери исказилось от гнева.
— Как ты можешь! — закричала она. — Это же твоя сестра! Родная кровь!
— Мне кто-нибудь помогал, когда было трудно? — спросила я.
— Опять начинаешь старые обиды ворошить.
— Это не обиды, мам, это реальность. Я готова помочь Инне в разумных пределах, но лишать крыши над головой своего ребёнка ради её долгов не собираюсь.
— Тогда к этому… как его… к Виктору переедешь.
— А он согласен? Принимать в своей квартире женщину с ребёнком? Мам, я не стану разрушать отношения ради Инны.
Мать покачала головой и поднялась.
— Поплатишься за свою жёсткость, — бросила она. — Всё зло к тебе вернётся.
— Мам, — окликнула я её у двери. — Только сама не делай ничего безрассудного. Не помогай Инне деньгами. Она не оценит жертвы и не поможет тебе потом.
— Не всем же быть такими эгоистичными, как ты, — отрезала мать и вышла.
После её ухода я убрала посуду и попыталась вернуться к обычным делам, но мысли путались. За Инну я особо не переживала — пусть разбирается с последствиями своих решений. Но за мать было тревожно. Боялась, что она попытается взять кредит на себя или ещё что-нибудь в таком роде.
На всякий случай я позвонила Инне и попыталась образумить её.
— Хватит жаловаться матери на свои проблемы, — сказала я. — И если просила у неё денег — позвони и откажись.
— Почему я должна отказываться, когда деньги нужны? — удивилась Инна. — Мама к тебе ходила, да? Рассказала про долги?
— Да. И потребовала, чтобы я продала квартиру для их погашения.
— И продашь? — в голосе сестры прозвучала жадная надежда.
От этой интонации меня чуть не стошнило.
— Нет, Инна. Ни я, ни мама платить за тебя не будем. Пора повзрослеть. Тебе уже за тридцать.
Несколько недель прошли в тишине. Мать на мои звонки отвечала неохотно, всегда торопилась куда-то, обещала перезвонить, но не перезванивала. Инна исчезла даже из социальных сетей — не публиковала фотографий, не выходила на связь.
Когда я решила проведать мать и привезти ей продуктов, оказалось, что звонить нужно по другому адресу.
— По старому адресу я больше не живу, — сообщила мать со вздохом.
Ещё до объяснений я всё поняла. Мать продала свою квартиру, деньги ушли на Инниные долги, а сама она перебралась в коммунальную квартиру. Мне не сказала, «чтобы не расстраивать».
Я немедленно набрала Инну, но телефон был недоступен. Сестра пропала так же внезапно, как появились её проблемы. Только через несколько месяцев она объявилась в социальных сетях — уже из другого города, с новыми фотографиями и, судя по всему, с новым мужчиной.
Мать сказала, что видела Инну последний раз в суде, где та появилась в сопровождении незнакомого мужчины. После этого сестра исчезла, оставив мать одну разгребать последствия.
С тех пор я с Инной не разговариваю. Проще считать, что у меня никогда не было сестры, чем пытаться понять логику человека, способного разрушить жизнь родного человека ради собственных прихотей.
