— Мам, папа опять звонил. Говорит, завтра заедет, — Катя бросила телефон на диван и скривилась. — Опять будет рассказывать про свою Дашку и их «идеальную жизнь».
Надя отложила вязание, не ответив. В её глазах мелькнуло что-то тяжёлое — не гнев, не обида, а усталость. Усталость от этих визитов, от его самодовольных улыбок, от того, как он ненавязчиво, но намеренно тыкал её носом в своё новое счастье.
— Ладно, пусть приезжает, — наконец сказала она. — Только бы поскорее ушёл.
Катя вздохнула и обняла мать за плечи.
Двадцать пять лет. Двадцать пять лет совместной жизни, общих побед, тихих семейных вечеров на кухне, родительских собраний, ремонта в доме, который они делали вместе. И все это рассыпалось в один миг.
— Надюха, тут такое дело, — Сергей вошел в спальню, избегая ее взгляда.
Она сразу поняла. Не знала, откуда, но поняла. Руки сами сжали край одеяла, будто ища опору.
— Говори.
— Я встретил… другую.
Тишина. Гул в ушах.
— Кто она? — спросила Надя, и голос ее был странно спокойным.
— Моя студентка. Даша.
Студентка. Ей было двадцать три. Их дочери Кате — двадцать два.
— Ты издеваешься? — Надя засмеялась, но смех вышел резким и острым, как стекло.
— Нет. Я… я влюбился.
Она встала, подошла к окну. За стеклом шел дождь — мелкий, противный, будто сама погода плевала ей в лицо.
— Сколько?
— Что?
— Сколько ты с ней?
Он помолчал.
— Полгода.
Полгода. Полгода лжи, полгода поцелуев в щеку перед сном, полгода «люблю тебя», сказанных автоматически.
— Уходи.
— Надя…
— Уходи! — она обернулась, и впервые за вечер голос ее сорвался.
Он ушел. Без скандала, без криков. Просто собрал вещи и ушел, как будто эти двадцать пять лет ничего не значили.
Катя прибежала с занятий раньше обычного.
— Мам, что случилось? Папа звонил, сказал… — она замолчала, увидев лицо матери.
— Он ушел, — Надя сидела за кухонным столом, сжимая в руках остывший чай. — К своей студентке.
— К… к кому?
— К Даше. Той самой, которая пишет у него диплом.
Катя побледнела.
— Этой… этой кукле? — ее голос дрогнул. — Ей же двадцать три!
— Да.
— Мам…
Катя обняла ее, а Надя сидела неподвижно. Слез не было. Была только пустота — огромная, как океан, и такая же бездонная.
Вечером Катя позвонила отцу. Надя слышала, как дочь кричит в трубку:
— Ты предатель! Как ты мог?
А потом тишина. И тихий плач за стеной.
Надя не плакала. Она сидела в темноте и смотрела в окно. На улице все так же моросил дождь.
Сергей стал приходить в гости по вечерам. Каждый раз – с новыми историями, с тем блеском в глазах, которого Надя не видела у него уже лет десять.
— Ну как вы тут? — он расстегивал пальто, оглядывал квартиру оценивающим взглядом, будто сравнивал.
— Живем, — сухо отвечала Надя, убирая со стола его чашку, которую он еще даже не успел взять в руки.
— А у нас вчера Дашка такой пирог испекла, — он улыбался, растягивая слова, будто наслаждаясь моментом. — Ты бы видела, Надюха, у нее прямо талант! Не то что у тебя с твоими вечными «верх не подрумянился».
Катя, сидевшая рядом, резко подняла голову:
— Пап, хватит.
— Что? — он развел руками, изображая невинность. — Я просто делюсь новостями.
— Ты не «делишься», ты специально…
— Катюш, не заводись, — он потрепал ее по щеке, как маленькую. — Ты просто не понимаешь, каково это – наконец-то дышать полной грудью.
Надя стиснула зубы. Дышать полной грудью. Значит, все эти годы с ней он… задыхался?
