Настя сидела в маленькой комнате, которую они с Димой называли «офисом», хотя на самом деле это была просто переделанная кладовка. Ноутбук светился в полутьме, на экране мелькали уведомления о новых заказах. Сорок три за сегодня. Она откинулась на спинку стула и позволила себе улыбнуться.
Полгода назад она даже представить не могла, что её идея с маркетплейсом выстрелит так быстро. Настя всегда любила одежду, умела сочетать вещи, чувствовала стиль. Работа в офисе душила — восемь часов за компьютером, бессмысленные совещания, начальница, которая считала своим долгом комментировать чужую жизнь. Когда Дима предложил попробовать что-то своё, она сначала отмахнулась. Риск, неизвестность, страх провала.
Но потом зарегистрировалась. Почти случайно. Выложила первые двадцать позиций — то, что сама носила бы, то, во что верила. Блузки с необычным кроем, платья, которые стройнят фигуру, джинсы, сидящие как влитые. Первый заказ пришёл через три дня. Она помнила, как тряслись руки, когда она упаковывала посылку.
Сейчас у неё было уже пятьсот позиций в каталоге, четыре с половиной тысячи подписчиков и стабильный доход, который втрое превышал её бывшую зарплату.
— Настюш, ты там? — голос Димы донёсся из кухни. — Ужин готов!
Она закрыла ноутбук и вышла. На столе дымились куриные котлеты с картофельным пюре — любимое её блюдо. Дима стоял у плиты в фартуке с надписью «Лучший повар», который она подарила ему на день рождения в шутку. Но шутка обернулась реальностью: с тех пор как она ушла в свободное плавание, он взял на себя почти всю готовку.
— Как дела? — спросил он, целуя её в висок.
— Сегодня сорок три заказа. Представляешь?
— Красавица моя! — Дима присел напротив, его глаза светились гордостью. — Я же говорил, что у тебя получится. Помнишь, как ты боялась?
— Ещё бы не помнить. — Настя улыбнулась. — Ты меня тогда так настойчиво уговаривал, что я начала думать, будто ты от меня избавиться хочешь.
— Да ну? А я думал, ты поймёшь, что я в тебя верю больше, чем ты сама.
Они поели, обсуждая планы. В ванной наконец-то начался ремонт — плитка, новая сантехника, душевая кабина вместо ржавой ванны. Раньше на это не хватало денег, приходилось откладывать, но теперь могли себе позволить.
— Завтра мастер придёт затирку делать, — сказал Дима. — Говорит, к концу недели всё закончим.
— Не могу дождаться. Я уже устала мыться в тазике.
Телефон Димы завибрировал на столе. Он глянул на экран, и Настя заметила, как напряглись его плечи.
— Что там?
— Лена пишет. — Он помолчал. — Просит немного помочь. У Кирилла день рождения через неделю, хочет устроить хороший праздник.
Лена — младшая сестра Димы. Двадцать восемь лет, трое детей, муж-таксист. Жили они в соседнем районе, в хрущёвке, где всегда пахло кошками и капустой. Настя их навещала редко — не то чтобы не любила, просто после каждого визита чувствовала себя опустошённой. Лена умела жаловаться профессионально: на судьбу, на мужа, на цены, на детей, на всё подряд.
— Сколько она просит?
— Десять тысяч.
Настя отложила вилку. Десять тысяч. На день рождения ребёнку. Кириллу исполнялось шесть лет.
— Дим, это много для детского праздника.
— Ну, она хочет аниматоров, торт, подарки. Ты же знаешь, как у них с деньгами.
Знала. Ещё как знала. За последние три месяца они уже «помогали» Лене четыре раза. То на школьную форму старшему, то на лекарства, то на что-то ещё. Суммы были разные, но складывались в приличную цифру.
— Дима, а разве Серёжа не работает? — Настя старалась говорить спокойно.
— Работает, но ты же понимаешь, таксист… Нестабильно. То заказов много, то нет.
— А Лена?
