«Всё было: красота, слава, связи. Но его уничтожили»

«Баловень судьбы? Да вы шутите»

«Работы нет. Денег — кот наплакал. Сына почти не вижу. Мама больна» — так говорил Олег Видов другу после развода. И трудно поверить, что эти слова принадлежали человеку, которого называли «советским Аполлоном», любимцем режиссёров и женщин.

Когда он решился уехать за границу, вокруг только удивлялись: «Зачем? У него же всё было!» Но правда была другой: его блестящий образ стоил ему постоянной войны с обстоятельствами, с людьми и, главное, с самим собой.

Он появился на свет в 1943 году, в подмосковной деревне Филимонки. Отец — крупный финансист, которого мальчик впервые увидел лишь в восемь лет. Мать, Варвара Ивановна, учительница, тянула сына одна. Интеллигентная, тонкая, она мечтала, что её Олег станет писателем или музыкантом.

В Лейпциге, где работала в типографии, она даже наняла ему педагога по фортепиано. И мальчик загорелся: с первого же урока музыка захватила его.

Но жизнь быстро показала другую реальность. Вернувшись в Россию, они поселились в Барвихе. И в 14 лет всё рухнуло: мать тяжело заболела, получила инвалидность. Подростку пришлось взрослеть мгновенно. Он работал кем только мог: помощником повара, грузчиком, электриком на стройке Останкинской башни, санитаром в больнице.

А вечерами добирал школу для рабочей молодёжи. Он мечтал стать врачом — видел в них идеал. И, может быть, всё пошло бы именно так. Но судьба уже готовила другой сценарий.

Но судьба сыграла в его жизни странную шутку. В приёмном покое больницы его заметил ассистент «Мосфильма» и пригласил на эпизодическую роль. В картине «Друг мой, Колька!..» кадры с ним вырезали. Казалось бы — случайный эпизод. Но именно с этого момента началась совсем другая жизнь.

«Советский принц»

В 1962 году Видов поступил во ВГИК. В коридорах института хватало красавцев и талантов, но он всё равно выделялся. Высокий, стройный, с ясными глазами и мягкими манерами — словно сошёл со страниц европейской сказки. Его так и называли — «советский принц».

Режиссёры заметили его мгновенно. Уже на втором курсе Басов позвал его в «Метель». Потом Гарин — в «Обыкновенное чудо». Птушко доверил роль Гвидона в «Сказке о царе Салтане». Для студента это был взлёт, о котором многие могли только мечтать.

И именно в эти годы он впервые влюбился по-настоящему. Его избранницей стала художница Марина. Они поженились, казалось, навсегда. Но брак развалился через год. Ревность жены пожирала их обоих: Видов много снимался, его почти не было дома, и фантазии о «неверности красавца-мужа» разрушили отношения.

«Она была очень искренней, творческой. Я её любил. Даже после развода продолжал любить», — признавался он позже. Первая любовь для него оказалась настоящим испытанием: он, которого боготворили поклонницы, впервые почувствовал, что любовь можно потерять.

Но карьера не ждала, и Олег шёл дальше. Он снимался всё больше, чаще, в том числе за границей. Его обаяние действовало одинаково и на женщин, и на режиссёров. Он говорил тихо, никогда не кричал, не выплёскивал эмоции наружу. И именно эта сдержанность делала его особенным.

Но судьба снова приготовила поворот. В его жизнь вошла Наташа — дочь профессора, подруга Галины Брежневой. И вместе с ней — целый мир привилегий, власти и блестящих перспектив.

«Женитьба по-брежневски»

Её звали Наташа Федотова. Дочь профессора-историка, воспитанная на книгах и иностранных языках, из той среды, где за столом говорили умно и много. Но главное — она была лучшей подругой Галины Брежневой. Их называли «сёстрами»: первая леди СССР и «вторая». И эта дружба открывала любые двери.

