Она сидела на краешке дивана, сжав руки в коленях так крепко, что побелели костяшки пальцев. Сквозь полуоткрытую дверь кухни доносился звон посуды и раздражённый голос Ларисы Петровны.
— Опять ты пересолила суп, — проговорила свекровь так, чтобы точно услышала невестка и вышла из кухни. — И вообще, не понимаю, как можно быть такой бестолковой хозяйкой, — бросила она уже в коридоре.
Вера глубоко вдохнула. В голове звенело, как от удара. Ей хотелось закричать, выбежать из квартиры, захлопнуть за собой дверь и бежать куда глаза глядят. Но она осталась сидеть — как вкопанная.
Когда на кухню вошёл Максим, она встретилась с ним взглядом. В этом взгляде было всё: усталость, обида и немой вопрос: “Ну когда это закончится?”
Но вместо поддержки муж, как всегда, отвёл глаза. Он налил себе чай и тяжело опустился на стул.
— Максим, мы должны поговорить, — тихо начала Вера, подойдя к мужу. — Я не могу так больше.
— О чём? — буркнул он, не глядя на неё.
— Либо она съезжает, либо я. Я устала, понимаешь? Это мой дом тоже.
В этот момент на кухне появилась Лариса Петровна, прижимая к груди сложенное полотенце. На лице — выражение победительницы, как будто она подслушивала каждое слово.
— Ах вот оно что! — свекровь посмотрела на сына. — Значит, я ей мешаю? Я, между прочим, мать! Максим, скажи ей!
Максим поставил чашку на стол с таким грохотом, что чай выплеснулся на скатерть. Он резко поднялся.
— Ты не хозяйка в этом доме, пока мама здесь! — рявкнул он, хлопнув кулаком по столу так, что Вера вздрогнула.
В кухне повисла тишина. Только где-то за стеной тикали часы.
Вера медленно поднялась. В глазах блестели слёзы, но голос её звучал удивительно спокойно:
— Значит, это не мой дом. Я всё поняла.
Она вышла из кухни, будто тень. А в голове уже крутился план, который перевернёт их жизни.
Вера медленно зашла в спальню и закрыла за собой дверь. Она стояла посреди комнаты, ощущая, как дрожат руки. В голове крутилась только одна фраза Максима: «Ты не хозяйка в этом доме…»
На прикроватной тумбочке лежал её телефон. Вера схватила его и открыла чат с единственным человеком, которому могла довериться.
— Пап, можно к тебе на пару дней?
Ответ пришёл мгновенно.
— Что случилось?
— Объясню потом. Просто скажи, что могу приехать.
— Конечно, приезжай. Всегда рад тебя видеть.
Она набрала воздуха в лёгкие, села на кровать и прикрыла глаза.
Отец женился второй раз… После развода родителей они виделись редко, но он всегда оставался её опорой. И сегодня Вера была готова поехать к нему, чтобы хотя бы на время почувствовать себя в безопасности.
За дверью слышались голоса — Лариса Петровна возмущённо шепталась с сыном. Вера собрала документы и пару комплектов одежды в сумку. Всё делала тихо, осторожно, словно боялась спугнуть своё решение.
И вдруг в замочную скважину просочился голос свекрови:
— …А если она уйдёт, наконец-то заживём спокойно. Я всегда говорила, Максим, ты женился на ней слишком рано. Девка бесхребетная, хозяйка из неё никакая…
Вера замерла. И в тот момент в ней что-то щёлкнуло. Она перестала бояться.
Она распахнула дверь. Лариса Петровна резко замолчала, обернувшись. Максим стоял рядом, побагровевший, но не столько от гнева, сколько от растерянности.
— Вы правы, Лариса Петровна, — спокойно сказала Вера. — Мне здесь не место.
Она взяла сумку и направилась к двери.
— Постой! — бросился за ней Максим. — Ты куда?
— Домой, — ответила она с лёгкой усмешкой. — Туда, где меня уважают.
Он схватил её за руку, но она вырвалась.
— Вера, не делай глупостей. Мама, подожди в комнате! — крикнул он матери, но та только фыркнула и скрылась в коридоре.
Вера уже надела куртку, когда в прихожей раздался звонок в дверь.
