Почему я должна терпеть твою мать и любовницу под одной крышей?
Всё началось с телефонного звонка в среду вечером. Игорь сидел за столом, тыкал вилкой в остывшую картошку и хмурился так, будто весь мир был ему должен. А я мыла посуду и думала, что опять забыла купить сметану — он любит картошку именно со сметаной.
— Мама в больнице, — бросил он, не поднимая глаз. — Операция прошла, но ей нужен уход.
Сердце ёкнуло. Свекровь Раиса Петровна и я… ну, скажем так, не подружки по шопингу. Но всё-таки человек пожилой, больной.
— Что с ней? — спросила я, вытирая руки о полотенце.
— Желчный пузырь. Врачи говорят, дома восстанавливаться будет быстрее. — Игорь наконец посмотрел на меня, и в его глазах промелькнуло что-то похожее на вину. — Она поживёт у нас. Всего пару месяцев.
Всего пару месяцев. Как будто речь шла о визите дальней родственницы, а не о том, что наша маленькая двухкомнатная квартира превратится в санаторий. Но я кивнула. Что ещё оставалось делать?
Раиса Петровна приехала в субботу утром. Худая, бледная, с этим своим вечно недовольным выражением лица, которое, кажется, приклеилось к ней намертво лет тридцать назад. Игорь суетился вокруг неё, как школьник вокруг классной руководительницы, а я таскала сумки и думала, где она будет спать. Диван в гостиной? Или всё-таки нам с Игорем перебираться на диван, а ей отдать спальню?
— Спальня будет за мной, — решила свекровь, даже не спросив моего мнения. — У меня после операции сон чуткий, а тут у вас в гостиной телевизор до поздна работает.
Ну да, конечно. Мы с мужем теперь на диване. Романтично, что тут скажешь.
Первые дни прошли относительно спокойно. Я готовила диетическую еду, носила лекарства, стирала бельё. Игорь приходил с работы и сразу бежал к маме — как дела, что болит, не нужно ли что-то. Ко мне он подходил только за ужином, и то больше молчал.
— Устала? — спросил он как-то вечером, когда я мыла посуду уже в который раз за день.
— Нормально, — ответила я. А что ещё сказать? Что я чувствую себя прислугой в собственном доме? Что его мама смотрит на меня, как на досадную помеху? Что мне хочется просто посидеть в тишине, а не слушать её жалобы на врачей, соседей и погоду?
— Я найму нянечку, — решил Игорь. — Тебе тяжело одной справляться.
И вот тут-то всё и началось.
Лена появилась через неделю. Высокая, стройная, с волосами цвета спелой пшеницы и улыбкой, от которой, кажется, должны были таять айсберги. Ей было лет двадцать пять, не больше. На мои тридцать семь она смотрела так, будто я была её бабушкой.
— Я Елена Сергеевна, — представилась она, протягивая руку свекрови. — Игорь Михайлович просил присматривать за вами.
Игорь Михайлович. Даже я, жена, чаще называла его просто Игорем. А эта… нянечка с первого дня перешла на имя-отчество. Что-то в этом было… слишком личное.
— Какая красивая девочка! — обрадовалась Раиса Петровна, а я впервые за две недели увидела на её лице искреннюю улыбку. — Игорёк, ты хорошо выбрал.
Лена быстро освоилась. Слишком быстро. Уже на второй день она ходила по квартире в шёлковом халате — своём халате, который зачем-то притащила из дома. Варила кофе в моей турке, складывала свои вещи в мою ванную комнату, расчёсывалась моим гребешком.
— Лена, может, вам неудобно каждый день ездить домой? — участливо спросила свекровь. — Оставайтесь на ночь, диван свободен.
И вот так, без моего согласия, в нашем доме поселился ещё один человек.
Игорь стал другим. Приходил с работы и первым делом спрашивал не меня, а Лену:
— Как дела? Мама не капризничала?
Она смеялась — звонко, молодо:
— Что вы, Игорь Михайлович! Раиса Петровна — прелесть. Мы с ней весь день болтали.
