— Ты кто и как здесь оказался?! — вскрикнула Таня, замершая в дверях. На её кровати безмятежно спал незнакомый паренёк.
— Устал… заснул… — пробормотал он сквозь сон.
— Тогда рассказывай сказку! — неожиданно потребовала девушка.
И он начал рассказывать. Глуховатым тембром, с нелепыми паузами и смешными интонациями.
Через три дня этот студент — Евгений Сидихин — стоял на пороге с потрёпанным чемоданчиком. Внутри лежал единственный предмет, который он посчитал важным для их совместной жизни: солдатская подушка.
Так завязалась история, длящаяся уже три с половиной десятилетия.
Мальчик, оставшийся без матери
Ленинград, 1974 год. В коммунальной квартире на Васильевском острове тихий свет лампы выхватывает из темноты детскую фигурку, склонившуюся над книгой. Десятилетний Женя Сидихин закутан в мамин старый плед — единственное, что ещё хранит её запах.
— Опять не спишь? — шепотом спрашивает бабушка, заглядывая в комнату.
— Я дочитываю, — так же тихо отвечает мальчик, прижимая к груди потрёпанный томик «Детей капитана Гранта».
Он не признаётся, что боится спать. Во сне снова приходит тот страшный день, когда мама не вернулась из больницы. А потом — второй удар: новая мама, такая добрая, тоже уходит навсегда. Две потери подряд оставили в детской душе незаживающую рану.
Его спасали три вещи:
1. Книги из маминой библиотеки
Пыльные фолианты с золотым тиснением становились дверями в другие миры. Особенно он любил «Трёх мушкетёров» — там были настоящая дружба и благородство, которых так не хватало в реальной жизни.
2. Верфи с отцом
По субботам он ходил с папой на судостроительный завод. Гул машин, запах свежей краски и металла — здесь всё дышало силой. Мальчишка завороженно наблюдал, как из груды железа рождаются могучие корабли.
3. Спортзал за углом
В четырнадцать Евгений Сидихин записался в секцию борьбы. Тренер, бывший фронтовик, сразу понял — этому парню нужно не столько спортивное мастерство, сколько возможность выплеснуть боль.
Особое место занимал школьный драмкружок. На сцене можно было быть другим — сильным, весёлым, любимым.
— Ты будешь великим актёром, — как-то сказала ему учительница литературы.
— Нет, я буду капитаном, — упрямо отвечал Женя, гладя рукой штурвал в Клубе юных моряков.
Но судьба готовила другой поворот. Когда в шестнадцать он впервые вышел на сцену Народного театра, сердце забилось так сильно, будто выходило в открытое море во время шторма. В этот момент он понял — театр станет его спасательным кругом.
От казармы до кинокамеры: как боль стала искусством
1983 год. Евгений Сидихин, подающий надежды студент ЛГИТМиКа, сжимает в руках повестку. В ушах ещё звучат слова педагога: «Ты рождён для сцены!» Но судьба распорядилась иначе — вместо театральных подмостков его ждёт песчаный Туркменистан, а затем ад Афганистана.
«Артист в армии — это как клоун на похоронах», — хрипло смеялись старослужащие, наблюдая, как новобранец Сидихин в перерывах между заданиями разыгрывает для сослуживцев целые спектакли.
40-градусная жара. Тиф, выкашивающий целые роты. Евгений чудом выжил — может быть, потому, что судьба берегла его для чего-то большего. «Когда теряешь друзей на глазах, играть на сцене кажется кощунством», — признаётся он много лет спустя.
1985 год. Демобилизованный Сидихин возвращается в институт, но теперь в его глазах — глубина, которой не купишь ни в каких театральных школах.
1991 год. Первая крупная роль в кино — боксёр в криминальной драме «За последней чертой». На съёмочной площадке Сидихин впервые встретился с Игорем Тальковым. Ирония судьбы — по сценарию его герой убивает персонажа Талькова тремя выстрелами.
«Странное чувство — «убивать» того, чьи песни ты сам любишь», — вспоминал позже актёр. Эта сцена приобрела зловещее предзнаменование — через год Талькова действительно убьют выстрелом на концерте.