— Она же дома с детьми. Младшему два года, как она выйдет на работу?
Настя вздохнула. Логика была железная, спорить бесполезно. Но внутри всё сжималось от обиды. Она вкалывала по двенадцать часов в день, разбиралась с поставщиками, упаковывала посылки, отвечала на сообщения клиентов до полуночи. А заработанное уходило непонятно куда.
— Хорошо, — сказала она. — Переведи.
Дима обнял её за плечи.
— Спасибо, зайка. Ты у меня самая лучшая. Это же моя сестра, я не могу ей отказать.
Он перевёл деньги сразу, при ней. Настя видела, как на экране высветилась цифра: 10 000. Со счёта, доступ к которому был у них общий. По сути, с её карты. Потому что основной доход сейчас приносила она.
Следующие недели пролетели в рабочем угаре. Настя запустила новую коллекцию осенних пальто, и спрос превзошёл все ожидания. Продажи взлетели. Она наняла помощницу — Иру, студентку из соседнего дома, которая упаковывала заказы за символическую плату. Это освободило часа три в день, которые Настя тратила на поиск новых поставщиков и работу с контентом.
Дима радовался вместе с ней. Вечерами они сидели на кухне, он массировал ей плечи, слушал рассказы о трудных клиентах и капризных поставщиках. Поддерживал. Верил. Иногда Насте казалось, что он гордится ею больше, чем она сама собой.
Ванная комната преобразилась. Белоснежная плитка, хромированные смесители, большое зеркало с подсветкой. Настя каждое утро заходила туда с замиранием сердца — не верилось, что это их ванная, что они смогли себе такое позволить.
Но потом позвонила свекровь.
Валентина Петровна никогда не звонила просто так. Обычно она действовала через Диму — передавала просьбы, пожелания, намёки. Но на этот раз взяла трубку сама.
— Настенька, милая, здравствуй. Как дела? — голос был медовый, предвещающий подвох.
— Здравствуйте, Валентина Петровна. Всё хорошо, спасибо.
— Я слышала, у тебя дела в гору пошли. Магазинчик твой процветает. Молодец, умница.
— Стараюсь.
— Вот и хорошо, что стараешься. Значит, сможешь нам немного помочь. Понимаешь, у меня холодильник сломался. Совсем. Мастер сказал, не починить, надо новый брать.
Настя присела на диван. В голове мелькнула мысль: а почему это «нам», когда речь о холодильнике свекрови?
— А сколько стоит холодильник?
— Я смотрела, нормальный тысяч тридцать пять стоит. Можешь на карту перевести?
Тридцать пять тысяч. Настя закрыла глаза. У неё был готов ответ, но произнести его было невозможно.
— Валентина Петровна, это довольно большая сумма…
— Настенька, ну я же не на шубу прошу. Холодильник — это необходимость. Мне семьдесят лет, я на пенсии, откуда у меня такие деньги? А у вас, слава богу, есть. Дима — мой сын, он не откажет матери.
Вот оно. Коронный ход. «Дима не откажет матери». Настя представила, как будет выглядеть разговор с мужем, и поняла, что проиграла ещё до начала боя.
— Хорошо. Давайте я с Димой обсужу, и мы вам переведём.
— Спасибо, доченька. Ты у нас золотая.
Золотая. Настя положила трубку и долго смотрела в потолок. Тридцать пять тысяч. Это неделя её работы. Сорок заказов в день, упаковки, переговоры, бессонные ночи над таблицами.
Дима пришёл поздно вечером, усталый. Он работал инженером на заводе, зарплата средняя, но стабильная. Раньше они жили на две зарплаты и нормально себя чувствовали. Сейчас его доход казался каплей в море.
— Твоя мама звонила, — сказала Настя, когда он устроился на диване с чаем.
— Да? По какому поводу?
— Холодильник сломался. Просит помочь купить новый.
Дима нахмурился.
— Совсем сломался?
— Она говорит, что да. Тридцать пять тысяч просит.
Он помолчал, вращая кружку в руках.