Сначала Наташа вышла замуж за генерала КГБ. Того самого «старшего мужчины», который регулярно уезжал в командировки с дипломатами и секретами. Жили они душа в душу, пока однажды генерал не погиб при загадочных обстоятельствах. Подробности засекретили, Наташу утешала Галина: рестораны, новые знакомства, шумная жизнь.

И вот однажды в этом мире появился он — Видов. Высокий, белокурый, воспитанный. Настоящий Аполлон среди задымлённых ресторанов Москвы. Наташа потеряла голову. «Ты не представляешь, какой он!» — кричала она Брежневой. Галя только улыбалась: «Слышала о нём много хорошего. Приглядись».

Свадьба случилась стремительно, почти по приказу. Галина буквально привезла подругу в ЗАГС: «Вот тебе платье, машину мы уже ждём, сегодня расписываешься». Наташа смеялась, думала, что это шутка. Но в ЗАГСе стоял Видов — при полном параде. Домой она вернулась уже женой.

Для актёра этот брак стал входным билетом в мир, о котором другие могли только мечтать. В доме Шевяковых его ждали рояль, домработница и кухарка. Наташа занялась его стилем, Галя — карьерой. Перспективы были блестящие.

И они реально сработали. Пока жена ждала ребёнка, Видов снимался на Кубе в «Всаднике без головы». Роль ковбоя на мустанге — и советский зритель увидел в нём не только красавца, но и героя. Картину снимали с таким размахом, что лично Фидель Кастро выделил настоящих коней для съёмок. Это был пик.

Когда Наташа родила сына Славу, крестной стала сама Галина. И по её же просьбе Видова «протащили» в картину «Москва, любовь моя» вместо уже утверждённого Олега Даля. Связи решали всё.

Но и у связей были пределы. Режиссёр Сергей Урусевский отказался снимать Видова в фильме о Есенине. Тогда Брежнева сделала всё, чтобы проект прикрыли. Позже картину всё же сняли — но уже без него.

Тем не менее, Видов получил возможность ездить за рубеж, сниматься в Югославии, Италии, даже в Голливуде. В 1974 году ему вручили звание заслуженного артиста. На бумаге он был «баловнем судьбы». Но в реальности брак трещал по швам.

«Из баловня — в изгои»

Снаружи всё выглядело красиво: квартира с прислугой, вечеринки с дипломатами, муж — кинозвезда. Но внутри брак начал рушиться. Наташа уставала от поклонниц мужа, он — от её бесконечных выходов в свет и внимания влиятельных мужчин. Их дом превращался в выставку дорогих подарков: украшения от шаха Ирана, драгоценности от афганского короля, комплименты от самого Фиделя Кастро. Но всё это больше раздражало, чем радовало.

Федотова мечтала о политической карьере мужа: «Ты мог бы стать министром культуры!» Но Видов отмахивался: «Я огородный парень, какие министры?» В итоге, когда сыну было четыре года, они развелись.

И вот тут началось самое страшное. Наташа включила связи. На экране его стало меньше, потом — почти не стало совсем. Те редкие роли, что давали, были эпизодическими. Его дипломный фильм с молодой Ириной Муравьёвой («Переезд») вышел, но диплом ему пытались не выдать. С трудом пробил бумагу — но это ничего не изменило. Работы нет.

«Как я могла ему поломать жизнь? — говорила позже Федотова. — Его перестали снимать не из-за меня, а просто не складывалось». Но слишком уж многое совпадало.

Хуже всего было даже не это. Сын остался с матерью. Видов страдал: звонил, просил встречи. Наташа отвечала холодно: «Хочешь увидеть — приходи в детский сад. Но в моём доме тебя не будет». Так и встречались — в садике, потом в школе. Но со временем и эти встречи прекратились.

Все эти удары — отсутствие работы, потеря сына, одиночество — толкнули его на отчаянный шаг: эмиграцию. И путь за границу оказался тернистым.

