В 90-е она ворвалась в мир шоу-бизнеса с невинными хитами «Школьный роман» и «Уличный художник». Сейчас же, спустя много лет, она нередко эпатирует публику откровенными образами и громкими романами.
В гостях у «Жизни» певица и автор романов Наталья Штурм.
– Женщины делают пластику, чтобы быть красивыми. Это не секрет. Меня удивило другое – когда Вы сделали свою пластику, Вы показывали, как проходит период реабилитации. Зачем?
– Когда мне не хочется жить, когда у меня стресс сильнейший и страшнейший, я начинаю выходить на публику и делю этот стресс, разгружаясь таким образом. Это психологический приём.
– От кого больше негатива – от женщин или мужчин?
– Всегда от женщин. Кривая, косая, страшная, переделанная вся, нимфоманка, извращенка, убейте меня, если я буду такая, как Штурм.
– И что, Вам легче становится, когда Вы всё это читаете?
– Я не обижаюсь на это, потому что всё, что говорят в мой адрес, неправда.
– Вы делали пластику восемь лет назад. И после этого не делали с лицом ничего?
– Нет, в августе прошлого года подняла брови. Мама говорила, что у меня взгляд чуть-чуть тяжёлый – надо брови поднять. То есть у меня всегда мамины слова в голове. И действительно, почему бы не подтянуть?
Кроме того, меня всегда раздражало, что никак не могу избавиться от валика на животе. Я уже и так, и так с этим боролась, укольчики делали, что-то рассосалось, что-то осталось. И я подумала – нет, пойду, чтобы мне сделали всё-таки липосакцию.
– Сколько откачали?
– Не помню. Спросила только, почему так много. И должны были ещё пересадить в попу немножко. Остальное, говорят, мы выкинули. Как выкинули? Мне попы не хватает, ещё надо было в попу добавить! Нельзя моё выкидывать!
– Ваши отношения с мамой менялись?
– Я её как-то спросила: «Такое ощущение, что ты стала меньше меня любить». А она и говорит: «Как только мужики у тебя появились, я как-то поостыла к тебе». Но тем не менее мама присутствовала в моей жизни ежеминутно.
– У Вас два высших образования. На кого Вы учились?
– Я очень боялась, что меня не примут в музыкальное училище, и одновременно подала документы в институт культуры на отделение библиографии. И тоже туда поступила. В музыкальное училище поступила на очное отделение, а там – на вечернее.
– По первой профессии Вы певица, а по второй?
– Библиограф, литературовед.
– Хочу поговорить про Вашу работу с известным шансонье Александром Новиковым. Как мама Ваша к нему относилась?
– Мама его обожала! Он подарил ей шубу, которой у неё никогда не было. И она говорила: «Саша – это тот человек, который сделает то, что не сделают другие». Я говорю маме, что это же очень тяжело, когда на тебя кричат, машут кулаками.
Тогда же у нас уже начался такой период отношений, когда он пытался вогнать меня своей железной рукой в моё собственное счастье. А мама говорила: «Налаживай, налаживай отношения, чтобы не ссориться».
– Как Вы познакомились?
– В театре эстрады на моём выступлении. Столкнулись в коридоре. Он там прогуливался, руки в карманы, такой недавно откинувшийся, крутой. «Мерседес» под окном. Он искал вдохновение и сразу мне сказал: «Я хочу послушать, что вы поёте».
Послушал все мои четыре песни и спрашивает с лёгкой издёвкой: «Девушка, вы танцуете или поёте?» И сказал, что напишет мне лучше. Собственно, с этого и началось наше сотрудничество.
– Какое первое впечатление он на Вас произвёл?
– Хам!
– Зачем же начали общаться?
– Когда он представился, я начала копаться в памяти, кто же это такой?. И вдруг что-то всплыло, какая-то ассоциация с Вилли Токаревым. Говорю ему: «Я думала, что вы маленький еврей и живёте в Америке». А он ответил: «Я высокий русский и живу в Екатеринбурге». Он очень непосредственный человек, любит своё творчество, это было мило.
– Он был приятным или сразу показал свой характер?
– Поначалу он был очень мягкий, обходительный и очень заботливый. Он на меня смотрел так: «Ну, конечно, тебя надо переодеть. В этом выступать не надо, я тебе всё новое куплю». Пришёл ко мне в коммуналку, ударил кулаком по стене, сказал, что стена дырявая, надо делать ремонт.
