Василий стоял у окна кухни, держа на руках трёхлетнего Артёмку, который сонно тёр глазки кулачками. За стеклом серел февральский рассвет, а в квартире пахло овсяной кашей и детским шампунем.
— Пап, а мама придёт завтракать? — спросил мальчик, уткнувшись носом в отцовскую рубашку.
Василий крепче прижал сына к себе. Вот уже полгода как Оксана не завтракала с ними. Не обедала. Не ужинала. Домой приходила под утром, если вообще приходила, от неё исходил запах незнакомых духов и чужих сигарет, быстро переодевалась и снова исчезала.
— Мама очень занята на работе, сынок. Пойдём кашу есть, а то остынет.
Артёмка кивнул и потянулся к своему высокому детскому стульчику. Василий усадил его, повязал нагрудник с изображением трактора — подарок от бабушки Тамары, его матери.
— А можно сегодня не в садик? — попросил мальчик, ковыряя ложкой в тарелке. — Хочу с тобой дома сидеть.
— Нельзя, малыш. Папе на работу надо, а тебе в садике интересно. Там Мишка твой, помнишь, вчера машинку новую принёс показывать.
Василий говорил это, а сам думал о том, как вчера в половине седьмого вечера звонила воспитательница Людмила Петровна. «Василий Андреевич, а где мама Артёма? Садик уже закрывается, а мальчик всё сидит и ждёт». Пришлось мчаться через весь город, бросив недоделанные чертежи в проектном институте.
Оксану он встретил в коридоре, когда вёл сына от лифта. Она торопливо натягивала туфли на шпильках, а из её сумочки торчал край какого-то яркого платья — явно не того, в котором она ушла утром на свою мнимую работу.
— Куда это ты собралась? — спросил он тихо, чтобы Артёмка не слышал.
— К подруге. День рождения, — ответила она, не поднимая глаз. — Поздно вернусь.
— Опять к подруге? Ты вчера тоже к подруге ходила. И позавчера.
Оксана вскинула голову. Когда-то он влюбился в эти зелёные глаза, в эту дерзкую улыбку, в её умение смеяться над всем на свете. Теперь в этих глазах плескалось что-то жёсткое, незнакомое.
— Не смей мне указывать! Я имею право на личную жизнь!
— А сын? — Василий кивнул на мальчика, который уже стаскивал ботинки в прихожей. — У него тоже есть право на мать.
— Есть же ты, — бросила она и хлопнула дверью.
Артёмка подбежал к отцу и взял его за руку.
— Пап, а почему мама злая?
— Мама не злая, сынок. Просто… устаёт очень.
Теперь, завтракая с сыном, Василий вспоминал эту сцену и чувствовал, как что-то сжимается в груди. Когда-то они были счастливы. Когда Оксана была беременна, она часами могла рассказывать, каким будет их малыш, какие игрушки ему покупать, как обустроить детскую. Казалось, материнство станет для неё главным делом жизни.
— Пап, я доел! — Артёмка показал пустую тарелку.
— Молодец. Теперь умываться и одеваться.
В ванной мальчик стоял на маленькой скамеечке перед раковиной и тщательно намыливал руки. Василий смотрел на сына — тёмные волосы торчали в разные стороны, на щеке красовалось пятно от овсянки, а в карих глазах светилось полное доверие к миру.
— Пап, а мама меня любит?
Вопрос прозвучал так просто, словно мальчик спросил, будет ли сегодня дождь. Но Василий почувствовал, как перехватило дыхание.
— Конечно, любит. Очень сильно любит.
— А почему тогда не играет со мной? Мишкина мама всегда играет с ним в машинки.
Василий присел рядом с сыном и обнял его за плечи.
— Знаешь что, малыш? Люди бывают разные. Кто-то любит играть в машинки, кто-то — читать книжки, кто-то — работать. Мама очень много работает, поэтому устаёт. А я с тобой и почитаю, и поиграю, хорошо?