А потом они втроём усаживались за стол, и я подавала им ужин, как официантка. Лена рассказывала какие-то истории из своей жизни, свекровь смеялась, а Игорь слушал с таким вниманием, какого я от него не видела уже года три.
— Марина, садись с нами, — говорил он иногда, но как-то вяло, без настойчивости.
Я садилась, молчала. О чём мне было говорить? О том, как я весь день стирала, готовила, убирала? О том, что мне тридцать семь, и я чувствую себя старой рядом с этой сияющей девчонкой?
Лена умела всё. Готовила диетические блюда лучше меня, делала массаж свекрови, развлекала её рассказами о работе в частной клинике. Игорь на неё смотрел с восхищением.
— Золотые руки, — говорил он. — Мама уже гораздо лучше себя чувствует.
А на меня он смотрел… никак. Как на часть интерьера.
Однажды утром я зашла в ванную и обнаружила там чужую косметику. Дорогую. Тональный крем, тушь, помада такого яркого цвета, что у меня никогда не хватило бы смелости её носить.
— Лена, — окликнула я её из коридора. — Это ваши вещи в ванной?
— Ой, простите! — Она выскочила из кухни, вся такая озабоченная. — Я вчера спешила, забыла убрать. Сейчас уберу.
Но не убрала. Косметика так и осталась лежать рядом с моей, и каждое утро, глядя на эти яркие тюбики, я чувствовала, как что-то внутри меня сжимается в тугой узел.
А потом я увидела их.
Это было во вторник вечером. Я пришла из магазина — покупала лекарства для свекрови — и услышала смех из кухни. Заглянула — Игорь и Лена стоят у плиты, она помешивает что-то в кастрюле, а он смотрит ей через плечо. Очень близко смотрит.
— Вкусно пахнет, — говорит он, и в его голосе есть что-то такое… тёплое. Интимное.
— Это борщ по бабушкиному рецепту, — отвечает Лена. — Раиса Петровна просила.
Они не заметили меня. Я стояла в дверях и смотрела, как мой муж улыбается другой женщине. Улыбается так, как давно уже не улыбался мне.
— Марина! — Лена вдруг повернулась и увидела меня. — Я борщ варю, он почти готов.
— Спасибо, — выдавила я. — Очень… мило с вашей стороны.
Игорь даже не посмотрел в мою сторону.
В ту ночь мы лежали на диване — он у стены, я с краю — и молчали. Я слышала его дыхание, чувствовала тепло его тела, но между нами была пропасть шириной в океан.
— Игорь, — тихо позвала я.
— Мм?
— Мне кажется, Лена… слишком многое себе позволяет.
Он повернулся ко мне, и даже в темноте я почувствовала его раздражение.
— Что ты имеешь в виду?
— Она живёт здесь, как дома. Её вещи повсюду, она распоряжается кухней…
— Марина, не надо. — Голос стал жёстким. — Лена помогает маме. Тебе же легче.
Мне легче. Знала бы он, как тяжело мне смотреть, как чужая женщина хозяйничает в моём доме, заботится о моей свекрови лучше меня, а мой муж смотрит на неё влюблёнными глазами.
— Она молодая, красивая, — продолжала я. — И ты…
— И что я?! — Игорь резко сел. — Я что, по-твоему, влюбился в няню? Марина, у тебя крыша поехала!
Он встал, пошёл на кухню. Я слышала, как он открывает холодильник, наливает воду. А потом — шёпот. Тихий разговор с кем-то.
С Леной.
Утром я проснулась одна. Игорь уже ушёл на работу, не попрощавшись. Свекровь сидела на кухне с Леной, и они о чём-то оживлённо беседовали.
— Доброе утро, — сказала я.
— О, Марина! — Раиса Петровна даже не повернула головы. — Ленушка рассказывает про свою работу. Представляешь, она училась на врача!
— Не доучилась, — скромно поправила Лена. — Но опыт большой. В частных клиниках требования высокие.
