«От хоккея и дисководов — до сцены: Николаев всё бросил ради театра»
Если бы кто-то сказал школьнику Игорю Николаеву, что однажды он станет актёром, тот бы рассмеялся. В его голове был только хоккей. Он гонял шайбу в спортивном клубе с такой страстью, что казалось — вот он, будущий спортсмен, который будет рвать лёд на глазах у трибун. Для него главное было не учёба, а скорость, азарт, этот звонкий звук шайбы, ударяющейся о клюшку.
Поэтому вуз он выбрал по самому примитивному критерию — где сильная хоккейная команда. И оказался в техническом институте Ленинграда. Учёба шла по инерции: чертежи, формулы, лабораторные. Диплом инженера-техника он получил, но внутри не чувствовал гордости. Всё это было «для галочки».
Три года он работал по профессии — «реанимировал» дисководы ЭВМ. Время, когда большие компьютеры ещё занимали целые комнаты, а инженер с отвёрткой считался важным человеком. Но для Игоря это было не про важность, а про тоску. День за днём он сидел за паяльником, разбирал детали, вдыхал запах пластика и понимал: душа скучает. Жизнь текла мимо.
И вот тут на его пути появилась Валентина. Валя, простая девушка из белорусской деревни, но с характером. Молодой инженер, уверенная в завтрашнем дне, она стояла крепко на ногах. Он — шалопай, увлекающийся всем подряд, вдруг загоревшийся театром. Она — стабильность и порядок. Казалось бы, несовместимы. Но именно эта разность их и притянула.
Роман был бурным, почти дерзким — и закончился браком. Родился сын Иван. Семья, работа, прописка — всё, как полагалось. Для Вали это был идеальный сценарий: муж-инженер, стабильный доход, тихий быт. Она верила, что теперь можно строить жизнь уверенно и спокойно.
Но Игорь из тех, кто не умеет жить в ровной линии. Его начинало ломать изнутри. И однажды он сделал то, чего Валентина не могла понять до конца своих дней: бросил «хлебную» профессию и пошёл учиться в Ленинградский институт кинематографии.
Для Вали это было как предательство здравого смысла. «У тебя есть работа, достойная профессия. Зачем всё это?» — спрашивала она. Но он стоял на своём: театр манил. Она не мешала, но в её глазах уже тогда появилось недоумение.
Дальше — Малый драматический театр. Гастроли, постановки, ночи в репетиционных залах. Игорь пропадал неделями. Валя сидела дома одна с ребёнком. Она устала. Терпела год, два, пять… десять. Но в какой-то момент стало ясно: всё, что их связывало, сгорело. В начале 90-х они развелись.
Для него это стало первым настоящим ударом. Развод — это всегда больно, но для Игоря было ещё и страшно. Он впервые остался без опоры, без дома, без привычного уклада. И именно тогда начался его затяжной спуск вниз.
«Развод, бездомность и бутылка: как актёр оказался на дне»
Развод с Валентиной расколол жизнь Игоря на «до» и «после». До — семья, дом, пусть и не слишком уютный, но свой. После — пустота. Жить было негде. Он буквально кочевал по друзьям: сегодня диван у товарища, завтра раскладушка в театральной гримёрке, послезавтра ночёвка в машине. Это был не романтический образ свободного художника, а жесткая реальность человека без крыши над головой.
Самое болезненное было не отсутствие квартиры, а чувство вины перед сыном. Иван тяжело переживал разрыв родителей. Сын писал, звонил, ждал встреч. Игорь старался быть рядом, но понимал: рядом-то он не всегда. Сердце ныло каждый раз, когда он видел в глазах мальчика обиду и недоумение.
В этот период в его портфеле «прописалась» бутылка. Сначала для того, чтобы «согреться» после ночёвки в холодной машине. Потом — чтобы забыться, чтобы хоть на пару часов не думать о том, как всё катится в пропасть. Алкоголь стал тем самым костылём, на который он опирался. Но костыль этот только утягивал глубже.
Николаев понимал: так дальше нельзя. Нужно найти точку опоры. И в какой-то момент он снова пошёл учиться — уже во второй институт. На этот раз за режиссёрским дипломом. Казалось, он искал хоть какое-то объяснение своей жизни, хоть какой-то новый путь. Учёба давала ощущение, что он снова движется вперёд, что у него есть цель.
Именно в это время в его судьбе появилась Елена Дмитракова. Девушка, которую он впервые увидел во время дипломного спектакля. В леопардовых лосинах, с боевым макияжем, в образе, который его одновременно шокировал и притягивал. «Неужели это та самая, кто создаёт декорации с такой любовью к деталям?» — подумал он. И понял: да, именно она.
Они были похожи в одном — за плечами у обоих уже были неудачные браки. Поэтому три года обходили загс стороной, будто боялись снова обжечься. Но вместе им было легко. Настоящая близость рождалась в мелочах: ночные разговоры о спектаклях, совместные поездки, шутки, которые понимали только они.
В 2000-м они всё-таки решились. Марш Мендельсона прозвучал незадолго до рождения дочери Евы. А Иван, сын от первого брака, быстро подружился с Еленой. Он часто приходил в гости, оставался ночевать. Даже отношения с Валентиной, бывшей женой, наладились. Они начали общаться тепло, без упрёков. Казалось, жизнь наконец-то выровнялась.
Но впереди Николаева ждали новые испытания, о которых он тогда ещё не подозревал.
«“Тайны следствия”, бандиты и удар по голове: жизнь висела на волоске»
В 2000-х Николаеву уже было 37. Для актёра это возраст, когда многие либо закрепились в кино, либо остаются «вечными театралами» без шансов на прорыв. Его тянуло к камере, но реальность подсказывала: пробиться в кино в таком возрасте почти невозможно. И всё же судьба снова вмешалась случайно.