Артёмка кивнул и прижался к отцу. В этом объятии было столько тепла и доверия, что Василий пообещал себе: что бы ни случилось, он не даст этому ребёнку почувствовать себя ненужным.
В детском саду Людмила Петровна встретила их у входа в группу.
— Василий Андреевич, можно на пару слов?
Василий поцеловал сына в макушку, помог ему раздеться и подошёл к воспитательнице.
— Артём у нас хороший мальчик, но в последнее время… — она помолчала, подбирая слова. — Он всё время ждёт маму. Стоит у окна, особенно вечером. А когда другие дети рассказывают про своих мам, он молчит. Может быть, стоит с ним поговорить? Или привести маму на утренник? У нас через неделю праздник весны.
— Я поговорю с женой, — пообещал Василий, прекрасно понимая, что говорить будет не с кем.
На работе он пытался сосредоточиться на проекте нового торгового центра, но мысли постоянно возвращались к сыну. К Оксане. К тому, как всё изменилось за последний год.
Поначалу он думал, что у неё просто послеродовая депрессия. Многие женщины через это проходят. Но прошёл год, второй, третий — а Оксана словно отдалялась от семьи всё больше. Сначала она перестала кормить сына, сославшись на проблемы с лактацией. Потом — гулять с ним во дворе: «У меня голова болит». Потом — читать на ночь сказки: «Ты лучше читаешь, у тебя голос подходящий».
А полгода назад она устроилась в какую-то фирму. По крайней мере, так она сказала. Но зарплату домой не приносила, а на вопросы отвечала уклончиво: «Пока испытательный срок, потом будет больше». И стала исчезать из дома всё чаще.
Коллега Игорь заглянул в кабинет:
— Вась, на обед идёшь? Или опять домой мотаешься проверять, как там сын?
— На обед, — ответил Василий. — В садике кормят, не маленький уже.
— Слушай, а что с Оксанкой твоей? Давно её не видно. Раньше на корпоративы приходила, веселила всех.
Василий пожал плечами:
— Занята очень. Новая работа.
Игорь покивал, но в его глазах мелькнуло сочувствие. Видимо, не только Василий замечал перемены в Оксане.
Вечером, забрав сына из садика, они зашли в магазин. Артёмка послушно шёл рядом, держась за отцовскую руку, и разглядывал полки с игрушками.
— Пап, а можно вон ту машинку? — он показал на небольшой грузовик.
— Конечно. Только сначала покупки сделаем, хорошо?
В очереди на кассе перед ними стояла молодая женщина с девочкой лет пяти. Девочка что-то увлечённо рассказывала маме, а та внимательно слушала, кивала, смеялась. Обычная сцена, но Василий почувствовал укол в сердце. Артёмка тоже смотрел на них, и в его глазах было что-то тоскливое.
Дома они вместе готовили ужин. Артёмка стоял на стуле у плиты и помогал перемешивать макароны деревянной ложкой.
— Пап, а ты умеешь косички заплетать? — неожиданно спросил он.
— Косички? А зачем тебе косички?
— Так, интересно. Мишкина мама ему иногда заплетает, когда он просит. Говорит, что он как индеец.
Василий улыбнулся:
— Ну, индеец из тебя получится отличный. Волосы как раз подходящие. Только я косички плести не умею. А вот хвостик резинкой завязать могу.
— Ладно, хвостик тоже хорошо.
После ужина они играли в машинки на ковре в гостиной. Артёмка с увлечением строил гараж из диванных подушек, а Василий изображал голосом рёв моторов. В такие моменты казалось, что всё в порядке, что их маленький мир полон и самодостаточен.
Но потом мальчик засыпал, и Василий оставался один на один с тишиной большой квартиры. С пустой двуспальной кроватью. С фотографиями на комоде, где они втроём улыбались в объектив — счастливая семья.