— Настюш, ну мы же можем помочь? У нас сейчас хорошо идут дела.
— У меня хорошо идут дела, — вырвалось у неё прежде, чем она успела остановиться.
Дима поднял на неё глаза. Во взгляде было непонимание, почти обида.
— То есть как это «у тебя»? Мы семья.
— Да, мы семья. Но работаю я. Вкалываю я. А деньги почему-то уходят всё время твоей родне.
— Настя, это моя мама. Пожилой человек.
— Я не против помочь. Но это уже который раз за три месяца? Лене на день рождения, потом Лене на форму, потом опять Лене на лекарства. Теперь твоей маме на холодильник. Дима, это мои деньги. Я их зарабатываю.
— Наши деньги, — тихо сказал он. — Или ты теперь считаешь иначе?
Настя почувствовала, как к горлу подступает комок. Она не хотела ссоры. Не хотела, чтобы прозвучало так грубо. Но слова уже были произнесены, и взять их обратно было невозможно.
— Я просто устала, — сказала она. — Устала чувствовать себя банкоматом.
— Банкоматом? — Дима встал. — Настя, они мои родные. Моя мама, моя сестра. Если я им не помогу, кто поможет?
— Я не против помогать! Но почему это всегда должна быть такая большая сумма? Почему они не могут немного отложить, накопить?
— Ты серьёзно сейчас? Отложить с пенсии? Лене с тремя детьми и мужем-таксистом? Ты в каком мире живёшь?
Настя сжала кулаки. Он был прав, и это бесило больше всего. Конечно, они не могли накопить. Конечно, им было тяжело. Но почему это должно быть её проблемой?
— Хорошо, — сказала она устало. — Переведи ей.
Дима кивнул, но в его глазах мелькнуло что-то похожее на разочарование. Он взял телефон и ушёл в спальню. Настя осталась на кухне, глядя на остывший чай.
Октябрь принёс новую волну заказов. Настя запустила линейку тёплых свитеров, и они разлетелись за два дня. Пришлось срочно дозаказывать у поставщика. Она работала на износ. Ира помогала, но до идеала было далеко — девчонка часто путала размеры, и Настя приходилось всё перепроверять.
Дима старался быть рядом, но между ними повисла тонкая завеса недосказанности. После разговора о холодильнике они оба как будто боялись заводить тему денег. Он переводил матери, она делала вид, что не замечает.
Но потом Лена снова написала.
На этот раз не Диме, а ей. Напрямую. Сообщение пришло в десять вечера, когда Настя уже собиралась спать.
«Настюш, привет! Извини, что поздно пишу. Слушай, у нас тут беда — Серёжа попал в небольшую аварию, машину помяли. Он не виноват, но чинить надо, а денег нет. Можешь занять тысяч двадцать? Я верну, честно. Просто сейчас совсем туго».
Настя перечитала сообщение три раза. Двадцать тысяч. «Занять». «Верну».
Она знала, что не вернёт. Предыдущий раз Лена тоже обещала вернуть десять тысяч на день рождения Кирилла. Не вернула. Да и не напоминала Настя — как-то неудобно было.
Она написала: «Лен, давай завтра обсудим», — и выключила телефон.
Утром Дима спросил:
— Лена тебе писала?
— Да. Про машину.
— Ну и что?
— Просит двадцать тысяч.
Дима налил кофе, отвернулся к окну.
— Настюш, я понимаю, что тебе это не нравится. Но Серёжа без машины не сможет работать. Им реально тяжело.
— А нам легко? — Настя почувствовала, как внутри закипает. — Дим, ты посчитай, сколько мы им уже перевели за полгода? Только Лене — больше пятидесяти тысяч! Плюс твоей маме. Плюс ещё мелкие просьбы, которые ты даже не озвучиваешь, просто переводишь. Я же вижу выписки.
— Ты следишь за мной?
— Я не слежу! Это наш общий счёт, Дима! Я имею право знать, куда уходят деньги!