Я налила себе кофе и села за стол. Меня словно не замечали.
— А мой Игорёк на работе как? — спросила свекровь Лену. Лену! Не меня, его жену, а её.
— Он очень ответственный, — улыбнулась Лена. — Переживает за вас. Вчера звонил три раза, спрашивал, как самочувствие.
Звонил три раза. Мне он не звонил ни разу.
— Золотой мой мальчик, — растрогалась Раиса Петровна. — Всегда обо мне думает.
Я допила кофе и пошла в ванную. Там, на полочке рядом с зубными щётками, стояла новая — ярко-розовая, явно женская. Третья зубная щётка в нашей семье из двух человек.
Вечером Игорь пришёл поздно. Я уже легла, читала книгу. Он разделся, лёг рядом и сразу повернулся к стене.
— Как мама? — спросил он в потолок.
— Хорошо. Лена с ней целый день.
— Замечательно.
Мы помолчали.
— Игорь, — решилась я. — Мне нужно поговорить с тобой.
— Марина, я устал. Давай завтра.
— Нет, сейчас. — Я села, включила ночник. — Что происходит между тобой и Леной?
Он резко повернулся ко мне, и в его глазах вспыхнул гнев.
— Ничего не происходит! Господи, ну что за бред ты несёшь!
— Ты на неё смотришь…
— Как я на неё смотрю?!
— Как на женщину. Как раньше смотрел на меня.
Игорь встал, начал ходить по комнате.
— Знаешь что, Марина? Ты стала какой-то… подозрительной. Злой. Лена помогает моей больной матери, а ты устраиваешь сцены ревности!
— Я не устраиваю сцены! Я просто вижу, что…
— Что ты видишь? Что я изменяю тебе с няней? — Он остановился передо мной, и в его взгляде была холодная ярость. — Ты совсем озверела, Марина. Мне стыдно за тебя.
Стыдно. За меня. Слова упали, как пощёчина.
— Не устраивай сцен, — бросил он, ложась обратно. — Тебе же от Лены легче.
Тебе же легче. Мне легче смотреть, как моя семья рушится? Как мой дом превращается в чужую территорию?
Я не ответила. Легла, выключила свет и лежала до утра, слушая его дыхание и думая о том, что произошло с нами. Когда мы стали чужими людьми на одном диване?
Следующие дни прошли в натянутом молчании. Игорь со мной почти не разговаривал, Лена изображала профессиональную вежливость, а свекровь открыто показывала, кого она предпочитает.
— Леночка, милая, принеси воды, — просила она.
— Ленушка, дорогая, включи телевизор.
— Лена, золотко, посидишь со мной?
А меня — меня словно не существовало.
Я начала замечать детали, которые раньше пропускала. Как Лена поправляет волосы, когда Игорь входит в комнату. Как он задерживает взгляд на её фигуре. Как они вместе смеются над какими-то шутками, которые мне непонятны.
Как однажды утром я увидела в раковине две кофейные чашки — значит, они пили кофе вдвоём, пока я спала.
А в пятницу случился последний эпизод, который переполнил чашу.
Я пришла домой после похода к врачу — у меня болела голова уже третий день — и услышала музыку из гостиной. Заглянула — Лена учит свекровь танцевать. Медленный танец, под старую песню Пугачёвой.
— Раиса Петровна, вы в молодости, наверное, танцевали замечательно!
— Ой, Ленушка, было дело! — Свекровь смеялась, как девчонка. — Игорёк в папу — тот тоже танцевать любил.
— А теперь? — Лена хитро улыбнулась. — Игорь Михайлович умеет танцевать?
— Не знаю, — вздохнула Раиса Петровна. — Марина не такая… весёлая.
Я стояла в дверях и чувствовала, как внутри всё горит. Марина не такая весёлая. Марина скучная, унылая, не умеет радоваться жизни. А вот Лена — другое дело.
Вечером Игорь снова пришёл поздно. Ужинал молча, хмуро. Я подала ему тарелку с борщом — тем самым, который варила Лена.
