Двадцать девятое декабря. За окном кафе «Уют» уже темно, хотя на часах только шесть вечера. Я стою за стойкой администратора и смотрю, как официантки Маша и Лена суетятся между столиками, накрывая на завтра очередной корпоратив. Предновогодняя неделя — это когда ты спишь четыре часа в сутки, улыбаешься до судорог в скулах и мечтаешь только об одном: чтобы всё это поскорее закончилось.
— Оль, тебе звонят, — Маша протягивает мне телефон кафе. — Какая-то Алла Петровна. Говорит, срочно.
Алла Петровна. Свекровь. Я беру трубку, уже предчувствуя неладное.
— Оленька, доченька! — голос свекрови звучит приторно-сладко, а это всегда означает, что мне сейчас предложат что-то, от чего нормальный человек отказался бы сразу. — Слушай, у нас тут семейный совет провели. Решили встретить Новый год все вместе, по-семейному. А где лучше, чем в твоём кафе? Уютно, красиво, и тебе работать не надо будет в праздник.
Я молчу секунду, переваривая информацию. Тридцать первое декабря. Все столики забронированы ещё с ноября. Директор улетает в Турцию двадцать девятого. Я осталась за старшую.
— Алла Петровна, понимаете, у нас всё занято. Абсолютно всё. Я даже…
— Оленька, ну как же так? Мы же семья. Неужели для семьи места не найдётся? — в голосе появляются стальные нотки. — Андрюша так расстроится. Он так мечтал провести праздник с родными. А мы потом все разъезжаемся, Светка с Игорем в Питер уезжают, Вовка с Таней в Сочи поедут. Это такая возможность встретить Новый Год всем вместе.
Возможность. Как же. В прошлом году тоже была «возможность», когда они отмечали у нас дома, и я три дня отмывала квартиру от салата оливье и шампанского. Андрей обещал помочь, но в итоге просто смотрел футбол, пока я драила плиту.
— Сколько вас будет? — я уже знаю, что сдамся. Всегда сдаюсь.
— Ну, человек двенадцать. Может, пятнадцать. Вован, сколько нас? — голос отдаляется. — Говорит, максимум восемнадцать. Ну, вдруг кто-то ещё подтянется.
Восемнадцать человек. В предновогодний вечер. Когда всё забито до отказа.
— Алла Петровна, понимаете, это очень сложно…
— Оленька, милая, ты же умная девочка. Что-нибудь придумаешь. Мы на тебя надеемся.
И кладёт трубку.
Я стою, глядя на телефон, и чувствую, как меня накрывает знакомым чувством беспомощности. Маша подходит, заглядывает в лицо:
— Плохие новости?
— Худшие. Родня мужа хочет отметить Новый год здесь. Восемнадцать человек. Тридцать первого.
Маша присвистывает.
— Ты же не согласилась?
Я молчу, и Маша качает головой:
— Оля, ну сколько можно? Ты вообще когда-нибудь говоришь «нет»?
Наверное, нет. Не умею. Особенно когда речь идёт о семье Андрея. Его мама умеет так посмотреть, так вздохнуть, что ты сразу чувствуешь себя виноватой. В чём именно — непонятно, но виноватой.
Весь следующий день я думаю, как решить эту проблему. Прозваниваю всех, кто бронировал столы. Предлагаю скидки, альтернативные даты. Двое соглашаются перенести на второе января. К вечеру у меня есть стол на восемнадцать человек.
Андрею я звоню поздно вечером, когда добираюсь домой.
— Слушай, мама говорила с тобой? — спрашивает он вместо приветствия.
— Говорила.
— Ну и как? Ты устроишь?
— Устрою.
— Вот молодец! Я так и знал, что ты справишься. Мама будет рада.
Я хочу спросить, а он сам-то рад? Хочет ли он провести праздник со мной вдвоём, как мы планировали в начале декабря? Помнит ли он вообще, что мы собирались встретить Новый год дома, спокойно, только мы? Но не спрашиваю.