— Значит, теперь я должен спрашивать у тебя разрешения?
— Когда речь идёт о двадцати тысячах — да, должен!
Они стояли на кухне, напротив друг друга, и Настя вдруг поняла, что впервые за пять лет брака они кричат. Именно кричат, не просто разговаривают на повышенных тонах.
— Это моя семья, — сказал Дима тихо, но твёрдо. — Я не могу от них отвернуться.
— А я что, не твоя семья?
— Ты — другое.
— Почему другое? — Настя почувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза. — Почему я должна ишачить, чтобы содержать твою сестру и твою мать? Почему мои деньги автоматически становятся деньгами твоей родни?
— Потому что мы — семья! — голос Димы сорвался. — Потому что в семье помогают друг другу! Или ты теперь считаешь каждую копейку?
Настя вытерла слёзы рукавом.
— Я не считаю копейки. Я считаю десятки тысяч, которые уходят непонятно куда, пока мы ютимся в однушке и не можем позволить себе отпуск.
— Мы сделали ремонт в ванной!
— Да! И знаешь что? Я каждый раз, когда захожу туда, думаю, что могла бы купить третью такую ванную, если бы не раздавала деньги налево и направо!
Дима схватил куртку с вешалки.
— Мне надо на работу. Поговорим вечером.
Он ушёл, хлопнув дверью. Настя осталась одна на кухне, дрожащая от ярости и обиды. Она налила себе кофе, но пить не смогла — тошнило.
Следующие дни они почти не разговаривали. Дима приходил поздно, Настя уходила в свой «офис» и не выходила. Лена написала ещё раз: «Ну что, Настюш?» — но Настя не ответила.
А потом позвонила свекровь.
— Настенька, что происходит? Лена говорит, вы отказались помочь с машиной.
— Валентина Петровна, мы не отказались. Мы просто…
— Просто что? У вас денег нет? Или жалко?
Настя сжала телефон так, что побелели костяшки пальцев.
— Валентина Петровна, мы помогли вам с холодильником месяц назад. Помогли Лене несколько раз. Мы не можем всё время…
— Не можете? Или не хотите? Настя, я понимаю, у тебя бизнес, деньги. Но семья-то важнее!
— Я и есть его семья! — не выдержала Настя. — Я его жена! Почему я должна содержать всех вокруг?
— Содержать? — голос свекрови стал ледяным. — Ты считаешь, что содержишь нас?
— Я считаю, что за последние полгода мы перевели вам и Лене больше ста тысяч рублей! И это мои деньги, заработанные моим трудом!
— Твои? Настя, вы с Димой — муж и жена. Всё у вас общее. Или ты теперь делишь?
— Когда дело касается того, чтобы раздавать эти деньги всем подряд — да, я делю!
Валентина Петровна помолчала.
— Понятно. Значит, так. Спасибо за науку, Настя. Теперь я знаю, что у моего сына жена, которая считает каждую копейку и отказывается помогать семье. Передай Диме, что я звонила.
Гудки. Настя швырнула телефон на диван и разрыдалась. Впервые за много лет — по-настоящему, навзрыд, так что задыхалась от слёз.
Дима пришёл и увидел её красные глаза.
— Что случилось?
— Твоя мать звонила.
Он присел рядом, обнял за плечи. Настя хотела оттолкнуть его, но не смогла — слишком устала от всего.
— Что она сказала?
— Что я жадная дрянь, которая считает каждую копейку. Примерно так. — Настя шмыгнула носом. — Дим, я больше не могу. Я правда не могу. Я устала быть кошельком для твоей родни.
Он молчал. Долго. Потом тихо спросил:
— А что мне делать? Отказаться им помогать?
— Я не знаю, — прошептала Настя. — Но я больше не могу так жить. Я вкалываю как проклятая, а потом вижу, как мои деньги уходят непонятно куда. Мы не можем отложить на квартиру побольше, не можем съездить в отпуск, не можем просто пожить для себя. Потому что всегда есть кто-то, кому надо помочь.