В половине второго ночи щёлкнул замок. Оксана вошла, стараясь не шуметь. Василий лежал в кровати с закрытыми глазами и слушал, как она движется по квартире. Заглянула в детскую — он слышал, как скрипнула дверь. Потом прошла в ванную, зашумела вода.
Когда она легла рядом, от неё пахло незнакомыми духами и алкоголем.
— Как дела у Тёмки? — спросила она шёпотом.
— Нормально. Спрашивал, где ты.
— А ты что сказал?
— Что работаешь.
Оксана помолчала.
— Вася, я…
— Что?
— Ничего. Спокойной ночи.
Она повернулась на бок, спиной к нему. Василий лежал и смотрел в потолок, слушая её дыхание. Когда-то он засыпал, обнимая её, и просыпался от прикосновения её руки. Теперь между ними лежала невидимая стена, которая с каждым днём становилась всё выше.
Утром её не было. На кухонном столе лежала записка: «Уехала в командировку на неделю. Оксана».
Артёмка нашёл записку первым и принёс отцу.
— Пап, что тут написано?
— Мама уехала по работе. Вернётся через неделю.
— А-а-а, — протянул мальчик и отправился завтракать.
Неделя пролетела быстро. Василий взял несколько выходных и провёл их с сыном. Они ходили в зоопарк, в цирк, катались на каруселях в парке. Артёмка был счастлив от такого количества отцовского внимания, а Василий с удивлением обнаружил, что ему тоже хорошо. Просто и хорошо. Никаких натянутых разговоров, никаких недомолвок, никакого ожидания — когда же наконец она вернётся домой.
На работе коллеги стали замечать изменения.
— Ты вроде как повеселел, — заметил Игорь за обедом. — Или мне кажется?
— Может быть. Оксана в командировке, приходится всё самому делать. Но ничего, справляемся.
— Слушай, а не тяжело одному с ребёнком?
Василий задумался:
— Знаешь, а не особо. Конечно, хлопотно — и покормить, и погулять, и в садик отвести. Но… как-то естественно всё. Будто так и должно быть.
Игорь покивал:
— Понимаю. У меня тоже так было, когда жена в больнице лежала. Думал, не справлюсь, а оказалось — справился. Даже понравилось в каком-то смысле.
— Вот именно.
В воскресенье они с Артёмкой пошли к бабушке Тамаре. Мать Василия жила в своей двухкомнатной квартире на другом конце города и всегда была рада внуку.
— Ох, мой хороший! — она подхватила мальчика на руки. — Как же ты вырос! И похудел что-то. Ты его нормально кормишь, Вася?
— Кормлю, мам. Он просто активный очень, всё время бегает.
— А где Оксанка?
— В командировке, — ответил Василий и увидел, как мать сжала губы.
Пока Артёмка играл в детской с игрушками, которые бабушка специально для него хранила, они с матерью сидели на кухне за чаем.
— Сынок, — осторожно начала Тамара Ивановна, — а всё у вас нормально?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну… Оксанка какая-то изменилась. В прошлый раз, когда вы приезжали, она всё время на телефон смотрела, нервничала. А с Артёмкой почти не разговаривала.
Василий вздохнул:
— Тяжело ей после родов пришлось. До сих пор отходит, наверное.
— Вася, ему уже три года. Какие роды?
— Мам, не лезь, пожалуйста. Разберёмся сами.
Тамара Ивановна покачала головой, но настаивать не стала. Только когда они собирались уходить, взяла сына за руку:
— Если что — ты знаешь, я всегда готова помочь. И с Артёмкой посидеть, и вообще чем смогу.
Оксана вернулась через десять дней. Вошла в квартиру с большой дорожной сумкой, поздоровалась, поцеловала сына и сразу прошла в ванную — мыться после дороги.
За ужином она рассказывала про командировку. Про новых коллег, про интересные проекты, про возможность карьерного роста. Говорила оживлённо, с энтузиазмом, и впервые за долгое время Василий увидел в её глазах живой огонёк.
— А что у вас тут происходило? — спросила она.