1992 год. Съёмочная площадка «Исполнителя приговора». Режиссёр крикнул после первого же дубля: «Да ты действительно был там!»
В роли бывшего «афганца» Евгений Сидихин не играл — он проживал эту боль заново. Каждый взгляд, каждое движение его героя дышали такой подлинностью, что зрители в зале не могли сдержать слёз.
Этот фильм стал переломным. После него посыпались предложения:
-
— Кудасов в «Бандитском Петербурге» — его следователь с усталыми глазами стал символом целой эпохи
-
— Отшельник Алексий в «Сибирской одиссее» — 7 месяцев съёмок в настоящей тайге, где температура опускалась до -50°
-
— Борец Медведь в «Десять жизней» — роль, для которой пригодилась юношеская страсть к борьбе.
Карьера Евгения Сидихина — не просто череда ролей. Это путь преображения боли в искусство, когда каждая новая работа становится сеансом психотерапии — и для него самого, и для зрителей.
«Заснувший принц»: история любви
Ленинград, 1985 год. Общага театрального института. В комнате, заваленной книгами и эскизами кукол (Татьяна училась на режиссёра театра кукол), раздался звонкий смех.
— Ну и что ты теперь будешь делать, «заснувший принц»? — скрестив руки, смотрела на него Таня.
Евгений, ещё не зная, что перед ним — его будущая жена, вдруг почувствовал что-то странное. Не волнение, не страсть — а ощущение, будто вернулся домой после долгой разлуки.
— Буду завоёвывать тебя, — серьёзно ответил он.
И начал завоёвывать.
Через месяц после знакомства Таня привела его к родителям.
— Мама, это Женя, — представила она.
На столе — гора пельменей, две бутылки водки и оценивающий взгляд будущей тёщи.
— Ну, артист, докажи, что достоин моей дочки!
Он ел. Пил. Рассказывал байки про театральную жизнь студента. Смешил. К утру тёща обняла его, как сына:
— Ты не актёр. Ты — настоящий мужчина.
Семейная жизнь: 35 лет без фальши
Их брак — не про показную роскошь.
1988 год. Крохотная комната в коммуналке. Новорождённая Полина плачет на руках у Татьяны. Евгений Сидихин, только что вернувшийся со спектакля, молча берёт дочь — и та мгновенно затихает.
— Она узнаёт твой запах, — улыбается Таня.
1998 год. Родилась Аглая. Сидихин, снимающийся в «Бандитском Петербурге», каждую свободную минуту мчится домой — качать малышку.
2007 год. Появление Анфисы. В 43 года он впервые расплакался, взяв на руки младшую дочь.
— Мы не идеальная семья, — говорит сейчас Евгений. — Мы ругаемся. Миримся. Но главное — мы всегда знаем: за дверью дома нас ждут.
Их дочери выросли удивительно разными:
— Полина — продолжает актёрскую династию, но принципиально не ставит штамп в паспорте
— Аглая — стала чемпионкой по баскетболу, как когда-то отец — по боксу
— Анфиса — пишет стихи и мечтает о театре
Но самое главное — все три унаследовали от отца главное: умение любить по-настоящему.
Их семейное счастье — не показное, но крепкое, как старый питерский дуб.
В редких интервью, когда речь заходит о семье, лицо Сидихина преображается — морщинки у глаз складываются в лучики, голос становится мягче.
— Таня до сих пор обижается, когда я говорю, что её пельмени не дотягивают до маминых, — смеётся он, и в этом смехе слышится тридцать пять лет совместной жизни.
За эти годы они выработали свои ритуалы: утренний кофе вдвоём на кухне, обязательные звонки между репетициями, семейные ужины, когда все дочери собираются под одной крышей.
И если спросить Евгения Сидихина о секрете крепкого брака, он пожмёт плечами:
— Просто мы выбрали друг друга один раз и навсегда.
А на антресолях их питерской квартиры, среди театральных реликвий и детских рисунков, бережно хранится та самая солдатская подушка — немой свидетель любви, пережившей все испытания.