Режиссёр Илья Макаров готовил первый сезон «Тайн следствия» по книгам Елены Топильской. Роль майора Кораблёва уже была обещана другому актёру. Но тот внезапно «сошёл с дистанции» ещё до начала съёмок. Нужно было срочно спасать ситуацию. И вот так, нежданно-негаданно, Николаев оказался на площадке. Без опыта кино, без уверенности, но с огромным азартом.
Первые съёмочные дни были мучительными. Он ошибался, путался, не попадал в планы. И если бы не Анна Ковальчук, которая уже имела опыт в кино, всё могло бы закончиться провалом. Она мягко поправляла его, подсказывала, как двигаться, как держать паузу. Без наставничества Ковальчук он мог бы просто утонуть. Но вместо этого окреп.
И пошло. Один сезон, второй, третий… Кораблёв стал частью его жизни. Публика полюбила этот образ. А для Игоря это был шанс, которого он так долго ждал.
Но у театра на этот счёт было своё мнение. Малый драматический всё хуже воспринимал его регулярные отлучки на съёмки. Руководство ворчало: «Мы теряем атмосферу, пока он разъезжает по телепроектам». Николаев чувствовал: его тянут обратно, в рамки, где он уже не помещался. И в какой-то момент на эмоциях написал заявление об уходе. Театр, давший ему всё, он оставил за спиной.
Казалось бы, теперь он свободен. Но именно тогда жизнь подкинула ему испытание пострашнее любого увольнения.
Первая тревога пришла из семьи. Его бывшая жена Валентина снова развелась, и новый муж показал своё «меркантильное лицо». Попытался выжать компенсацию за квартиру, где жил их сын Иван, уже студент театрального вуза. Когда Валентина отказала, в дело пошли кулаки. На Ивана напали. Жестоко избили.
Игорь сжал кулаки: «Я помчался к этому человеку и навалял ему». Но на этом история не закончилась. Вскоре раздался звонок. Незнакомый голос почти вежливо сказал: «Слушай, старик, ничего личного. Ты классный актёр, но тебя заказали».
Это было похоже на кино, но это было реальностью. За Еленой начали следить, ей прокалывали шины, в доме звонили странные звонки. Давление было страшным. А потом случилось самое тяжёлое.
Он заметил хромого мужчину, который тащился за ним от самого магазина. «Хромает как-то странно», — подумал Николаев, входя в подъезд. И тут же получил удар по голове. Металлический предмет проломил ему череп.
Врачи спасли, но пришлось вставить железную пластину. Шрам скрыть было невозможно. И Кораблёв в новых сезонах «Тайн следствия» обзавёлся кепкой. Та самая кепка, которая стала частью образа, появилась не из-за прихоти режиссёра, а потому что актёр пережил удар, который мог его убить.
Исполнителей нашли и осудили. Но Николаев понял: он побывал «между небом и землёй». Это взрослит так, как не взрослит ни одна роль.
«Шрам, кепка и Анна Ковальчук: чему Николаев научился после смерти»
После удара по голове жизнь разделилась на два слоя: до и после. До — это лёгкость, азарт, вечные поиски. После — осознание, что каждое утро может стать последним. Врачи сказали прямо: чудо, что он выжил. Железная пластина в черепе стала его новой реальностью, а огромный шрам — отметиной судьбы.
Скрыть его было невозможно, и именно тогда родилась «фирменная кепка» майора Кораблёва. На съёмочной площадке никто не стал делать из этого тайны: герой стал носить головной убор, и публика приняла это как часть образа. А для самого Николаева кепка стала символом второго рождения. Он мог бы погибнуть в подъезде собственного дома, но остался жить — и теперь не имел права растрачивать время впустую.
Он продолжил сниматься. «Агентство НЛС-2», «Бумеранг из прошлого», «Принцип Хабарова», фильм «Где-то на краю света». Роли были разные: от драматических до почти комичных. Но всё же самой близкой для него навсегда осталась роль Леонида Кораблёва в «Тайнах следствия». И не только потому, что именно этот персонаж принёс ему известность.
На съёмках «Тайн» рядом всегда была Анна Ковальчук. Уже опытная, уже уверенная, но при этом мягкая и тактичная. Николаев пришёл в проект новичком, часто ошибался, сбивался, и именно она незаметно подсказывала ему: где встать, как сыграть, как держать паузу. «Она чудесная женщина, — признаётся он. — Я до сих пор испытываю к ней вибрации. И мне кажется, она это чувствует».
Это признание звучит не как банальное «влюбился», а как благодарность. Ковальчук стала для него не только партнёршей по кадру, но и человеком, который помог ему выстоять в момент, когда легко было сорваться.
После пережитого нападения он стал другим. Менее резким, более терпимым. В интервью говорил, что научился ценить мелочи: возможность спокойно пить чай дома, видеть детей, просто гулять по улице. «Я побывал между небом и землёй, — говорил он. — После этого начинаешь иначе смотреть на всё».
Игорь Николаев не стал всесоюзной звездой, не возглавил рейтинги и не снимался у Тарантино. Но он сделал другое — прошёл через удары, через предательство, через бездомность и угрозы. Он выжил. И сумел сохранить в себе актёра, человека, мужчину, который всё ещё умеет смеяться и влюбляться в жизнь.
Шрам на голове напоминает ему о боли, кепка — о спасении, а роли — о том, что даже в самой страшной тьме есть сцена, где можно выйти и сыграть так, чтобы зрители поверили.