— Только учти, им нужно будет оплатить счёт, — говорю я. — По обычным расценкам. Это же коммерческое заведение.
Пауза.
— Оль, ну это же семья. Какой счёт? Ты же там работаешь.
— Андрей, я работаю администратором, а не владельцем. У кафе есть хозяин, бухгалтерия, налоги. Я не могу просто взять и накрыть стол на восемнадцать человек за свой счёт.
— Да кто говорит за твой счёт? Сделай какую-нибудь скидку. Себестоимость, там. Ты же можешь.
— Андрей, я не могу. Это моя работа. Я не имею права.
— Ладно, потом решим. Мне звонят. Целую.
И он отключается.
Я сижу в пустой квартире и понимаю, что ничего потом решено не будет. Всё останется на мне.
Тридцать первое декабря наступает, как падает лавина — неизбежно и стремительно. С утра кафе гудит, как растревоженный улей. Повара ругаются на кухне, официантки носятся между столиками. Я везде и нигде одновременно: то принимаю звонки, то помогаю с украшением, то утрясаю проблему с поставкой шампанского.
Родня Андрея должна прийти к семи. В шесть вечера мне звонит Алла Петровна:
— Оленька, мы чуть-чуть задержимся. Там Светка с причёской затянула. Ну, ты понимаешь женщин. К восьми точно будем.
К восьми будут. Хорошо. У меня ещё есть час на то, чтобы проверить их стол в последний раз.
Я подхожу к большому столу у окна — специально освободила лучшее место. Белоснежная скатерть, хрустальные бокалы, салфетки сложены лебедями. Лена со Светой постарались. Стол выглядит по-настоящему празднично.
Они приходят в половине девятого. Шумной, весёлой толпой, в пух и прах надушенные, в блестящих платьях и костюмах. Алла Петровна во главе процессии, как генерал перед парадом. Андрей рядом с ней, улыбается, машет мне рукой.
— Оленька! — свекровь обнимает меня, чмокает в щёку, от неё пахнет дорогими духами и коньяком. — Ну какая ты умница! Посмотрите, какой стол она нам накрыла!
Они рассаживаются, шумят, смеются. Света, сестра Андрея, сразу начинает фотографировать всё подряд, чтобы выложить на своей страничке. Вован, брат Андрея, громко требует коньяк. Его жена Таня жалуется на холод и просит включить отопление пожарче.
Андрей подходит, обнимает меня за плечи:
— Спасибо, что устроила. Мама так довольна.
Я смотрю на него и пытаюсь понять, когда он перестал спрашивать, довольна ли я.
Вечер идёт своим чередом. Родня ест, пьёт, смеётся. Я сижу за стойкой администратора и наблюдаю. В какой-то момент Маша подходит:
— Они уже третью бутылку шампанского требуют. Плюс заказали коньяк, виски и ещё какой-то ликёр. Счёт будет нехилый.
— Пусть пьют, — говорю я. — Праздник.
Без пятнадцати двенадцать всё кафе застывает перед телевизором. Звучат куранты. Все поздравляют друг друга, обнимаются, чокаются. Андрей подходит, целует меня в губы:
— С Новым годом, Оль.
— С Новым годом.
Его уже уносит родня — нужно чокнуться с каждым, обняться, сказать тост. Я стою в сторонке и смотрю, как они счастливы. И понимаю, что я не часть этого счастья. Я декорация. Администратор, который устроил праздник.
В час ночи они начинают собираться. Шумно, долго, находят потерянные сумки, шарфы, телефоны. Алла Петровна подходит ко мне:
— Оленька, спасибо огромное! Всё было просто замечательно! Мы все в восторге!
— Пожалуйста, Алла Петровна. Рада, что вам понравилось. — Я делаю паузу. — Девочки сейчас принесут счёт. Вы будете всё вместе оплачивать или каждый за себя?
Тишина. Такая тишина, словно я сказала что-то неприличное. Алла Петровна смотрит на меня, моргая накладными ресницами:
— Какой счёт?
