Я знала, что ты позвонишь, мама

Телефон завибрировал прямо во время пары. Соня вытащила его из кармана, глянула на экран и сбросила звонок. Но телефон завибрировал снова.

— Григорьева, имейте совесть. Отключите свой телефон совсем или ответьте, — с раздражением сказала преподаватель.

— Я отвечу. Можно? – Соня взглядом показала на дверь.

— Выйди, — вздохнула преподаватель.

— Мила, ну что? У меня занятия, — спросила Соня, выйдя из аудитории.

— Сонечка… Твои родители попали в аварию, — дрожащим голосом сказала Мила.

— Что? – переспросила Соня.

— Приезжай скорее.

Соня бледная и взволнованная вернулась в аудиторию, бросила учебник и тетрадь в сумку и пошла к двери.

— Ничего сказать не хотите, Григорьева? – громкий голос преподавателя догнал Соню у двери.

— Извините, мне очень нужно, — Соня открыла дверь и вышла.

— Сонь, ты чего? Что случилось? – Никита догнал её у лестницы.

— Не знаю. Мила позвонила, сказала, что родители попали в аварию, попросила приехать.

— Живы? Я с тобой.

— Никита, ты не обязан…

— Может, помощь нужна будет. Дай телефон, я такси вызову. – Соня только сейчас заметила, что всё ещё держит телефон в руке.

— Господи, только бы они были живы, — прошептала Соня, отдавая Никите мобильник.

Всю дорогу до дома Соня нетерпеливо теребила ремешок сумки. Никита накрыл её руки своей ладонью, успокаивая.

— Пожалуйста, быстрее, — попросила Соня водителя.
Ей казалось, что они едут ужасно медленно.

— Нельзя, тут кругом камеры, — невозмутимо ответил водитель.

— Я дам денег на оплату штрафов, только побыстрее, пожалуйста, — чуть ни плача, сказала Соня.

— Э-эх, — вздохнул водитель и нажал на газ, обгоняя другие машины. – Разобьёмся, так вместе.

Вот и её дом. Никита расплачивался с водителем, а Соня уже входила в ворота.

Мила увидел их в окно, вышла на крыльцо большого двухэтажного дома. На глазах слёзы, руки прижаты к груди.

— Они живы? – Соня вбежала на крыльцо, остановилась перед ней.

— Леонид Борисович умер сразу, а Марина Ивановна в больнице.

— Чего сразу не сказала? В какой больнице?

— В первой.

— Никита, такси уехало? – Соня повернулась к парню.

— Сейчас. – Никита достал телефон и набрал номер. – Вы уже уехали? Вернитесь, пожалуйста…

Соня больше не спешила. Она плакала на заднем сиденье такси, уткнувшись в плечо Никиты.

В палату к матери Соню не хотели пускать.

— Это моя мама! Пустите меня! Я хочу её видеть, — рыдала Соня, уговаривая врача.

— Она в тяжёлом состоянии, без сознания.

— Я хочу увидеть её, — взмолилась Соня.

— Хорошо. Только без истерик и криков, — предупредил доктор и повёл их в палату интенсивной терапии.

Потом они снова ехали в такси, уже домой.

— Мамочка… Она ведь будет жить? – спрашивала Соня у Никиты. — У меня больше никого нет. Совсем никого.

— А Мила? Это же вроде твоя родственница? — спросил Никита.

— Домработница. Очень давно работает у нас, как родная стала. Я так говорила, чтобы никто не знал.

— Почему?

— У всех наших в группе есть домработницы? И как ты думаешь, как ко мне относились бы все, если бы узнали?

Дальше они ехали молча. У дома Никита собралась тоже выйти из машины, но Соня остановила его.

— Не надо, я позвоню тебе завтра, — сказала она и ушла.

Мила вышла из кухни навстречу Соне.

— Ну что там? Ты видела маму?

— Да. Она в коме.

— Господи, Сонечка. – Мила обняла Соню и зарыдала. — Будем надеяться, что Мариночка выживет. А похоронами Леонида Борисовича будет заниматься фирма. Они уже звонили, — говорила Мила, поглаживая Соню по спине. – Беда-то какая. Какой хороший человек был твой отец. Слова грубого не скажет, всегда вежливый, спокойный…
Соня оставила Милу причитать, а сама поднялась в свою комнату, легла на кровать, свернулась клубком.

