Девушка Лена из джаз-комедии «Весёлые ребята» (1934) – интереснейший персонаж. Она, как все отрицательные герои, гораздо ярче положительной домработницы Анюты. Карикатурная щеголиха, или как её величают в титрах «дитя Торгсина» ни в коем случае не нэпманша, ибо НЭП уже давно свёрнут. Она — родственница крупного хозяйственника (не партийца и не командира!). То есть существо несознательное и уж точно не комсомолка.
Но не меньше, чем она сама, любопытно выглядит её презанятный гардероб, который тоже являет собой грубоватую и точную карикатуру на тогдашние западные моды. Сейчас нам это не видно, а в 1934 году крутые изыски воспринимались, как «чересчур», но «очень в теме». Девочка одета, как заграничная куколка, но переборщила с шик-блеском, и потому — нелепа.
Начнём с её пляжного ансамбля. В те годы царил культ загара или, как его называли – гелиотерапии. Фицджеральдовский тип сибаритствующей красавицы – загорелая («апельсиновый» загар, воспетый в романе «Ночь нежна»!), статная, расслабленная дива. По сути, Лена больше похожа на какую-нибудь начинающую Вандербильдиху…
То есть, будь она в Америке, все бы поняли, что первым богачом в их семье был папа, «новые деньги» и она — некомильфо. Но «Весёлые ребята» — штука странная, в ней маловато Мосфильма, но много сияющего Голливуда, куда ездил режиссёр Gregory Alexandroff. К слову, советское кино могло пойти по американскому пути…
…Но мы отвлеклись. В 1920-1930-х годах роскошные дамы перестали быть обморочно-бледными, хотя апельсиновый загар не предполагал красной физиономии – отсюда широкие шляпы и обязательный парасоль. Был освоен трикотаж, и парижский модельер Жан Пату создавал купальные костюмы для богатых да румяных. Коко Шанель не отставала (см. костюмы для спорт-балета ‘Le Train bleu’).
Что за фирма у Лены, я не знаю – какой-то логотип в виде буквы F (Fendi уже существовал, но у них был и того иной опознавательный знак). Хочется сказать: Фицджеральд и это будет сарказм. Типаж – правильный: длинные, стройные ноги и широкие плечи, хотя, фицджеральдовские девушки сильно худее.
Пляжно-купальное облачение представляло собой обтягивающий комбинезончик с пояском на талии (хотя смотрится это, как майка с шортиками). Дамы по песку ходили в специальной обуви, но Лена щеголяет в туфельках на каблуке, что смешно. Опять же, никто не носил такие перчатки. Видите – всё в трендах, но ещё и сверх того.
«До такой степени дошла тонкость вкуса», — как когда-то сказал Николай Гоголь, правда, по иному поводу. Опять же пляжное фланирование подразумевало широченные брюки, в которых не жарко. Так-то женщины штаны ещё не освоили (в массовом порядке), однако, на отдыхе – дозволялось правилами хорошего тона. Хотя, и тут не все осмеливались.
Далее идут платья. В первой половине 1930-хбыл актуален очень длинный подол – как некая антитеза коротким юбкам прошлого десятилетия, и, если в 1920-х талия вовсе не подчёркивалась, то в 1930-х она сделалась центром композиции, правда, фиксировалась она чуть выше естественной линии – так ноги казались ещё длиннее.
В 1920-х был геометрический силуэт — прямоугольник, в 1930-х – сказочный, «русалка», то есть обрисовывались бёдра. Вся эта спортивно-зазывная (!) прелесть обильно подчёркивалась рюшами – у летних нарядных платьев чаще всего были рукава-крылышки, как у Лены и её матери. Это создавало «летящий» силуэт, волну и – волнение (мужских сердец!).
Следующее платье мы видим в сцене великосветского раута, где ковбой-джазмен Костя Потехин развлекает публику, принявшую его за итальянца Фраскини (Fraschini – автомобиль-мечта, в 1930-х эта шутка сценариста была понятна). Читаем у современников: «Какую вы хотите, Адам Казимирович? «Студебеккер»? «Линкольн»? «Ройс»? «Испано-Сюизу»? – «Изотта-Фраскини», – сказал Козлевич, зарумянившись».
Тут у Лены уже рукава-буфы, также вернувшиеся в моду после долгого забвения – столь мощные «шары» до этого были в моде только аж в 1890-х годах. У мамы – снова «крылышки», причём рукавчики оформлены интересно – плечи обнажены, а «крыло» расположено чуть ниже, тогда как всё держится на бретелях. Этот фасон делал плечи шире, как того требовала мода.
Силуэт – то самый русалочий, а у мамы линия талии (которой нет!) ещё выше, чем предписано стилем. Потом мы встречаем Леночку в театральной ложе – на ней вечерняя шляпка, отдалённо напоминающая треуголку XVIII столетия. Тогда в моду вошёл историзм – отсюда, кстати, и вышеуказанные рукава-буфы, и эти забавные шляпочки. Мадемуазель, увидев Костю на сцене, сказала: «Мама! Мы выгнали настоящего!» В смысле, Лена опять приняла Потехина за Фраскини.
На ней восхитительное бархатное облачение – с буфами, конечно же, а лацканы напоминают нечто из эпохи Ренессанса. Да, макияж! У девушки тонко-тонко выщипаны брови, которые ещё и драматически-изогнуты; крошечный ротик (верхняя губа – классический «лук купидона», ах!) и сильно подведённые, громадные глаза. Гротеск высшей пробы. Вообще, то, что в этом образе делает Мария Стрелкова, близко к эпатажу.
Её ближайший аналог – Мэй Уэст. Подобно Мэй, наша Стрелкова могла бы стать музой Эльзы Скиапарелли, которая предпочитала одевать острохарактерных женщин, выходящих за рамки хорошего тона. Вот эта Лена – прямо-таки готовая модель, чтобы носить «платье с лобстером», шляпку-туфельку и прочий сюрреалистический вздор, столь популярный в эпоху, именуемую красивым словом «интербеллум».