— А наш малыш, — продолжал Сергей, доставая телефон, — вчера впервые перевернулся со спины на живот. Дашка так распереживалась, думала, упадет с дивана…
— Папа, — Катя перебила его, голос дрожал. — Маме это неинтересно.
— Почему же? — он поднял брови. — Надя же любит детей. Или теперь и это в прошлом?
Надя встала, чтобы выйти из комнаты, но Сергей вдруг добавил:
— Кстати, Катюш, Даша спрашивала про тебя. Говорит, хотела бы встретиться, поболтать…
Катя замерла.
— О чем нам с ней болтать?
— Ну, ты же не ребенок, — он усмехнулся. — Могла бы и без предрассудков. Она же хорошая девочка.
Надя резко обернулась:
— Хватит.
В комнате повисло молчание. Сергей наконец встал, поправил рукав дорогого пиджака (нового, Надя такого у него не видела) и вздохнул:
— Ладно, я пойду. Дашка ждет.
После его ухода Катя долго молчала, потом негромко сказала:
— Он специально…
— Я знаю, — Надя закрыла глаза.
Но самым страшным стал день, когда Катя неловко пробормотала за ужином:
— Мам… я вчера случайно встретила Дашу.
Надя медленно опустила вилку.
— И?
— Мы… поговорили.
Сердце Нади сжалось.
— О чем?
— Да ни о чем… — Катя ерзала на стуле. — Она оказалась… вроде нормальной.
Нормальной.
Слово повисло в воздухе, как нож, занесенный для удара.
— Она тебе понравилась? — Надя с трудом выдавила из себя вопрос.
— Нет! То есть… я не знаю. Она не такая, как я думала.
Надя встала и вышла из кухни. В спальне она закрыла дверь, села на кровать и наконец разрешила себе заплакать – тихо, чтобы Катя не услышала.
Предательство.
Не Даши. Даша была никем. Предательство было в том, что даже ее собственная дочь теперь… принимала их.
За стеной Катя тихо позвонила кому-то.
— Да… Нет, все нормально… — шепот, затем пауза. — Даша, слушай, давай пока не будем… Мама расстроилась.
Надя сжала кулаки.
Даша.
Теперь это имя постоянно звучало в ее доме.
Больше Надя не плакал. Она просто… перестала. Перестала замечать, как проходят дни, перестала смотреть в зеркало, перестала готовить любимые блюда — зачем, если есть можно и бутерброды?
Катя наблюдала за этим с растущей тревогой.
— Мам, — как-то вечером она села рядом на диван и взяла мать за руку. — Давай сделаем тебе страничку в соцсетях.
— Зачем? — Надя устало улыбнулась. — Чтобы смотреть, как твой отец выкладывает фото с их «идеальной семьёй»?
— Чтобы ты нашла старых друзей. Или новых. Чтобы… жила.
Надя хотела отказаться, но в глазах дочери была такая надежда, что она сдалась.
Катя загрузила несколько фотографий — Надя в молодости, на выпускном, в их первом совместном отпуске с Сергеем. Катя хотела удалить эту, но Надя остановила её: «Пусть будет. Это тоже часть жизни. Тем более, я тут так хорошо получилась».
А потом пришло сообщение.
«Наденька, это правда ты?»
Гриша? Гриша!
Тот самый Гриша, который когда-то писал ей стихи, который целовал её под старым дубом в парке, который уехал в другой город и… исчез.
Они начали переписываться. Сначала осторожно, потом — смелее.
— Мам, кто это тебе так активно пишет? — Катя подмигивала, видя, как мать улыбается в телефон.
— Старый друг.
— Друг? — Катя засмеялась. — Да у тебя щёки розовые, как у школьницы!
А потом Гриша предложил встретиться.
Надя три часа выбирала платье.
— Вот это да! — Катя ахнула, когда мать вышла из спальни в тёмно-синем платье, с лёгким макияжем и распущенными волосами. — Мам, ты…
— Я смешно выгляжу? — Надя нервно поправила прядь.