— Да всё как обычно. В зоопарк ходили, в цирк. Артёмка цирк особенно запомнил, до сих пор показывает, как клоуны выступали.
— Покажи, малыш, — обратилась Оксана к сыну.
Артёмка с готовностью соскочил со стула и начал кривляться, изображая цирковые номера. Оксана смеялась, и на мгновение показалось, что всё возвращается на круги своя.
Но уже на следующий день она опять ушла «на работу» рано утром и вернулась поздно вечером. А ещё через день не вернулась вообще.
— Пап, а мама опять в командировку уехала? — спросил Артёмка за завтраком.
— Наверное.
— А почему она мне не сказала «до свидания»?
Василий не знал, что ответить.
Вечером ему позвонила незнакомая женщина:
— Добрый вечер. Это Василий Андреевич, супруг Оксаны?
— Да. А вы кто?
— Меня зовут Елена. Я… подруга вашей жены. Василий Андреевич, мне очень неудобно, но я должна вам сказать. Оксана попросила передать, что останется у меня на несколько дней. У неё… сложный период в жизни.
— Какой ещё сложный период? Что происходит?
— Простите, но это она должна вам сама объяснить. Я только передаю её слова.
— А можно её к телефону?
— Она… спит сейчас. Не в лучшем состоянии.
Василий почувствовал, как холодеет внутри:
— Елена, скажите честно — что с моей женой?
Женщина помолчала:
— Она сейчас переживает кризис. Думает о том, чего хочет от жизни. Нужно ей время.
— А ребёнок? У неё есть трёхлетний сын!
— Знаю. Она говорит, что вы прекрасно справляетесь. Что он в надёжных руках.
— Передайте ей, что я жду объяснений. И что Артёмка тоже ждёт.
— Передам.
Василий положил трубку и опустился на диван. В голове было пусто. Из детской доносился голос сына — он разговаривал со своими игрушками, рассказывал им какую-то историю.
«Надёжные руки», — повторил про себя Василий. Значит, всё сводится к тому, что он может справиться один? А где материнская любовь, материнский инстинкт, о которых столько говорят?
На следующий день в садике было родительское собрание. Василий пришёл один — как обычно в последнее время. Людмила Петровна рассказывала о планах на весну, о подготовке к утреннику, о том, как дети развиваются.
— Родители, очень важно ваше участие в жизни группы, — говорила она. — Особенно мамы нужны нам для подготовки костюмов, помощи с оформлением зала.
Несколько женщин кивали, записывали что-то в блокнотах. Василий сидел и думал о том, что никто не спросит, где мама Артёма. Все уже привыкли видеть только его.
После собрания к нему подошла одна из мам — Светлана, мать Мишки, Артёмкиного лучшего друга.
— Василий Андреевич, а можно спросить? Оксана Петровна совсем не ходит в садик?
— Она очень занята на работе.
— Понятно. Просто Артёмка такой замкнутый стал. Мишка рассказывает, что он всё время про маму говорит, а потом замолкает. Может быть, стоит с ним поговорить?
— Спасибо, я подумаю.
Дома Василий долго стоял у окна детской, наблюдая, как сын играет на полу. Артёмка построил из кубиков дом и расставлял вокруг него фигурки людей.
— Это кто? — спросил Василий, присаживаясь рядом.
— Это папа, — мальчик показал на большую фигурку. — А это я. А это…
Он взял в руки маленькую женскую фигурку и покрутил её в пальцах.
— А это кто?
— Не знаю, — тихо ответил Артёмка. — Может быть, соседка.
— А мама где?
— Мама… — мальчик задумался. — Мама далеко. На работе.
— Артёмка, скажи мне честно — ты скучаешь по маме?
Сын поднял на него серьёзные глаза:
— Скучаю. Но ты же со мной, пап. И мне с тобой хорошо.
В этих простых словах было столько доверия и любви, что у Василия защемило в горле.
— Мне с тобой тоже очень хорошо, сынок.