— Вкусно, — сказал он. — Лена хорошо готовит.
— Лучше меня?
Он поднял глаза, и в них было раздражение.
— Марина, ну что за детский сад? Я просто похвалил её кулинарные способности.
— А мои кулинарные способности ты давно хвалил?
— Слушай, я не обязан каждый день петь тебе дифирамбы! — Игорь отложил ложку. — Ты готовишь хорошо, я это знаю. Но и Лена готовит хорошо. В чём проблема?
Проблема была в том, что за эти три недели он ни разу не сказал мне ничего приятного. Зато о Лене отзывался восторженно.
— Игорь, — тихо сказала я. — Ты влюбился в неё.
Он замер с ложкой в руке.
— Что?
— Ты влюбился в Лену. И я больше не могу этого терпеть.
Игорь медленно поставил ложку, вытер рот салфеткой.
— Марина, — сказал он ледяным тоном. — Ты больна. Тебе нужна помощь психиатра.
— Может быть. Но сначала скажи мне правду.
— Какую правду? Что я сплю с няней? Что мы с ней крутим роман у тебя под носом? — Голос становился всё громче. — Ты хочешь услышать именно это?
— Я хочу услышать правду!
— Правда в том, что ты превратилась в параноика! — Игорь встал, начал ходить по кухне. — Лена — замечательная девушка, она помогает моей матери, а ты видишь в этом чёрт знает что!
Замечательная девушка. Не женщина. Девушка. Для него она девушка — молодая, свежая, полная жизни. А я что? Старая, скучная жена, которая устраивает сцены?
— Хочешь знать правду? — Игорь остановился передо мной. — Да, Лена мне нравится. Как человек. Она позитивная, жизнерадостная, не ноет с утра до вечера!
— Не ноет? — Что-то во мне взорвалось. — А кто стирает твоё белье? Кто готовит твой завтрак? Кто ухаживает за твоей матерью уже месяц?
— Лена тоже ухаживает! И делает это с удовольствием!
— Потому что ей за это платят!
— Не только поэтому, — тихо сказал Игорь. — Она делает это от души.
Повисла тишина. Страшная, тяжёлая тишина.
— То есть я — не от души? — спросила я.
Игорь не ответил. Но его молчание было красноречивее любых слов.
И вот наступило то воскресенье. То самое воскресенье, когда я окончательно поняла: всё кончено.
Я встала рано, как обычно. Приготовила завтрак, накрыла на стол. Игорь вышел из душа, бодрый, свежий. Побрился, надел хорошую рубашку. Для кого старался?
Лена появилась в халате. В своём шёлковом халате, который давно стал привычной деталью нашего дома.
— Доброе утро! — пропела она. — Как спалось?
Игорь улыбнулся ей. Тепло, нежно.
— Отлично. А у вас?
— Замечательно! — Лена подошла к плите, включила чайник. — Раиса Петровна ещё спит?
— Пусть отдыхает, — сказал Игорь. — Она всю неделю жаловалась на боли.
Они говорили так, будто меня не было. Будто я — прозрачная. Невидимая.
Через час подъехала свекровь, в праздничном платье, с новой причёской.
— Как дела, мамочка? — Игорь обнял её.
— Хорошо, сынок. Лена так заботится!
— А Марина? — спросил Игорь, и в его голосе прозвучал вызов.
— Марина… — Раиса Петровна посмотрела на меня с жалостью. — Марина старается, конечно. Но Ленуська — это что-то особенное.
Мы сели обедать. Я поставила на стол салаты, горячее, нарезала хлеб. Лена села рядом с Игорем. Очень близко села.
— Игорь Михайлович, передайте соль, — попросила она.
— Конечно, — он улыбнулся, подавая солонку. Их пальцы соприкоснулись.
Свекровь рассказывала что-то о соседях, Лена смеялась, Игорь поддакивал. А я сидела и смотрела на эту картину семейного счастья, в которой для меня не было места.
— Ленуська, налей-ка чаю, — попросила Раиса Петровна.