— Настя, они не нарочно. Им реально тяжело.
— А мне легко? — Она подняла на него заплаканные глаза. — Дима, ты хоть раз подумал о том, каково это — работать по двенадцать часов в сутки, зная, что треть заработанного уйдёт твоей родне?
— Не треть…
— Больше трети! Я считала!
Они сидели рядом, и Настя чувствовала, как между ними растёт пропасть. Она любила его. Любила очень сильно. Но это не отменяло того, что происходило.
— Дима, я заблокировала доступ к общей карте. Временно. Мне надо подумать.
— То есть ты… что, прячешь деньги от меня?
— Я не прячу. Я просто хочу контролировать, куда они уходят. Мы заведём отдельный счёт, куда я буду переводить деньги на общие расходы — квартплату, еду, всё остальное. А основной счёт пусть пока будет только у меня.
Дима встал.
— Значит, ты мне не доверяешь.
— Я не доверяю тому, что ты не сможешь отказать своей родне. — Настя тоже поднялась. — Дима, это не про доверие. Это про границы. Ты не умеешь говорить «нет». А я не хочу больше за это расплачиваться.
Он долго смотрел на неё, потом кивнул.
— Ладно. Делай что хочешь.
И ушёл в спальню. Настя осталась одна на кухне. В груди было пусто и тяжело одновременно.
Утром она зашла в банковское приложение и завела новый счёт, перевела туда деньги на месяц вперёд — на квартплату, на еду, на всё, что нужно. Остальное оставила на своём счёте.
Потом написала Лене:
«Извини, но мы не сможем помочь с машиной. У нас сейчас тоже трудный период. Надеюсь, вы найдёте выход».
Ответ пришёл через час:
«Поняла. Спасибо».
Точка. Никаких эмоций, никаких обид. Но Настя понимала, что это затишье перед бурей.
Буря началась через два дня. Дима сидел на кухне, когда Настя вернулась с почты после отправки очередной партии заказов.
— Мне позвонила мама, — сказал он без приветствия. — Сказала, что ты отказалась помогать Лене.
— Я написала ей, что не можем сейчас.
— Настя, у них машина сломана! Серёжа без машины не может работать!
— А я без денег не могу пополнять запасы товара! — Настя сбросила сумку на пол. — Дима, у меня на складе заканчивается самая ходовая позиция. Мне надо срочно докупать. Это двадцать пять тысяч. Те же деньги, что просит Лена. Как ты думаешь, что важнее — моя работа или машина Серёжи?
— Это разные вещи…
— Нет, не разные! Это ровно одни и те же деньги, и они могут пойти либо на моё дело, либо на Лениного мужа! И я выбираю своё дело!
Дима встал, прошёлся по кухне.
— Значит, деньги важнее людей?
— Господи, Дима, не надо так примитивно! — Настя чувствовала, как снова подступают слёзы, но сдерживалась. — Я не хочу чувствовать себя виноватой каждый раз, когда отказываюсь кому-то помочь!
— Ты не отказываешь кому-то. Ты отказываешь моей семье.
— Которая почему-то считает, что я им всем должна!
— Никто ничего не считает! Они просто просят помощи!
— Каждый месяц! Каждые две недели! — Настя почувствовала, как голос срывается. — Дима, если бы это было раз в полгода — я бы помогла не задумываясь. Но это постоянно! И меня это душит!
Дима опустился обратно на стул, прикрыл лицо руками.
— То есть, ты предлагаешь развод? Если мы живём под одной крышей, но у нас разные счета — это не семья.
Настю больно укололо замечание Димы. Но она лишь сухо ответила: — Если ты считаешь, что развестись проще, чем поставить родню на место… наверное — да.
Дима встал, кивнул и молча вышел из комнаты.
Настя не знала, что будет дальше, но само слово “развод” уже не касалось таким жутким и пугающим. Она была готова на всё, чтобы отстоять своё дело, защитить свой труд… Даже если придется лишиться семьи, для которой она стала всего лишь кошельком.