Мила разбудила Соню, едва стало светать. По её заплаканному лицу и сочувствующему взгляду Соня поняла, что случилось страшное.

— Только что позвонили. Ночью умерла… Царствие ей Небесное,- запричитала Мила, коротко перекрестившись. – Как же так, Сонечка?

Потом они вдвоём сидели на кухне.

— Я осталась совсем одна, – прошептала Соня.

— Я пока побуду с тобой. А потом, извини, старая стала, на покой пора. Я ведь у вас тридцать лет работаю. Начинала ещё при Борисе Николаевиче, твоём дедушке, отце Леонида Борисовича.

Прошли похороны, девять дней, сорок. В доме перестали появляться люди, коллеги и друзья отца. Постепенно стих домашний телефон. Дом наполнился гнетущей тишиной.

Соня ходила на занятия, потому что заставлял Никита, а так лежала бы в комнате, уткнувшись в стену. Да Мила заставляла есть. Грозилась, что если Соня не съест хотя бы ложку бульона, она тут же уйдёт. А зачем она здесь? Готовит, а никто не ест.

И Соня ела, чтобы не остаться одной в большом доме.

Они с Милой сидели на кухне. Перед ними остывал чай в чашках, к которому обе не притронулись. Тишину нарушила Мила.

— Я клятву дала твоим родителям, что не скажу никогда тебе. Но теперь их нет, значит, я свободна от клятвы. Да и тебе лучше знать правду. Пусть простят меня Леонид Борисович и Марина Ивановна. – Мила перекрестилась.

— Какую правду? Какую клятву? – устало спросила Соня.

— А такую. Ты не одна. У тебя есть мать, — решительно произнесла Мила.

— Что ты несёшь? С ума сошла? Мама умерла, – отмахнулась от слов домработницы Соня.

— Умерла Марина Ивановна. Она не родная твоя мать. А родная мать, думаю, жива. Правда, не знаю, где она.

Соня уставилась на домработницу.

— Мама мне не родная? Почему? А отец?

— Отец родной. Сейчас всё расскажу. Я работаю давно, твой отец мне доверял. Потому и знаю всё. Сплетням я сама не поверила бы.

Марина Ивановна не могла иметь детей. Они оба с Леонидом Борисовичем переживали по этому поводу. Она и лечилась, куда только не ездила. Уже всякую надежду потеряла. А тут в фирму твоего отца на работу устроилась девушка.

Приехала поступать в институт из какого-то маленького города или деревни, не поступила. Домой не поехала. А отец у тебя красивый, видный. В него все женщины влюблялись. И твоя мать не исключение. Голову потеряла. Восемнадцать ей было, совсем молоденькая.

Тогда-то у Леонида с Мариной и созрел план. А может, случайно получилось. Не знаю, врать не буду. Только мать твоя забеременела, избавиться хотела от ребёнка. Пришла к твоему отцу денег просить на аборт. И то верно, куда она одна с ребёнком?

В общем, отец уговорил её ребёнка оставить. Снял ей квартиру, денег давал, чтобы она родила и отдала ребёнка им с Мариной Ивановной. Мать твоя согласилась сначала. А перед самыми родами передумала. Не каждая мать, даже такая юная, как твоя, откажется от своего дитя, выносив его девять месяцев.

Помню, как твой отец смурной ходил. А потом серьёзно поговорил с твоей матерью. Сказал, что всё про неё узнал. Воспитывала её мать одна, отец бросил. Денег не хватало. Да и какая работа в деревне? Ходила твоя мать в стареньких перешитых платьях. Только и мечтала уехать подальше, выучиться и выкарабкаться из нищеты.

— Ты для своей дочери такой же участи хочешь? Вечно помогать я не смогу тебе. Я публичный человек, сплетни мне ни к чему. А об этом обязательно узнают. Я женат. На тебе не могу жениться. Так что подумай, — сказал твоей матери Леонид Борисович.

И она в роддоме от тебя отказалась. А отец всем сказал, что Марина Ивановна родила. Она на людях тогда не появлялась. Никто не видел её. Все решили, что она действительно была беременная, потому и не выходила из дома.