Лена встала, взяла чайник. Налила свекрови. Потом Игорю.
— Спасибо, дорогая, — сказал он. Дорогая.
Что-то во мне сломалось. Окончательно, бесповоротно.
— Почему я должна терпеть твою мать и любовницу под одной крышей? — сказала я громко, чётко.
Все замерли. Лена выронила чайник, он с грохотом упал на пол. Свекровь побледнела. Игорь медленно поднял голову и посмотрел на меня.
— Что ты сказала? — тихо спросил он.
— Ты слышал. — Я встала, бросила салфетку на стол. — Я устала быть призраком в собственном доме. Устала смотреть, как ты пожираешь глазами эту… девочку. Устала терпеть унижения от твоей матери.
— Марина! — Игорь тоже встал. — Ты не в себе!
— Нет, я как раз в себе. Впервые за месяц. — Голос не дрожал. Странно. — Я больше не буду жить в доме, где меня не уважают. Где меня не любят.
— Любовницу? — Свекровь наконец нашла дар речи. — Ты назвала Лену…
— Я назвала вещи своими именами, — спокойно ответила я. — Ваш сын давно не смотрит на меня как на жену. Зато на неё смотрит именно так.
Лена всхлипнула и убежала в спальню. Трусиха.
— Ты позоришь нашу семью! — закричал Игорь. — При посторонних человеке устраиваешь истерики!
— Какая семья? — Я рассмеялась. Горько, зло. — У нас давно нет семьи. Есть ты, твоя мама и её любимица Лена. А я — лишняя.
Игорь сделал шаг ко мне, лицо перекосилось от ярости.
— Если ты не можешь жить спокойно…
— Не могу. — Я прошла мимо него к шкафу, достала сумку. — И не буду.
Собрала вещи быстро, на автомате. Документы, немного одежды, косметику. Игорь стоял посреди комнаты и смотрел, как я упаковываю свою жизнь в одну сумку.
— Марина, не делай глупостей, — сказал он тише. — Мы можем всё обсудить.
— Нет. — Я застегнула сумку. — Обсуждать уже нечего.
— Куда ты пойдёшь?
— Не твоё дело.
Я прошла через гостиную. Свекровь сидела на диване, бледная, растерянная. Из спальни доносились тихие всхлипы — Лена, видимо, переживала.
— Марина, — окликнула меня Раиса Петровна. — Ты правда думаешь, что Игорь…
— Я не думаю. Я знаю. — Остановилась у двери. — Прощайте.
На улице было солнечно. Тепло. Я шла по знакомым дворам с сумкой в руке и чувствовала… облегчение. Впервые за месяц — облегчение.
Тане я позвонила из автобуса.
— Можно к тебе на пару дней? — спросила я. — Рассказать долго, но мне нужно переночевать.
— Конечно! — Таня не стала задавать вопросов. — Приезжай, расскажешь за чаем.
У неё было тепло, уютно. Мы просидели до утра на кухне, я рассказывала, а она слушала и качала головой.
— Мариша, ты молодец, — сказала она под утро. — Хватит терпеть.
— Страшно, — призналась я. — Мне тридцать семь. Кому я нужна?
— Себе нужна. Это главное.
Первую неделю было трудно. Очень трудно. Игорь звонил каждый день, сначала ругался, потом умолял вернуться.
— Мама уехала, — сообщил он в четверг. — Лена больше не приходит. Всё как было.
— Ничего не как было, — ответила я. — И не будет.
— Марина, мы же можем всё наладить!
— Нет, Игорь. Не можем.
Через две недели я сняла комнату. Небольшую, но свою. С окном во двор, где росли липы. Устроилась в типографию на улице Ленина — туда, куда мечтала вернуться ещё до замужества. Работа нравилась, коллеги оказались приятными.
— Марина, а вы не пойдёте с нами на день рождения к Светке? — спросила как-то коллега Ира. — Будет весело!
Я хотела отказаться, как всегда. Но потом подумала: а почему бы и нет?