— Пап, а ты меня никогда не оставишь?
— Никогда. Обещаю.
Артёмка кивнул и вернулся к игре. А Василий сидел рядом и понимал, что этот маленький человек доверяет ему полностью. И что никого важнее в его жизни нет и не будет.
Оксана объявилась через две недели. Пришла днём, когда Артёмка был в садике, а Василий работал дома над срочным проектом.
Выглядела она по-другому. Похудела, загорела, в её одежде и причёске было что-то новое, более дерзкое. И в глазах — тоже что-то незнакомое.
— Привет, — сказала она, входя в гостиную. — Можно поговорить?
Василий отодвинул ноутбук и посмотрел на жену:
— Слушаю.
— Вася, я знаю, что поступаю нехорошо. Но я не могу больше притворяться.
— Притворяться в чём?
— В том, что я счастливая жена и мать. В том, что мне нравится эта жизнь. Вася, я задыхаюсь здесь!
Она заходила по комнате, размахивая руками, и он видел в ней прежнюю Оксану — ту, что не могла усидеть на месте, что всегда искала новых впечатлений.
— Мне двадцать шесть лет! Я хочу жить, путешествовать, встречаться с интересными людьми. А не сидеть дома с кастрюлями и пелёнками!
— Артёмке уже три года. Давно никаких пелёнок нет.
— Не в пелёнках дело! — вспыхнула она. — В том, что я чувствую себя запертой в клетке. Ты не понимаешь — каждый день одно и то же. Садик, магазин, готовка, уборка. Где моя жизнь? Где мои мечты?
— А где твоя материнская любовь? — тихо спросил Василий.
Оксана остановилась и посмотрела на него:
— Я не знаю. Честно не знаю. Все говорят, что материнский инстинкт — это естественно, что все женщины рождаются с ним. А у меня его нет, Вася. Я смотрю на Артёмку и понимаю, что он хороший мальчик, но я не чувствую к нему того, что должна чувствовать мать.
— Этого нельзя говорить!
— Почему нельзя? Потому что это неправильно? Потому что так не принято? А мне что — всю жизнь мучиться из-за того, что я не такая, как все?
Василий встал и подошёл к окну. За стеклом проходили мамы с колясками, играли дети. Обычная дневная жизнь двора.
— А что ты предлагаешь?
— Я предлагаю развод, — сказала Оксана просто. — Я найду себе жильё, устроюсь на нормальную работу. Буду жить своей жизнью.
— А Артёмка?
— Артёмка останется с тобой. Ты же сам видишь — ты лучше справляешься. Ты его больше любишь.
— Оксана, он твой сын!
— Биологически — да. А по сути? Вася, кто его каждое утро будит? Кто завтрак готовит? Кто в садик водит? Кто сказки читает? Кто лечит, когда болеет? Ты. Всё ты.
— Потому что ты самоустранилась!
— Потому что у меня не получается! — закричала она. — Не получается быть матерью! Я не умею! Не хочу! И пытаться больше не буду!
В наступившей тишине было слышно, как тикают часы на стене. Василий стоял спиной к жене и пытался осмыслить услышанное.
— Значит, ты просто уходишь? От ребёнка, от семьи?
— Я ухожу от жизни, которая мне не подходит. И даю вам с Артёмкой шанс быть счастливыми без меня.
— Ты думаешь, ему будет лучше без матери?
— Ему будет лучше без матери, которая его не любит. Честно, Вася — разве ты не видишь, что я для него чужая? Он ко мне даже не идёт, когда плачет. Только к тебе.
Василий повернулся:
— А может быть, потому что ты его оттолкнула? Может быть, потому что с самого рождения показывала, что он тебе в тягость?
— Может быть. Но это уже неважно. Что есть, то есть.
— И когда ты планируешь… уйти?
— Сегодня. Вещи я уже собрала. Хочу только с Артёмкой попрощаться.
— Что ты ему скажешь?