Привезли тебя из роддома, а ты кричала всё время, словно чувствовала, что матери нет рядом. Мы с ног сбились. А тут твоя мать пришла, кругами вокруг дома ходила, всё караулила отца, чтобы попросить увидеться с дочкой.

Он сжалился над ней и тобой. Взял её нянькой, клятву с неё взял, что не скажет никогда, что она настоящая мать твоя. Марина Ивановна ревновала очень. Принесёт тебя матери покормить, потом забирает, на ночь только отдавала. Ты спокойная стала.

А потом твоя мать сама ушла. Думаю, тяжело ей было видеть, как ты Марину Ивановну мамой называла, а её няней. Вот так. Так что ты не одна, есть у тебя настоящая мамам.

И меня отпусти. Сказала, облегчила свою душу, на покой хочу.

— Хорошо, если скажешь, как ей звали, — сказала Соня.
Она верила и не верила словам Милы.

— Скажу, чего уж теперь. Звали её Натальей, Натальей Нестеровой. А больше ничего про неё не знаю. Я не любопытная, в душу зря не лезла. Не пытай, всё равно не знаю, из какой деревни или города Наталья приехала. Сколько ей лет, не знаю. На работу в фирму устроилась сразу после школы, значит, ей тогда восемнадцать было. А тебе девятнадцать. Вот и считай.

Соня Милу рассчитала. Осталась одна. Как мать искать? И она всё рассказала Никите. У того отец в полиции работает, может, поможет в поисках.

Через три недели Никита действительно нашёл мать Сони. И не одну. Но по всем параметрам подходила только одна.

Соня тут же засобиралась к ней в Питер.

— Куда ты? Через неделю сессия, завалишь. Поедем вместе, — предложил Никита.

— Нет, я должна сама. Успею, я туда и обратно.

— Если хочешь знать моё мнение, то не надо тебе никуда ехать, — сказал Никита. — Она тебя бросила, отдала, не боролась за тебя. Наверняка твой отец ей денег отвалил, чтобы молчала и на глаза не показывалась никогда. Продала тебя. Мать та, которая вырастила тебя. Оставь всё, как есть.

Но Соня упрямо стояла на своём. Сказала, что хочет посмотреть ей в глаза, от неё всё узнать.

— Ты хоть узнала у своей Милы какие-нибудь особые приметы? А то нарвёшься на мошенницу, будет из тебя деньги тянуть.

— Мила сказала, что у матери шрам есть на левой брови. Упала в детстве с качелей. Волосы в этом месте не растут.

В Питер Соня приехала ранним утром. Дом оказался старым, с широкой железной лестницей. Наверное, раньше здесь были коммунальные квартиры.

С бьющимся от волнения сердцем, Соня нажала на кнопку звонка. Дверь открыла спортивного вида женщина.

— Вы Наталья Нестерова? Войти можно? На лестнице разговаривать не совсем удобно, — сказала Соня.

— Входите. — Женщина наблюдала, стоя в дверях прихожей, как Соня снимала кроссовки. Как выпрямилась и откинула назад упавшие на лицо волосы.

— Куда идти? – спросила Соня.

Наталья показала рукой.

— Я слушаю вас, — сказала Наталья, сев за стол и сложив перед собой руки.

Соня огляделась. Квартира маленькая, тесная и тёмная.

— Дом раньше принадлежал знатному дворянину. После революции коммунальные квартиры сделали, потом всех расселили. А здесь была комната прислуги, — сказала Наталья, по-своему расценив любопытство Сони.

— Я ваша дочь, — выпалила Соня.

— Вот как? – Если Наталья и удивилась, то виду не показала.

— Мне от вас ничего не нужно. Просто хотела узнать, почему вы оставили меня? У вас на брови шрам. В детстве с качелей упали?

Наталья не ответила. Встала, подошла к окну, закурила.

— Извини, неожиданно, — сделав несколько затяжек, произнесла она.

— Для меня тоже было неожиданностью узнать, что у меня есть ещё одна мама, — дрожавшим от волнения голосом произнесла Соня.

