«В 23 я го­ня­ла по Твер­ской на шикарной ма­ши­не, стоя ря­дом с во­ди­те­лем с шам­пан­ским в ру­ке». Актриса Нина Маслова

Звезда «Афони» и «Большой перемены» рассказывает о себе:

Я са­мой пер­вой в Со­ю­зе сни­ма­лась для ре­к­ла­мы. В то вре­мя, ко­г­да у нас ее в прин­ци­пе не бы­ло. Сня­лась в 1973 го­ду в ре­к­ла­ме шо­ко­ла­да «Цирк». За год до это­го я вы­шла вто­рой раз за­муж. У ме­ня ос­та­лось кру­жев­ное сва­деб­ное пла­тье, ко­то­рое я пе­ре­кра­си­ла в тер­ра­ко­то­вый цвет. И я в этом пла­тье под­ни­ма­ла пли­то­ч­ку шо­ко­ла­да и го­во­ри­ла: «Ци-и-рк!».

По­том бы­ла ре­к­ла­ма ураль­ско­го ма­ла­хи­та в 90-х го­дах, за­тем – «Хол­динг-цен­т­ра». Я сто­я­ла у хо­ло­диль­ни­ка и го­во­ри­ла: «Это все мо­ж­но ку­пить в «Хол­динг-цен­т­ре».

По­с­ле это­го, ку­да бы я ни при­хо­ди­ла — на при­ем к вра­чу, в ма­га­зин, ме­ня ве­з­де встре­ча­ли вос­кли­ца­ни­ем: «А, Хол­динг-центр!» Я еще в этой ре­к­ла­ме под­но­си­ла ча­ше­ч­ку ко­фе ка­ко­му-то се­до­му му­жи­ку с бо­род­кой. И ме­ня все зна­ко­мые ак­те­ры по­че­му-то с этим му­жи­ком объ­е­ди­ни­ли. Все по­том спра­ши­ва­ли: «Это что, твой лю­бов­ник?»

Сей­час я од­на. И мне это очень нра­вит­ся, по­то­му что сво­бод­ное ме­с­то обя­за­тель­но дол­ж­но чем-то за­пол­нить­ся. И луч­ше пусть не бу­дет ря­дом ни­ко­го, чем тот, кто те­бе со­вер­шен­но не под­хо­дит.

Был у ме­ня до­воль­но боль­шой пе­ри­од, ко­г­да мне бы­ло все рав­но, кто ря­дом, лишь бы не быть од­ной. Мне нра­ви­лись со­в­сем дру­гие ве­щи, не сов­па­да­ли то­ч­ки зре­ния, но я всех тер­пе­ла, по­то­му что бо­я­лась ос­тать­ся од­на. И этим все се­бя за­ка­пы­ва­ла и за­ка­пы­ва­ла.

Бы­ло вре­мя, ко­г­да уход муж­чин я пе­ре­но­си­ла очень тя­же­ло. Да­же ес­ли че­ло­век был мне не ну­жен. При этом по­ни­ма­ла, что это не лю­бовь, а про­с­то очень силь­ный эго­изм, гор­ды­ня. По мо­ло­до­сти да­же ве­ны се­бе ре­за­ла. Сей­час мне это очень смеш­но.

Со вре­ме­нем по­ни­ма­ешь, что на­до вос­при­ни­мать уход от те­бя че­го-то или ко­го-то как сча­стье. Гос­подь те­бя ос­во­бо­ж­да­ет для че­го-то луч­ше­го. По­э­то­му за то, что ухо­дит, не на­до це­п­лять­ся. Будь то ра­бо­та, ка­кие-то бла­га или че­ло­век.

Ко­г­да уми­ра­ют бли­з­кие лю­ди, это страш­но, но не ну­ж­но об этом скор­беть. Осе­нью ли­ст­ва опа­да­ет, и мы ни­че­го не мо­жем из­ме­нить. Та­кие ве­щи ну­ж­но на­у­чит­ся при­ни­мать.

Я позд­но это­му ста­ла учить­ся, толь­ко по­с­лед­ние го­ды. Ко­г­да в стра­не все ста­ло ру­шить­ся, у ме­ня то­же все враз рух­ну­ло: и в ра­бо­те, и в ли­ч­ной жиз­ни.

Я ни­ко­г­да ни­че­го не бо­я­лась, а тут вдруг безумно ис­пу­га­лась.

Ста­ла по­хо­жа на ще­но­ч­ка под до­ж­дем. Та­кие встре­ча­ют­ся на ули­це: гряз­ные, с про­ся­щи­ми гла­за­ми.