— Что мама уезжает далеко, но папа останется с ним всегда.
Василий почувствовал, что задыхается. Всё происходило так быстро, так окончательно.
— Оксана, подумай ещё раз. Может быть, стоит попробовать что-то изменить? Может быть, тебе нужна помощь?
— Нет, Вася. Я уже всё решила. И знаешь что? Впервые за три года я чувствую себя живой.
Артёмка вернулся из садика в обычное время. Оксана сидела в гостиной с двумя чемоданами и пакетом игрушек.
— Мама! — обрадовался мальчик. — Ты дома! А что это у тебя?
— Артёмка, иди сюда, — она посадила сына к себе на колени. — Мама должна тебе кое-что сказать.
Мальчик обнял её за шею и прижался щекой к её плечу. Оксана на мгновение замерла, словно вспоминая что-то далёкое.
— Артёмка, мама уезжает в очень дальнюю командировку. Надолго.
— А когда вернёшься?
— Не знаю, малыш. Может быть, не скоро.
— А я буду с папой?
— Да. С папой. Он тебя очень любит.
Артёмка кивнул серьёзно:
— И я его люблю. А тебя тоже люблю, мама.
Оксана крепко обняла сына, и Василий увидел, как по её щеке скатилась слеза.
— И я тебя люблю, — прошептала она. — По-своему.
Через полчаса такси увезло Оксану. Артёмка стоял у окна и махал рукой, пока машина не скрылась за поворотом.
— Пап, а мы теперь будем жить вдвоём?
— Да, сынок. Вдвоём.
— А мне нравится, — сказал мальчик просто. — Мы же друзья, да?
— Да, — ответил Василий, поднимая сына на руки. — Самые лучшие друзья.
Прошло три года. Артёмка пошёл в школу. Высокий, серьёзный, с тёмными глазами отца и упрямым подбородком. Учился хорошо, друзей завёл быстро, учительница хвалила.
Василий научился плести косички — оказалось, в YouTube полно видео-уроков. Научился готовить блинчики с творогом — Артёмкины любимые. Научился объяснять, почему небо голубое, почему трава зелёная, и зачем людям сердце.
— Пап, а у других детей есть мамы, — сказал как-то сын за ужином.
— Да, есть.
— А мне мама не нужна. У меня есть ты.
— Но если бы мама была рядом, была бы хорошей мамой — ты был бы не против?
Артёмка подумал:
— Была бы не против. Но только если она не будет тебя расстраивать.
В прошлом месяце Оксана прислала открытку с видом Парижа. «Артёмке. Мама помнит о тебе. Живи хорошо». Подпись — размашистая, красивая. Совсем как прежде.
Василий показал открытку сыну. Тот внимательно рассмотрел Эйфелеву башню и сказал:
— Красиво. А можем мы когда-нибудь поехать в Париж? Вдвоём?
— Обязательно поедем.
— Здорово! — Артёмка убрал открытку в ящик письменного стола, к своим школьным принадлежностям.
Вечером, когда сын делал уроки, Василий стоял на кухне и готовил чай. За окном желтел октябрь, в соседней квартире играла музыка, где-то лаяла собака. Обычная жизнь, простая и понятная.
Из детской доносился сосредоточенный шёпот — Артёмка учил стихотворение наизусть. Завтра будет рассказывать в классе.
— Пап, иди сюда! — позвал мальчик. — Послушай, как я выучил!
Василий поставил чайник и пошёл к сыну. В комнате горела настольная лампа, на столе лежали раскрытые учебники, а рядом сидел его мальчик — серьёзный, доверчивый, любимый.
«Любовь бывает разной, — подумал Василий. — Бывает страстная, безрассудная, которая сжигает и разрушает. А бывает тихая, надёжная — как корни дерева, как фундамент дома. И, может быть, именно такая любовь и есть самая настоящая».
— Рассказывай, — сказал он, усаживаясь рядом с сыном. — Я слушаю…