«Побег в никуда»

Когда двери в советское кино окончательно захлопнулись, Видов сделал то, что в те годы казалось безумием: решил уйти. Его путь за границу больше напоминал сценарий шпионского фильма. Сначала фиктивный брак с югославкой Верицей Иованович — формальность, чтобы выехать. Потом развод. Затем Австрия. И, наконец, Америка.

В США он оказался в начале 80-х. Красавец-артист с советским прошлым, с внешностью голливудского героя, но — без связей, без ролей, без языка. Первое время его жизнь была далека от глянца: снимался редко, перебивался подработками. Единственное яркое появление в кино случилось в 1989 году — «Дикая орхидея» Залмана Кинга. Роль запомнилась, но карьеры в Голливуде не сделала.

Спасла его любовь. В Америке он встретил журналистку Джоан Борстен. Она не только полюбила, но и стала соратницей. Вместе они возили гуманитарные грузы в Сомали и Камбоджу, вместе открыли медицинский центр. Всё — вдвоём.

Жизнь в Малибу постепенно наладилась. Дом с видом на океан, работа, семья. Но тоска по России не отпускала. В гостиной стоял шкаф, забитый гжелью. На полках — русская классика. Когда приезжали российские кинематографисты, Видов был первым, кто встречал их, устраивал приёмы, возил по Лос-Анджелесу.

Казалось, он нашёл баланс: внешне — американец, внутри — навсегда русский.

«Дети, о которых он узнал слишком поздно»

В начале нулевых судьба снова подбросила Видову сюрприз. Он узнал, что у него есть ещё один сын — на Украине. История больше похожа на роман: когда-то, отдыхая в Одессе, он познакомился с миниатюрной студенткой-медичкой Таней. Их связь длилась всего одну ночь, и на следующий день он улетел домой. А спустя 17 лет выяснилось, что в ту ночь она забеременела.

Так у Олега появился сын Сергей. Видов пригласил его в Америку: тот выучил английский, окончил школу, получил образование в IT, женился на русской девушке и подарил отцу внука. Это было позднее счастье, но оно всё равно стало настоящим.

Старший сын Вячеслав, тот самый, которого он потерял после развода с Наташей, тоже встретился с отцом уже взрослым. К тому времени он окончил юридическую академию в Москве, развёлся, пожил несколько лет в США, но в итоге вернулся на Родину.

Сам Видов всё это время боролся с онкологией. Болезнь длилась годами, и лишь любовь и забота Джоан удерживали его. Она была рядом до последней минуты. В мае 2017 года его не стало. Ему было 73.

Я думаю о нём — и понимаю: за фасадом «советского Аполлона» скрывалась судьба человека, который всё время шёл наперекор. Баловнем его называли только со стороны. Внутри же это был человек, который терял работу, детей, страну, и каждый раз учился жить заново.

«Красавец, которого сломала система»

Олег Видов прожил жизнь, о которой сняли бы отличный фильм. Только вот сценарий вряд ли бы утвердили — слишком много боли и неудобных вопросов. Снаружи он был идеальной витриной: высокий, красивый, успешный. А внутри — человек, который снова и снова терял то, что для него было самым важным.

Его «золотая клетка» с Наташей Федотовой обернулась холодным разводом и войной, где использовались все связи. Его карьера — от взлёта до полной тишины. Его дети — рядом и одновременно на расстоянии, которое нельзя измерить километрами. Его эмиграция — не побег в Голливуд, а скорее бегство от безысходности.

И всё же он остался человеком. Без скандалов, без криков, без дешёвого эпатажа. Он любил, терпел, работал, создавал новое. Даже когда уже не снимался, продолжал помогать другим, возил друзей по Лос-Анджелесу, открывал проекты с женой.

Мне кажется, именно в этом — главный урок Видова. Можно потерять страну, карьеру и славу. Но если у тебя есть любовь, внутреннее достоинство и способность снова начинать — значит, ты всё равно победил.

В 2017-м его не стало. Но когда я пересматриваю фильмы с его участием, то думаю: каким бы красивым он ни был, настоящая красота Видова — в его упрямой человечности.

Оцените статью