— Ты хочешь знать подробности, почему так получилось? А как ты вообще обо мне узнала? – спросила Наталья, не поворачиваясь к Соне.

— Мила сказала. Помните нашу домработницу? Мои родители погибли в аварии. Отец умер на месте, а мама в больнице. Мила посчитала, что со смертью родителей она свободна от клятвы, данной отцу.

— Мила ещё работает у вас? – Наталья затушила сигарету и вернулась за стол.

— После смерти родителей попросила отпустить её.

— Ну что ж, я расскажу тебе, как было дело. – Наталья почти слово в слово рассказала всё то, что Соня уже слышала от Милы.

— Ты думала, я брошусь на колени перед тобой, буду вымаливать прощение? Я виновата только в том, что поддалась на уговоры твоего отца, потому что глупая была. Тебе было плохо с твоими родителями? Они били тебя? Морили голодом? Вещи не покупали?

— Нет, они любили меня, — не понимая, к чему клонит Наталья, ответила Соня.

— Ты приехала, потому что осталась одна. Потому что думала, что я смогу заменит тебе их, любить сильнее? Я не могла бы тебе дать всего того, что тебе дали твои родители.

Меня мать растила одна. Знаешь, что это такое? Мы жили в такой вот комнатушке, только не в Питере, а в посёлке, где мужчины пьют, где нет нормальной работы. Мать вкалывала на двух работах, что бы прокормить нас. В школе смеялись надо мной, над перешитыми на меня мамиными или чужими платьями. У меня никогда не было того, что было у других одноклассников.

Я только и мечтала, чтобы вырваться из этой нищеты, уехать подальше. Ненавидела весь мир и мать, что родила меня. Я не хотела для тебя всего этого. А могла дать только это. Отец и его жена дали тебе всё, о чём я только мечтать могла.

Это только в кино принц влюбляется в бедную нищую девушку. В жизни так не бывает. Мне было девятнадцать, когда я родила тебя. Глупая и наивная дурочка.

Твой отец дал мне денег за молчание. Я продала дом матери после её смерти. Смогла купить вот эту комнатушку. И умру в ней.

Я не приезжала, потому что ты росла в любви, в достатке, в той жизни, которую я никогда не могла бы дать тебе. Потому что не считала себя вправе лишать тебя этой жизни. Потому и ушла, когда ты подросла и стала задавать вопросы.

Ну что, увидела меня? Получила ответы на свои вопросы? Ты выросла, всё у тебя в порядке. Возвращайся домой. — Наталья замолчала.

Соня слушала отповедь Натальи и думала, зачем она приехала? На что рассчитывала? Она достала из рюкзака тетрадку, вырвала листок и написала свой адрес и номер телефона.

— Если захотите ещё что-то рассказать или просто увидеться… — Соня подвинула листок к Наталье и встала.

— Я провожу тебя. – Наталья тоже встала из-за стола.

Они почти не разговаривали по дороге на вокзал. Соню переполняли обида и злость на себя. Никита был прав, не надо было ей приезжать.

— Ты, наверное, голодная? Я не предложила тебе даже чая, — с сожалением сказала Наталья на перроне.

— Я не хочу есть.

Потом объявили посадку. Наталья вдруг притянула к себе Соню и крепко обняла.

— Прости меня, если сможешь. Наговорила тебе…

Соня почувствовала, как защипало в глазах, а внутри потеплело, наполнилось радостью.

— И вы… И ты меня прости, — сказала она.

— Иди, опоздаешь. – Но ещё несколько мгновений Наталья не отпускала Соню.

Потом Соня сделала шаг назад, ещё один. Из окна вагона Соня смотрела на одинокую фигуру на платформе. Поезд дёрнулся и поехал. Наталья не помахала, не пошла за вагоном, так и стояла на месте.

А Соня вдруг успокоилась. Она поняла, что Наталья была неприветлива и груба, потому что боялась снова обрести дочь, показать ей свою любовь, боялась потерять её снова. Своего рода защитная реакция от напрасных надежд, от непрощения. Соня её поняла и простила.

Она не стала ничего рассказывать Никите. А через месяц, накануне её дня рождения позвонила Наталья.

— Я ждала, знала, что ты позвонишь, мама, — сказала радостно Соня…

Оцените статью