— Ну, за стол, еду, напитки. Обычный счёт.
— Оленька, — голос свекрови становится холодным. — Ты издеваешься?
Я чувствую, как все взгляды поворачиваются в мою сторону. Света прекращает фотографировать. Вован хмурится. Андрей замирает с курткой в руках.
— Я не издеваюсь, Алла Петровна. Это кафе, коммерческое заведение. Вы заказывали стол, еду, напитки. За это нужно заплатить.
— Но мы же родные! — голос свекрови повышается. — Мы же семья! Ты хочешь, чтобы семья платила?!
— Алла Петровна, я работаю здесь. Это не моё кафе. Я не могу просто так…
— Не можешь?! — она подходит ближе, и я вижу, как её лицо искажается. — Да ты понимаешь, что ты делаешь?! Ты позоришь семью! В Новый год! Мы специально пришли сюда, чтобы поддержать тебя, а ты…
— Мама, погоди, — Андрей наконец подходит, но голос у него неуверенный. — Может, правда, какая-то скидка…
— Какая скидка?! — Вован встаёт, лицо красное от выпитого. — Она хочет на родне денег срубить! Вот это по-нашему, да, Оленька?
— Я всегда говорила, — Света закуривает сигарету, хотя в кафе курить нельзя, — что она не наша. Видно же было сразу. Меркантильная. Расчётливая. Для неё деньги важнее всего.
— Светлана, погаси сигарету, — говорю я тихо. — В заведении не курят.
— О! — она истерически смеётся. — Ещё и указывать будет! Слышите, она мне указывает!
— Я предупреждала, что все столы заняты, — я чувствую, как внутри всё кипит, но держусь. — Я освобождала место для вас. И да, за это нужно заплатить.
— Освобождала! — Алла Петровна подходит совсем близко. Её духи теперь удушающе резкие. — Да ты должна была на коленях нас благодарить, что мы согласились прийти в эту забегаловку! Андрюша мог жениться на ком угодно — на Наташе Ковалёвой, например, у неё отец депутат. Или на Свете Максимовой, она сейчас в Москве бизнес открыла. А он выбрал тебя. И вот как ты ему благодарность выказываешь!
Я смотрю на Андрея. Он стоит в стороне, изучает свои ботинки. Молчит.
— Андрей, — зову я. — Скажи что-нибудь.
Он поднимает голову. В его глазах смущение и… стыд? За что? За меня?
— Оль, ну может, правда, ты сделаешь какую-то скидку? Ну хотя бы процентов пятьдесят? Или по себестоимости? Они же не специально, они не знали…
— Не знали?! — я чувствую, как что-то переворачивается внутри. — Андрей, ты серьёзно? Ты думаешь, в кафе можно прийти, поесть и просто уйти, потому что ты родственник администратора?
— Ну, в общем-то, можно, — встревает Таня, жена Вована. — У нас в салоне красоты, где работает моя сестра, нам всегда бесплатно делают. Это нормально. Это называется семейная поддержка.
— Это называется воровство, — говорю я. — Потому что я не владелец. Я администратор. Я не могу просто взять и списать счёт на восемнадцать человек.
— Вот видите! — торжествующе кричит Алла Петровна. — Слышите, как она с нами разговаривает?! Воровство! Она нас в воровстве обвиняет! Свою семью!
— Вы не моя семья, — вырывается у меня. — Моя семья никогда не поставила бы меня в такое положение.
Повисает тишина. Все смотрят на меня, и в этих взглядах я вижу всё: презрение, злость, торжество. Свекровь первой начинает аплодировать:
— Браво! Наконец-то показала своё истинное лицо! Слышите? Мы не её семья! После трёх лет брака!
— Мама, ну хватит, — Андрей наконец делает шаг в мою сторону, но это движение слабое, неуверенное. — Давайте не будем скандалить…
— Не будем?! — я смотрю на мужа и вдруг вижу его таким, какой он есть. Не тем, кого я придумала, кого хотела видеть. А таким, какой он есть на самом деле. — Андрей, они унижают меня. При всех. В мой рабочий день. И ты молчишь.