— Кто там ещё?.. — раздражённо пробормотал Максим и открыл.
На пороге стоял пожилой мужчина с уверенным взглядом. Вера едва не уронила сумку.
— Папа? — прошептала она.
— Здравствуй, Верочка, — мягко улыбнулся он и посмотрел поверх головы дочери прямо на Максима. — А вы, значит, якобы муж?
— А вы кто такой? — насторожился Максим.
— Я — её отец. И я приехал забрать дочку оттуда, где её унижают.
Максим замялся. Лариса Петровна снова показалась в коридоре и зашипела:
— Кто вас сюда звал?
— А вы кто, простите? — отец Веры поднял бровь и смерил свекровь взглядом, от которого она вдруг опустила глаза. — Ах да… та самая мама, ради которой мой ребёнок плачет ночами?
Вера почувствовала, как впервые за долгое время внутри разливается тепло.
— Пошли, Верочка, — сказал отец, беря её за плечи. — Настало время жить для себя.
И она шагнула за порог.
Вера сидела на кухне в квартире отца. В руках она вертела чашку с чаем, не чувствуя тепла. Отец поставил перед ней тарелку с бутербродами и присел напротив, внимательно глядя на дочь.
— Ты вся дрожишь, — сказал он тихо. — Если хочешь, мы поедем к адвокату уже завтра. Пусть этот… как его… Максим поймёт, что за твою спину теперь есть кому постоять.
Вера кивнула, но внутри у неё всё было не так однозначно. Она слишком хорошо знала Максима. Он не из тех, кто легко сдаётся, особенно если чувствует угрозу своему комфорту.
Телефон на столе завибрировал. На экране — «Максим». Вера хотела выключить звук, но отец остановил её:
— Ответь. Только громкую связь включи.
Она глубоко вдохнула и коснулась экрана.
— Алло.
— Вера… Ты где? — голос Максима звучал нервно. — Вернись, прошу. Мы поговорим без мамы. Я всё понял.
— Поздно, Максим, — спокойно ответила она. — Ты всё сказал, когда хлопнул кулаком по столу.
— Это была ошибка! — зашипел он. — Послушай, если ты не вернёшься… твоя доля в квартире может исчезнуть.
Вера похолодела.
— Что значит «исчезнуть»? — спросила она ледяным голосом.
— Ты же знаешь, квартира оформлена на меня, — резко сказал он. — И если ты сейчас начнёшь качать права, я… я найду способ тебя оставить без неё.
Вера заметила, как напрягся отец. Он жестом велел дочери молчать и взял телефон:
— Послушай, Максим, — произнёс он ровным, но жёстким голосом. — Если ты тронешь хоть одну бумажку без её согласия, будешь иметь дело со мной и моим адвокатом. А он любит такие дела — до нитки оставлять вот таких, как ты.
— Кто вы такой? — взревел Максим.
— Тот, кто тебе скоро объяснит законы. А пока… — отец Веры сбросил звонок и отложил телефон.
Вера закрыла лицо руками.
— Он прав… — прошептала она. — Квартира на него. Это была глупость — довериться…
— Тсс, — отец положил ей руку на плечо. — Это ещё не конец. Он слишком спешит и совершит ошибку. Мы его на этой ошибке и подловим.
И правда — ошибка случилась уже на следующий день. Отец Веры, догадавшись, что Максим может действовать быстро, пришёл к их общей квартире вместе с адвокатом.
В коридоре стояли Максим и Лариса Петровна. Они торопливо перебирали бумаги. Лариса шептала:
— Нужно подписать фиктивную дарственную на меня. Тогда эта дура ничего не докажет!
— Вы оба хорошо придумали, — раздался в дверях холодный голос. — Но не учли, что это уголовное преступление.
Максим и его мать обернулись. На пороге стоял отец Веры с адвокатом и включённым диктофоном.
— Поздравляю. У нас есть запись о попытке мошенничества, — сказал адвокат, ухмыляясь. — Хотите решить мирно или вызываем полицию прямо сейчас?
Лариса побледнела. Максим шагнул вперёд, но тут же отступил, встретившись с тяжёлым взглядом тестя.