— Ты прекрасна.
Гриша приехал вовремя. Не на «Жигулях», как когда-то, а на сером «Мерседесе». Он вышел из машины ей навстречу с букетом белых роз.
— Наденька… — он улыбнулся, и её руки задрожали. В его глазах было то же восхищение, что тридцать лет назад.
Катя, выглядывая из-за шторы, не могла сдержать улыбки.
Они встречались почти каждый вечер. Когда Сергей через неделю зашёл к ним, он не узнал бывшую жену.
— Надюха, ты дома? — он зашёл без звонка, как привык, и замер.
Надя стояла перед зеркалом в новом платье, с ярко накрашенными губами.
— Ты… — он осекся.
— Я что? — Надя обернулась.
— Ничего. — Сергей нахмурился. — Собираешься куда-то?
— Да.
— К врачу? — он ехидно оглядел её наряд.
Катя, сидевшая на диване, фыркнула:
— У мамы свидание, пап.
— Что? — Сергей побледнел.
— Свидание, — Катя улыбнулась. — С тем самым Гришей, к которому ты её когда-то так ревновал. — Неужели не помнишь?
Сергей застыл. Надя, не глядя на него, надела новое пальто и взяла сумочку.
— Я ухожу. Катюш, не жди меня, я буду поздно.
Дверь закрылась. Сергей бросился к окну.
На улице у подъезда стоял тот самый «Мерседес». Высокий мужчина открыл Наде дверь, она что-то сказала ему, смеясь, и… поцеловала его в щёку.
— Пап? — Катя наблюдала за отцом с едва скрываемым удовольствием. — Как у тебя дела? Как Даша?
Сергей резко развернулся.
— Отстань! — он схватил куртку и вышел, хлопнув дверью так, что задрожали стёкла.
Катя подошла к окну. Отец шёл по улице, размахивая руками, даже не замечая, что куртка все еще у него в руках.
Она улыбнулась.
В кафе Гриша заказал вино.
— Помнишь, в школе я тебе клялся, что когда-нибудь отвезу в Париж?
— Помню, — Надя улыбнулась.
— Так вот… — он достал из кармана два билета. — Я наконец-то могу выполнить обещание.
Надя рассмеялась. Впервые за долгие месяцы — искренне, легко.
А в это время Сергей, вернувшись домой, устроил скандал молодой жене.
— Ты даже не представляешь, как она себя разукрасила! — кричал он.
Даша смотрела на него с недоумением.
— Серёж… о ком ты?
Но он уже не слышал. Он видел перед собой только Надю — смеющуюся, счастливую, уезжающую в дорогой машине.
И впервые за долгое время почувствовал, что проиграл.
Вечером Кате пришло сообщение от Даши:
«Твой отец орал на меня два часа. Говорит, твоя мать специально его унижает».
Катя усмехнулась и показала телефон матери.
— Карма, мам. Просто карма.
Надя и Гриша были счастливы. По-настоящему. Он привозил ей цветы без повода, водил в театры и кафе, а по вечерам они подолгу гуляли, вспоминая молодость и строя планы на будущее. Катя, глядя на мать, не могла нарадоваться — та будто помолодела на глазах, снова научилась смеяться громко и без оглядки.
А Сергей… Сергей больше не приходил. Теперь он звал Катю к себе — в их с Дашей квартиру, где пахло детской присыпкой и новыми вещами. Но даже там он был неспокоен. То и дело бросал взгляды на телефон, будто ждал, что Надя вдруг напишет. Но сообщения не приходили.
Однажды, когда Катя собиралась уходить, он не выдержал:
— Ну как… она?
— Счастлива, — просто ответила дочь.
Сергей кивнул и отвернулся. Больше он не спрашивал.
А Надя тем временем упаковывала чемоданы — они с Гришей улетали в Париж. Тот самый, о котором они мечтали тридцать лет назад.
Жизнь, казалось, поставила всё на свои места.