— Я не молчу, я просто…
— Что «просто»? Просто пытаешься всех помирить? Просто не хочешь портить отношения с мамой? Просто считаешь, что я должна была устроить бесплатный ужин на восемнадцать человек, потому что это для семьи?
— Оль, ну при чём тут это всё? — он устало проводит рукой по лицу. — Давай просто сделаем скидку и разойдёмся. Поговорим дома спокойно.
— Скидку? — я медленно качаю головой. — Хорошо. Будет вам скидка. Маша! — я оборачиваюсь к официантке, которая стоит в углу с планшетом, явно не зная, куда себя деть. — Принеси счёт.
— Оленька, я же сказала, мы не будем платить! — Алла Петровна топает ногой, как капризный ребёнок.
— Будете. Или я вызываю полицию.
— Ты… ты смеешь нам угрожать?! — свекровь задыхается от возмущения.
— Это не угроза. Вы заказывали стол, ели, пили. Счёт на сорок три тысячи. Будете платить?
Маша протягивает счёт. Вован выхватывает его, просматривает:
— Сорок три тысячи?! За что?! За эти ваши салатики?!
— За салатики, горячее, напитки, обслуживание. Всё по меню. Хотите, проверим каждую позицию?
— Да пошла ты! — Вован швыряет счёт на стол. — Мы не будем платить!
— Тогда я вызываю полицию.
Я достаю телефон. Рука дрожит, но я держусь. Внутри всё кричит, плачет, но снаружи я спокойна.
— Оля, не надо, — Андрей хватает меня за руку. — Пожалуйста. Давай я сам заплачу. Только не надо полицию.
— Ты заплатишь? — я смотрю на него. — Сорок три тысячи? У тебя есть такие деньги?
Он молчит. Конечно, нет. Из своей зарплаты часть он отдаёт десять матери «на помощь». Остальное уходит на машину, бензин, его личные нужды. Наш общий бюджет, наша квартира, наши счета — это всегда моя зона ответственности.
— Нет у него денег, — презрительно говорит Света. — У него даже на нормальную машину денег нет. Позор семьи. А всё из-за тебя, из-за твоей жадности! Всё в дом тянешь, как сорока!
— Я прошу оплатить праздничный стол, — говорю я тихо, больше себе, чем им. — И оказывается, я жадная. Меркантильная. Расчётливая. Позор семьи. Интересно, вы всегда так обо мне думали или только сейчас вспомнили?
— Всегда, — отчеканивает Алла Петровна. — С первого дня, как ты появилась. Я сразу сказала Андрюше — не та девушка. Но он не послушался. Влюбился, видите ли. А теперь расхлёбывай.
Я смотрю на Андрея. Он стоит, опустив голову, и молчит. Не защищает. Не возражает. Просто молчит.
И вдруг я понимаю, что мне больше нечего терять. Эти люди никогда не были моей семьёй. Они всего лишь пользовались мной — моей квартирой, моими связями, моим терпением. А я позволяла. Потому что хотела быть хорошей женой. Хорошей невесткой.
— Маша, вызови охрану, — говорю я спокойно.
— Андрей! — взвизгивает Алла Петровна. — Ты позволишь этой стерве так с нами обращаться?!
Андрей наконец поднимает голову. Смотрит на мать, на меня. И я вижу, как он делает выбор.
— Оля, может, не надо охрану? — говорит он тихо. — Мы как-нибудь договоримся…
Всё. Хватит.
— Вован, плати, — вдруг говорит Таня. — У тебя карта есть. Давай заплатим и уйдём. Надоело.
— Ты что?! — Вован смотрит на жену, как на предательницу.
— Я говорю, плати. Мне надоело стоять в этом цирке. Нам скандалы не нужны. Вдруг она правда полицию вызовет, и это попадёт в соцсети? Нам это надо?