— Всё, папа, я хочу развода, — твёрдо сказала Вера, появляясь из-за спины отца. — И делим всё по закону.
Максим впервые в жизни не нашёлся, что ответить. Он стоял, прижавшись к стене, и только открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег. Лариса Петровна громко втянула воздух и сжала в руках ворох бумаг так сильно, что они помялись.
— Развода?! Квартиру захапать решила! — наконец прорвался Максим. — Ты с ума сошла? Да кто тебе поверит, что ты сама всё это не придумала, чтобы меня оставить ни с чем?!
— Поверят, — спокойно сказал отец Веры. — У нас запись. У нас свидетели. У нас юрист, который обожает громкие дела.
Лариса Петровна осела на стул и тихо застонала:
— Максик, я же ради нас старалась… Чтобы эта квартира не ушла…
Вера посмотрела на неё с холодной жалостью.
— Вы не ради «нас» старались, Лариса Петровна. Вы ради себя пытались меня выдавить, как ненужное пятно. И знаете… у вас почти получилось.
Максим сделал шаг к Вере, протянул руки, но она отступила.
— Вер, ну давай поговорим, как взрослые… Я ошибался, но ведь можно всё вернуть, правда? Я же… любил тебя.
— Ты любил удобство, Максим, — перебила она. — И маменькины котлеты, и тёплые тапки. Меня — нет.
— Я… я же ради нас хотел… — он сбился, опустил глаза.
— Ради нас ты хлопал кулаком по столу, — напомнила Вера. — И делал вид, что не слышишь, как твоя мать унижает меня в нашнм же доме.
Тишину прорезал голос адвоката:
— Предлагаю составить мировое соглашение. Так всем будет проще.
Максим резко поднял голову. Его лицо было искажено смесью страха и ярости.
— Никакого соглашения! Если она хочет «войны» — она её получит!
— Остынь, сынок… — тихо прошептала Лариса Петровна. — Нас могут посадить…
— Что?! — повернулся он к матери. — Это ты всё устроила! Это ты настояла на этих бумагах!
— Я? — Лариса Петровна вскочила. — Если бы не я, ты бы уже сидел на улице, бестолочь! Я всю жизнь тебя спасаю — и от долгов, и от твоих баб!
— Хватит! — рявкнул Максим. — Всё, я устал от тебя тоже! Ты разрушаешь мою жизнь, мама!
Лариса Петровна побледнела. В глазах её мелькнуло что-то новое — страх.
Вера с отцом переглянулись.
— Они друг друга сожрут без нас, — шепнул отец. — Пошли.
Вера кивнула и, не оборачиваясь, вышла из квартиры.
Через неделю Максим стоял посреди квартиры. И не понимал что происходит. Коробки с вещами Ларисы Петровны громоздились у входа. Она сама ходила по комнатам, проверяя, не оставила ли чего важного.
— Мам, — выдохнул он и тяжело опустился на диван. — Ну как же так вышло? Мы ведь всё спланировали…
— Но не учли её отца.
Лариса Петровна остановилась, повернулась к сыну и впервые за долгое время посмотрела на него без привычного презрения. В её глазах было что-то новое — тревога и страх.
— Макс, я… я не могу с тобой остаться.
— Что? — он резко поднял голову.
— Тебе предлагали решить всё миром, ты отказался. Мне пришла повестка, — почти шёпотом сказала она. — За ту дарственную… Если пойдём до конца, меня привлекут к уголовной ответственности.
— Ты о чём? — в голосе Максима звучала паника. — Мы же всё проверяли!
— Не мы, а я, — холодно ответила Лариса. — Ты никогда ничего не проверял. Всегда думал, что мама всё решит. А теперь мама не может. Мне предложили сделку — если я дам показания, меня оставят в покое.
— Какие показания? — в голосе Максима уже сквозил ужас.
— Против тебя, сынок.
Максим резко вскочил.
— Ты не посмеешь! Это же я тебя защищал, я ради тебя…
— А я ради тебя уже слишком много сделала, — перебила Лариса, в её голосе впервые за всё время звучала твёрдость. — Но сажать себя я не дам.
Она взяла сумку, бросила на него быстрый взгляд и прошла к двери.