Купила новое платье. Впервые за годы — яркое, красивое. Сходила к парикмахеру, сделала укладку. Накрасилась.
На вечеринке было действительно весело. Я танцевала, смеялась, разговаривала с людьми. Чувствовала себя живой.
— Вы так изменились! — сказала Света. — Прямо расцвели!
И это была правда. Я чувствовала, как во мне что-то оживает. Что-то, что я похоронила под грузом семейных обязанностей, молчаливых упрёков и собственной неуверенности.
Домой я возвращалась пешком — хотелось подышать вечерним воздухом, посмотреть на огни в окнах, послушать городской шум. В кармане вибрировал телефон. Игорь. Уже третий звонок за вечер.
— Алло, — ответила я, останавливаясь под фонарём.
— Марина! Наконец-то… — Голос был усталый, почти умоляющий. — Где ты была? Не отвечала на звонки…
— На дне рождения у коллеги.
— А… понятно. — Пауза. — Слушай, нам надо поговорить. Серьёзно поговорить.
— О чём?
— О нас. О том, что между нами происходит. — Игорь вздохнул. — Мама действительно уехала. Окончательно. Лена… Лена больше не работает у нас.
У нас. Он всё ещё говорил «у нас», будто я была частью этого дома.
— И что? — спросила я.
— Как что? Теперь мы можем жить нормально! Без посторонних, без проблем. Как раньше.
— Игорь, — сказала я тихо. — А что случилось с Леной?
Долгая пауза.
— Она… оказалась не такой, как казалась, — наконец произнёс он. — Когда мама уехала, Лена стала намекать на… на близость. Говорила, что мы подходим друг другу, что ты меня не понимаешь. — Голос стал глуше. — Я понял, что она изначально рассчитывала не только на работу няни.
Меркантильная. Значит, мать была права.
— И ты её прогнал?
— Я объяснил ей, что у меня есть жена. Что я не собираюсь ничего менять в своей жизни.
Ничего менять в своей жизни. Как будто последний месяц был просто досадной неприятностью, которую можно забыть и жить дальше.
— Понятно, — сказала я.
— Марина, возвращайся домой. Пожалуйста. — В голосе появились нотки отчаяния. — Я скучаю. Дом без тебя… пустой.
Я посмотрела на освещённые окна многоэтажки напротив. За каждым окном жили люди со своими радостями и печалями, со своими выборами и ошибками. А у меня был свой выбор.
— Нет, Игорь.
— Но почему? Ведь всё наладилось! Лены нет, мамы нет…
— А любви нет, — перебила я. — Игорь, ты думаешь, дело только в Лене? В твоей маме?
— А в чём ещё?
Он действительно не понимал. Совсем не понимал.
— Дело в том, что ты месяц смотрел на другую женщину теми глазами, которыми должен смотреть на жену. Дело в том, что ты защищал её, а не меня. Дело в том, что я стала чужой в собственном доме задолго до её появления.
— Марина…
— Я больше не хочу быть незаметной. Не хочу оправдываться за свои чувства и извиняться за то, что существую.
— Ты не незаметная! Ты моя жена!
— Жена на бумаге. А в жизни — домработница.
Игорь молчал. Долго молчал.
— Что ты хочешь от меня? — спросил он наконец.
— Ничего. Я больше ничего от тебя не хочу.
— Марина, не делай этого. Мы можем всё исправить, я обещаю…
— Некоторые вещи исправить нельзя, — сказала я. — До свидания, Игорь.
Отключила телефон и пошла дальше. На душе было спокойно. Странно спокойно для женщины, которая только что окончательно разрушила семнадцатилетний брак.
Но разве можно разрушить то, что уже умерло?
В понедельник утром меня ждал сюрприз. На работе объявили о повышении — предложили должность старшего дизайнера с неплохой прибавкой к зарплате.
— Марина Викторовна, — сказал директор, — вы показали себя очень ответственным сотрудником. И потом, у вас свежий взгляд на вещи. Это именно то, что нам нужно.
Свежий взгляд. Как будто я заново родилась.