Вован смотрит на жену, на счёт, на меня. Потом, выругавшись, достаёт карту:
— Где у вас тут терминал?
Маша молча подводит его к стойке. Я слышу, как пищит аппарат, как Вован что-то бормочет себе под нос. Остальные родственники молчат, избегая моего взгляда. Андрей стоит в стороне, словно это не его семья устраивает здесь представление.
— Готово, — Вован швыряет чек на стойку. — Довольна?
Я молчу.
Они уходят молча, гордо, как будто не только что устроили скандал на весь зал. Последней выходит Алла Петровна. Она останавливается у двери, оборачивается:
— Ты пожалеешь об этом, Оленька. Запомни мои слова.
Дверь закрывается. Я стою за стойкой и чувствую, как ноги подкашиваются. Маша подбегает, подхватывает под руку:
— Оля, ты как? Может, воды?
— Я в порядке. — Голос не слушается, дрожит. — Всё в порядке.
Андрей остался. Он медленно подходит к стойке, и я вижу в его глазах растерянность:
— Оль, ну зачем ты так? Неужели нельзя было просто…
— Просто что? — я смотрю на него, и мне уже не больно. Просто пусто. — Просто промолчать? Просто сделать вид, что всё нормально? Просто подарить им бесплатный праздник за мой счёт?
— Ну, не за твой. Могли бы как-то договориться…
— Андрей, — говорю я очень тихо, очень спокойно, — иди домой. Я сейчас не хочу с тобой разговаривать.
— Но…
— Иди.
Он стоит ещё минуту, потом разворачивается и уходит. Дверь закрывается, и я понимаю, что никогда больше не смогу смотреть на него так, как раньше.
К трём ночам в кафе пусто. Последние гости ушли, официантки разобрали столы, повара закончили на кухне. Маша подходит, когда я складываю бумаги:
— Домой пойдёшь?
— Нет, — я качаю головой. — Останусь здесь. Возьму смену на первое. Всё равно идти некуда.
— Оль…
— Маша, правда, всё нормально. Мне просто нужно побыть одной.
Она обнимает меня, и я чувствую, как в горле стоит ком. Но не плачу. Слёз не будет. Не сейчас.
Первое января я провожу в кафе, обслуживая редких посетителей и отвечая на поздравительные сообщения. От Андрея три пропущенных. Я не перезваниваю.
Второго января выхожу на работу и прошу у директора отгул на неделю. Он, всё ещё загорелый после Турции, легко соглашается — я ведь отработала и тридцать первое, и первое.
Вечером собираю сумку. Второпях, быстро, кидая вещи как попало. Андрей приходит домой, когда я уже почти закончила:
— Куда ты?
— К маме. На неделю.
— Оля, давай поговорим. Нормально. Спокойно.
— О чём говорить, Андрей? — я застёгиваю молнию на сумке. — О том, как ты встал на защиту своей жены, когда твоя мать назвала её стервой?
— Оль, ну я просто не хотел скандала…
— Скандала ты не хотел. А унижения своей жены ты хотел?
Он молчит.
— Вот именно, — говорю я. — Знаешь, что я поняла в ту ночь? Что для тебя важнее не конфликтовать с мамой, чем защитить меня. Что ты готов пожертвовать моим достоинством, лишь бы сохранить мир в семье. Твоей семье. Которая никогда не считала меня своей.
— Это не так…
— Это именно так. И я больше не хочу так жить.
Я беру сумку и иду к двери. Андрей преграждает путь:
— Что значит «не хочу так жить»? Ты что, хочешь развестись?
Я смотрю на него и понимаю, что ответ уже есть:
— Да. Хочу.
В глазах мужа паника:
— Оля, ты не можешь так. Из-за одной ссоры…
— Не из-за одной ссоры. Из-за трёх лет, когда я была удобной. Из-за того, что я всегда уступала, молчала, старалась понравиться твоей семье.
Я вышла на улицу и морозный воздух ударил в лицо. Начинался новый год моей жизни. Жизни, которая теперь принадлежит только мне.