Тут же пригласил бригаду рабочих. Я даже не успела опомниться. Дальше собрал все мои вещи вплоть до белья, запихнул в багажник своего «мерса» и отвёз на помойку. Я бежала за его машиной и кричала:
«Ну хотя бы вот эти трусики, мне их из-за границы привезли, оставь». Он ответил, что всего, что у меня было, больше не будет. И он полностью меня оградил от всего. Даже от друзей и подруг.
– Изначально у Вас были отношения артиста и продюсера или сразу были отношения мужчины и женщины?
– Саша был женат, но его семья была в другом городе. Поэтому создавалось впечатление, что, находясь в Москве, у нас была как бы семья.
– То есть он жил в Вашей коммунальной квартире?
– Ну что значит жил? Он приезжал, писал песни, иногда оставался на ночь, сидел на кухне, а я спала. Приходил, будил и говорил: «Так, ворона…» Он меня вороной называл. Потому что у меня волосы чёрные были и нос в профиль кубанский, казачий, как у бабушки у моей из Краснодара.
Так вот, будил и говорил: «Послушай, ворона, какой шедевр я написал!» И вот я в четыре утра просыпалась. А ещё он заставлял меня бегать вокруг дома: «Худей, ты толстая». Я обливалась слезами и бегала. А в Америке вообще был кошмар. Однажды была пересадка из Майами в Нью-Йорк, и я поняла, что не подготовилась с вещами.
Спросила – можно вытащу из чемодана тёплые вещи. Не знаю, что у него происходило в голове – сложности былой жизни или ему просто нравилось издеваться надо мной, – но он взял мой чемодан и целиком вытряс его перед стойкой регистрации.
А сзади стоит очередь, и это все видят. И я, обливаясь слезами и соплями, ползаю по полу, собираю свои трусики, пожитки, запихиваю в чемодан. А он: «А вот чтобы ты знала, что заранее надо готовиться!» Муштровал, как будто я солдат, буквально…
Что-то у него получалось, но что-то во мне вызывало протест, конечно. Унижение публичное… И я сказала сама себе, что это надо заканчивать.
– Сколько Вы были вместе?
– Четыре года.
– Когда я смотрела его интервью, он произвёл на меня впечатление такого справедливого человека. Почему он себя так вёл по отношению к Вам?
– По сравнению с другими унижениями, творческими, когда стоишь перед выходом на сцену, это ничто. Два концерта запомнились. Один в Нижнем Новгороде, мы только начинали работать, я выходила в первом отделении, он во втором. Для меня это было волнительно, и он как продюсер должен был меня поддерживать.
Стою за кулисами, радуюсь, настраиваюсь – меня же уже знают, клип вышел «Школьный роман». Я думала, что ждут меня и любят. А он подходит и говорит: «А ты чего улыбаешься? Хочешь я сейчас тебе билет куплю и ты улетишь в Москву? Все на меня пришли! Ты здесь никому не нужна!» И пальцем мне в печень… А меня уже объявляют…
Это была пытка какая-то. Может, ему казалось, что это как тренерская работа – максимально вздрючить своего подопечного, чтобы он вышел на сцену и выдал. Я понимала, что это неправильно, но всё же не совсем понимала. Думала – может, действительно я что-то неправильно делаю и надо его больше слушаться.
И тем самым затягивалась в эти отношения, когда человек позволял себе всё больше и больше. Помню, у меня песня была, её мало кто знает: «Мой милый, мой мальчик, букет твой завянет, мне хочется просто любви».
А на меня через зеркало с таким прищуром и огромным таким кулачищем смотрит Александр и показывает мне жестом, что я очень плохо всё делаю. А я певица, я всю жизнь училась музыке, мне петь хочется! Дай же мне спеть так, как я хочу, как могу!
– Сколько длился период хороших отношений? Всё же Вы молодая красивая девушка, он пытается Вас очаровать. Не может же он сразу стать таким суровым и жестоким.
– Я спрашивала: «Саш, я тебя недостойна? Тогда давай ты сам своим гениальным творчеством будешь заниматься, а я своим». Вот тогда Саша сразу изменялся. Становился таким милым, несчастным. Он мог выпить, и немало, и тут же писал стихи – нежные-нежные!» И нежные записки. Такие записки, что я их помню наизусть.