За обедом позвонила Таня.
— Как дела, подруга? Игорь больше не звонит?
— Звонил вчера. Последний раз.
— И что сказал?
— То же, что всегда. Что всё можно исправить.
— А ты?
— А я сказала правду. Что исправлять уже нечего.
Таня помолчала.
— Знаешь, Мариш, а ведь ты права. Помнишь, какой ты была до замужества? Яркой, весёлой, мечтательной. А потом будто потухла.
— Я думала, что это взросление. Ответственность.
— Это была смерть. Медленная, незаметная смерть. — Голос Тани стал серьёзным. — Хорошо, что ты вовремя воскресла.
Воскресла. Да, наверное, так и было.
Вечером я гуляла по центру города. Просто гуляла, без цели, наслаждаясь возможностью идти куда хочу и когда хочу. Остановилась у витрины книжного магазина, разглядывала новинки.
— Простите, — сказал кто-то за спиной. — Вы не подскажете, как пройти к театру?
Я обернулась. Мужчина лет сорока, приятное лицо, добрые глаза. Явно не местный — с картой в руках и растерянным видом.
— Конечно, — улыбнулась я. — Вам нужно пройти прямо до площади, а там уже видно будет.
— Спасибо большое. — Он улыбнулся в ответ. — А вы не подскажете, какой спектакль лучше посмотреть? Я в городе проездом, времени мало.
— «Три сестры» Чехова идёт очень хорошо, — сказала я. — Режиссёр интересный, актёры замечательные.
— А вы часто ходите в театр?
— Раньше ходила. Потом… забросила как-то.
— Понимаю. У меня так же было. Работа, дела… — Он помолчал. — А может быть, составите компанию? Одному в театре как-то неуютно.
Я хотела отказаться. Автоматически, по привычке. Но потом подумала: а почему бы и нет? Это же просто театр. Просто спектакль.
— Хорошо, — сказала я. — Почему бы не посмотреть «Трёх сестёр»?
Его звали Андрей. Он был инженером, приехал в наш город по работе. Разведён, детей нет. Увлекался театром и фотографией.
Спектакль оказался действительно хорошим. Мы сидели в партере, и я чувствовала себя как в юности — когда ходила в театр с подружками, когда жизнь казалась полной возможностей.
После спектакля мы пошли в кафе.
— Вы замужем? — спросил Андрей за чашкой кофе.
— В процессе развода, — ответила я честно.
— Понятно. — Он кивнул. — Трудное время.
— Знаете, как ни странно, не очень трудное. Скорее… освобождающее.
— Значит, решение правильное.
Мы говорили до закрытия кафе. О театре, о книгах, о путешествиях. О том, как важно не потерять себя в отношениях. О том, что жизнь даёт вторые шансы тем, кто готов их принять.
— Я завтра уезжаю, — сказал Андрей, когда мы стояли возле кафе. — Но могу я… могу я вам позвонить?
— Можете, — улыбнулась я.
Дома я долго сидела у окна, смотрела на липы во дворе и думала о том, какой странной штукой бывает жизнь. Ещё месяц назад я была несчастной женой, которая боялась лишний раз заговорить с мужем. А сегодня пила кофе с интересным мужчиной и чувствовала себя живой.
Телефон молчал. Игорь больше не звонил.
Через неделю пришло смс от свекрови: «Марина, Игорь совсем пропадает. Не ест, не спит. Вернись, ради бога. Я была не права насчёт Лены.»
Я долго смотрела на эсэмэску. Потом стёрла её и выключила телефон.
А ещё через неделю мне позвонил Андрей.
— Как дела? — спросил он. — Как настроение?
— Хорошо, — сказала я и поняла, что это правда. — Всё хорошо.
— У меня будет командировка в ваш город на следующей неделе. Может быть, встретимся?
— Конечно.
Мы встретились. Потом ещё раз. И ещё. Андрей оказался именно тем человеком, который умел слушать и слышать. Который интересовался моим мнением и уважал мой выбор. Который смотрел на меня как на женщину, а не как на часть интерьера.