— Мам! Мам, стой! — закричал он. — Ты же меня без всего оставишь!
— Ты справишься, Максим. Ты всегда говорил, что хозяин в этом доме, — с усталой иронией произнесла Лариса и ушла, тихо прикрыв за собой дверь.
Максим остался один. Комната, в которой недавно кипели страсти, теперь наполнялась гулкой тишиной.
Он достал телефон и посмотрел на последние сообщения от Веры. Вчера она написала: “Никогда не думала, что смогу быть такой сильной. Теперь мы никто друг другу.”
Он хотел написать ей хоть что-то — попросить прощения, умолять вернуться, но пальцы замерли над экраном. Он понял, что потерял всё: жену, имущество и даже мать, которая всегда была рядом.
Вдруг в дверь постучали. Максим бросился к ней с надеждой, но на пороге стоял серьезный мужчина в костюме.
— Максим Андреевич? Вы не явились в суд? — строго спросил мужчина. — Вот постановление о начале процедуры раздела имущества. Ознакомьтесь.
Максим сжал кулаки. Грудь сдавило так сильно, что он едва смог дышать.
“Я же был хозяином…” — крутилось в его голове.
Теперь он остался один.
Прошло полгода.
Вера сидела у окна своей новой квартиры с чашкой кофе в руках. За окном шёл мелкий весенний дождь, но она улыбалась — впервые за долгие годы это была улыбка лёгкости, без боли и тревоги.
Комната ещё пахла свежей краской, на полу лежал свёрнутый ковёр, а на подоконнике стояли несколько горшков с цветами. Она сама их купила, сама выбирала каждый оттенок для стен и каждую деталь интерьера. Это было её пространство. Наконец-то её.
Телефон зазвонил. Вера взглянула на экран и увидела имя отца.
— Привет, пап, — мягко сказала она, отвечая на звонок.
— Дочка, ты как там? Обжилась? — в голосе отца звучала радость.
— Да. Спасибо, что помог с квартирой. Знаешь, я раньше думала, что без него не справлюсь. А сейчас… как будто заново дышать научилась.
Отец замолчал на секунду.
— Я всегда знал, что ты сильнее, чем сама думаешь, — сказал он наконец. — И знаешь, это только начало.
Вера посмотрела на себя в отражении стекла. Спокойный взгляд, лёгкая улыбка. На том конце провода отец продолжал что-то рассказывать, но она вдруг уловила в себе удивительное ощущение — тишины. Никаких чужих криков, никаких обвинений, никакой борьбы за своё место.
И эта тишина была самой дорогой роскошью.
В это же время, на другом конце города, Максим сидел в небольшой съёмной квартире. На кухонном столе лежала пачка дешёвых макарон и пустая бутылка водки. Он уставился в одну точку, не моргая.
Телефон молчал уже несколько дней. Ни одного звонка от знакомых, друзей, а главное — от матери.
Лариса Петровна исчезла из его жизни так же внезапно, как всегда появлялась. После дачи показаний она поспешно продала свою квартиру и уехала в другой город к дальней родственнице. В последний вечер она сказала лишь одно:
— Не ищи меня, Максим. Я тоже хочу начать всё с чистого листа.
Он тогда долго стоял в подъезде, пытаясь поверить, что остался один. Сначала думал, что Вера вернётся, потом надеялся на мать. Но обе женщины ушли, и вместе с ними ушло всё, что он считал своей опорой.
Максим включил телевизор, чтобы заглушить тишину. По новостям рассказывали о росте цен на продукты и коммуналку. Мужчина провёл рукой по щетине на лице, мимоходом думая о том, что завтра снова нужно идти на подработку в складском помещении, где пахнет сыростью и тряпками.
— Я же был хозяином… — прошептал он сам себе, но от этих слов стало только горше.
Он поднялся, подошёл к окну. На улице шёл тот же весенний дождь, что и у Веры. Но если для неё он был свежим началом, то для него — лишь серым фоном в бесконечной череде одинаковых дней.
Максим провёл рукой по запотевшему стеклу и задумчиво посмотрел на мокрые улицы. В первый раз за эти месяцы он понял: ему больше некого винить.