– И насколько его хватало?
– Ненадолго. Всё как качели было. Вот одна из примерных нахлобучек: «Так, ворона, у нас съёмки, красиво накрашивайся, ничего не жри, потому что у тебя между зубами что-нибудь будет. Мне за собой надо следить, да ещё за тобой.
Так, выглядишь нормально, худая, ничего не ешь. Так, спина ровная, глаз должен гореть. Почему не горит? Хочешь по печени дам? Ты ведь ворона? В общем, ты должна помнить, что ты никто и звать тебя никак».
– И всё же для Вас он был больше кто – мужчина или продюсер?
– Очень сложный вопрос…
– Вы хотели за него замуж?
– Никогда. Я не мазохистка. Я никогда не хотела находиться рядом с человеком, который доводит меня до слёз. Лучше буду одна, мне так спокойней. Может, действительно одно из правил успеха – когда ты находишься как на вулкане?
Он говорил, что сама я ничего не сделаю. Хотя я сама без него записала диск, сняла несколько клипов и написала пять книг. Кроме того, купила недвижимость, родила сына, родились внуки. И я сохранила ментальное, психическое здоровье.
– Как Вы решились его бросить?
– Я зашла с другой стороны. Я отнимаю твоё время? Хорошо. Давай занимайся своим великим творчеством, а я уж сама как– нибудь. Он не понял. И попытался объяснить свою позицию: «Вот я курю сигарету. Ты – эта сигарета. Не может сигарета бросить того, кто её курит. Только человек может выбросить сигарету».
И тогда я просто ушла из дома, уехала к друзьям на несколько дней. Он приехал, написал мне очень хорошую извинительную записку со стихами. Однажды одну такую записку случайно нашла его супруга, не знаю, как она на неё отреагировала…
– А с его супругой Вы были знакомы?
– Нет, не были. Однажды она мне позвонила по телефону, и мне это было очень неприятно. Неприятно, что дошло до того, что человек абсолютно бесконфликтный, мирный и тихий был вынужден звонить мне и не ругаться, а плакать.
Меня это очень тронуло, и я что-то там стала врать, что, дескать, не при делах и вообще не знаю, кто это такой. Выкручивалась как могла.
– То есть она звонила с просьбой оставить его в покое?
– Нет, ни в коем случае. Она звонила и просила меня «немножечко быть гуманнее». К ситуации. Он ведь женат. А она приходит на работу, люди на неё смотрят и судачат.
– Он Вас спокойно отпустил, получается?
– Да нет, конечно. Я прилетела в Сочи на кинофестиваль. И прилетела уже не одна… С мужиком. Со своим соседом по подъезду, который видел, как я выбегала вся в слезах, и очень переживал за меня. Александр тут же тоже находит кого-то. Причём ей было лет 18, девочка такая симпатичная. И вот мы ходим по набережной парами.
Эта девочка была запуганная безумно. А потом встретились в аэропорту. Я на какой-то момент осталась одна, мой спутник отошёл. Подходит ко мне Александр: «Тебе не надоело идиотизмом заниматься? На нас все люди смотрят. Давай мириться». А вокруг актёры стоят, Алфёрова, другие – это же «Кинотавр».
И стоит та несчастная девушка и не знает, куда деваться. Сели в самолёт. Мужчина, который со мной, взял меня за руку, а рядом Александр ходит по салону с девушкой и фыркает. Мне страшно стало, сейчас драка начнётся. Я-то знаю. К счастью, драки не было, мы долетели до Москвы.
Александр приезжает ко мне, и я ему говорю: «Собери свои вещи, пожалуйста». И всё. Потом я ушла к другому продюсеру выпускать «Уличный художник». Но половина песен была Александра, а половину я уже успела написать новых своих. И мой новый продюсер звонит ему и спрашивает: «Можно, мы задействуем ваши песни?» И Саша отвечает: «Этой женщине я отдам всё!»
Продолжение следует…
Из второй часть интервью с эпатажной Штурм вы узнаете о том, почему ее папа — «тамбовский волк», как в 19 лет она попала в милицию и что помешало ее счастью с отцом дочери Лены.