— Знаете, — сказал он как-то, когда мы гуляли по набережной. — У вас очень красивые глаза. Живые, умные.
— Раньше мне никто этого не говорил, — призналась я.
— Тогда «раньше» люди были слепыми.
Я засмеялась. Легко, звонко. Как давно я не смеялась от души!
Игорь объявился в конце месяца. Подкараулил меня у дома, стоял возле подъезда с букетом роз.
— Марина, поговори со мной, — сказал он. — Хотя бы пять минут.
Я остановилась. Он выглядел плохо — похудел, осунулся, глаза покраснели.
— Говори.
— Я понял, что натворил. Понял, как поступил с тобой. — Голос дрожал. — Марина, прости меня. Пожалуйста.
— За что конкретно?
— За всё. За то, что не ценил тебя. За то, что позволил Лене… позволил маме… За то, что был слепым идиотом.
— Хорошо, — сказала я. — Прощаю.
Игорь обрадовался, сделал шаг вперёд.
— Значит, ты вернёшься?
— Нет.
— Но ты же простила!
— Простить и вернуться — разные вещи, Игорь.
— Я изменился! Я всё понял!
— Может быть. Но я тоже изменилась. — Я посмотрела на него спокойно. — Я больше не та женщина, которая будет терпеть неуважение ради сохранения брака.
— Марина, мы же семнадцать лет прожили вместе!
— Да. И последние годы я была в этой семье лишней.
Игорь опустил руки с букетом.
— Что мне делать? — спросил он тихо.
— Научиться жить одному. Подумать о том, чего ты действительно хочешь. И найти женщину, которая подходит тебе по-настоящему.
— Но я хочу тебя!
— Нет, — покачала головой я. — Ты хочешь то, что потерял. А это не одно и то же.
Он стоял с розами в руках и смотрел на меня так, будто видел впервые.
— Ты правда изменилась, — сказал он наконец.
— Правда.
— И мы… мы действительно не сможем…
— Не сможем.
Игорь кивнул, развернулся и пошёл прочь. Розы оставил на скамейке у подъезда.
Я поднялась к себе, заварила чай, села у окна. На душе было легко. Окончательно, бесповоротно легко.
Андрей переехал в наш город через полгода. Устроился на хорошую работу, снял квартиру неподалёку от моей. Мы не торопились — просто узнавали друг друга, наслаждались отношениями без драм и скандалов.
— Не боитесь снова выйти замуж? — спросила как-то Таня.
— Не знаю, — честно ответила я. — Но я больше не боюсь быть одна. А это, кажется, главное.
Развод оформили без проблем. Игорь не препятствовал, не требовал ничего. Квартира осталась за ним — она была куплена на его деньги. А мне и не нужна была эта квартира. Слишком много воспоминаний.
Через год после нашего расставания он женился на коллеге — тихой, домашней женщине, которая, по слухам, обожала готовить и никогда не возражала.
— Может, они и подходят друг другу, — сказала Таня, рассказывая новости.
— Наверное, — согласилась я. — Главное, чтобы он не превращал её в домработницу.
А я жила своей жизнью. Работала, путешествовала с Андреем, ходила в театры, встречалась с друзьями. Читала книги до поздней ночи, никого не спрашивая разрешения. Покупала себе красивую одежду, потому что хотелось, а не потому что надо было.
Иногда, проходя мимо нашего с Игорем дома, я видела в окнах жёлтый свет и думала: «А ведь могла бы до сих пор сидеть там, в той кухне, мыть ту посуду, слушать упрёки и жить чужой жизнью.»
И каждый раз благодарила судьбу за ту воскресную истерику. За те слова, которые я выкрикнула в сердцах: «Почему я должна терпеть твою мать и любовницу под одной крышей?»
Именно эти слова стали началом моей новой жизни. Жизни, где я сама выбираю, кого терпеть, а кого любить. Где под моей крышей живу я — и никто больше без моего желания.
И это, наверное, и есть настоящее счастье.