Не­дав­но в ка­кой-то пе­ре­да­че я ус­лы­ша­ла сло­ва На­де­ж­ды Баб­ки­ной, ко­то­рые очень то­ч­но пе­ре­да­ва­ли мои мы­с­ли. Она го­во­ри­ла о том, что ее все при­вы­к­ли ви­деть та­кой кру­той, та­кой мощ­ной, а у нее есть свои про­б­ле­мы, свои сла­бо­сти. Но ко­г­да на­чи­на­ешь по­ка­зы­вать их лю­дям, они от те­бя от­во­ра­чи­ва­ют­ся.

И от ме­ня ста­ли от­во­ра­чи­вать­ся, по­то­му что ни­кто ме­ня не хо­тел ви­деть сла­бой.

Лю­дям, ко­то­рые жа­лу­ют­ся и сто­нут по­сто­ян­но, все­гда да­ют и да­ют. Но я в этом смы­с­ле как Баб­ки­на. Ме­ня все при­вы­к­ли счи­тать кру­той, не зная, как я жи­ву на са­мом де­ле. Мне по­на­до­би­лось не­сколь­ко лет, что­бы по­нять, что мне дру­гой быть нель­зя, что это не ор­га­ни­ч­но мо­ей при­ро­де. Мне на­до быть силь­ной, улы­ба­ю­щей­ся, ни­ко­му не по­ка­зы­вать, как бы­ва­ет пло­хо.

Я ду­маю, по­л­ное сча­стье — это ко­г­да у дру­гих лю­дей есть ка­кие-то су­пер­цен­но­сти: ма­ши­ны, ях­ты, двор­цы, а ты им аб­со­лют­но не за­ви­ду­ешь, а про­с­то ра­ду­ешь­ся за них. Я не за­ви­дую ма­те­ри­аль­ным бла­гам, по­то­му что у ме­ня все это бы­ло, и я знаю, что ни­ка­ко­го сча­стья они не при­но­сят.

В од­ной пе­ре­да­че не­дав­но по­ка­зы­ва­ли, как са­мые бо­га­тые лю­ди Мо­с­к­вы вы­еха­ли на Твер­скую ули­цу в сво­их до­ро­гу­щих ли­му­зи­нах. Ко­г­да мне бы­ло 23 го­да, я го­ня­ла по Твер­ской в то­ч­но та­кой же ма­ши­не, стоя ря­дом с во­ди­те­лем, с шам­пан­ским в ру­ках. И это для ме­ня бы­ло так же обы­ч­но, как ут­ром по­чи­с­тить зу­бы. Так же я с од­ной су­мо­ч­кой ле­та­ла за гра­ни­цу. При­хо­ди­ла в ма­га­зин, оде­ва­лась с ног до го­ло­вы и ле­те­ла об­рат­но.

Я все­гда стре­ми­лась ни от ко­го не за­ви­сеть. Один мой при­ятель дол­го уго­ва­ри­вал ме­ня всту­пить в ко­о­пе­ра­тив от Со­ю­за ки­не­ма­то­гра­фи­стов. Го­во­рил: «Я те­бе пер­вый внос за­пла­чу». Ну ка­кой че­ло­век от­ка­жет­ся? А мне лень бы­ло за­пол­нять ка­кие-то бу­ма­ги. За­то мне всю жизнь бы­ло лег­ко, по­то­му что я ни­ка­ким гру­зом не об­рас­та­ла. Ведь ес­ли ты что-то бе­решь у дру­го­го че­ло­ве­ка, то чув­ст­ву­ешь се­бя обя­зан­ным.

Я так ус­т­ро­е­на, что да­же ес­ли по­ку­паю лиш­нюю вещь, мне она уже ме­ша­ет. Мне на­до сра­зу ее ко­му-то по­да­рить.

Ко­г­да не­сколь­ко лет на­зад я по­ня­ла, что не ум­ру, ро­ди­лась сно­ва. Сей­час мне око­ло че­ты­рех лет.

Я все по­з­наю за­но­во: учусь жить, лю­бить, на­сла­ж­да­юсь ка­ж­дым но­вым ут­ром, пою во весь го­лос, жду ра­бо­ты, пи­шу сти­хи.

За­кон­чить хо­чет­ся сти­хо­тво­ре­ни­ем, ко­то­рое зву­ча­ло в се­ри­а­ле «Са­лон кра­со­ты»:

Я не люб­лю пу­с­тые раз­го­во­ры,

Я не­на­ви­жу дым от си­га­рет,

И эти до­мо­ро­щен­ные спо­ры

О том, что бы­ло и че­го уж нет,

Как мо­ло­ды и как кра­си­вы бы­ли,

И вот уж от же­ла­нья нет сле­да.

Чи­хаю я от сло­во­блуд­ной пы­ли,

Бы­ла я, есть я, бу­ду я все­гда!